Как лист осенний... (СИ)

— Я придумала, — но язык комком ваты прилип к нёбу, и я безвольно поплелась следом за Макинтошем к входной двери.

— Ладно, говори, что у тебя есть, — парень развернулся ко мне, теплой рукой провел по лицу, словно снимая незримую паутину, и я обрела свободу.

"Вот бы мне такие способности, я б таких дел натворила! Впрочем, пока есть возможность, надо сказать, что я надумала, а то кто его знает, вдруг этого Макинтоша опять переклинит и он отправит меня в этот мертвый город" — мелькнуло в моей бедной голове.

— Слушай, — затарахтела я, в спешке проглатывая окончания слов, — мы читали с тобой то, что появлялось в компьютере, да? Но ведь начало я написала сама, значит, что-то же и я могу? А если попробовать написать продолжение раньше, чем оно возникнет, а? Вдруг получится?

Мы наперегонки кинулись в кабинет. Ну, я-то понятно зачем, а Макинтош? Мог бы пропустить даму вперёд, толку от него! Я умостилась поудобнее перед компьютером с открытым файлом и, выведя абзац, в полной прострации уставилась на экран — ни одной стоящей мысли в голове не было.

Макинтош тем временем притащил стул из кухни и, усевшись рядом, уставился на меня гипнотизирующим взглядом. Через пару минут я не выдержала:

— Нет, так у меня ничего не получится. Ты что, так и будешь смотреть на меня глазами побитой собаки? Кофе варить умеешь? — он утвердительно кивнул. — Тогда лучше свари кофе, там всё в шкафчике, разберёшься, а я пока тут сама. Мне одной легче думается, куда Милку определить.

Я перечитала последнюю страницу и спешно начала отматывать текст назад. Пока мы с Макинтошем выясняли отношения, неутомимый писака наваял ещё несколько страниц, которые мы ещё не читали и, похоже, дела были совсем швах.

* * * * *

Солнце ощутимо припекало, а стена всё не кончалась — высокая, метра три высотой, из грубо отёсанного ракушечника с темными линиями осыпающихся швов. Впрочем, Милка уже поняла, что штурмовать вершины не её призвание — после того, как попыталась влезть наверх около подъёмного моста и сверзилась вниз, ободрав колени и локоть до крови. Опустить мост тоже не получилось, тут бы пяток дюжих молодцев, да и то навряд бы справились. А уж с её-то силенками…. Значит, придется сидеть в городе.

Она развернулась и поплелась прочь, ломая голову над тем, куда делось давешнее нарядное платье и почему на ней опять короткие штаны и легкая туника со странным рисунком — на багрово-синем фоне мерзко ухмыляющиеся скелетики. Нет бы задуматься о том, как быть дальше! Но эта проблема упрямо не хотела решаться и в голову лезли всякие посторонние мысли: — "Города-то я так толком не рассмотрела и неплохо бы дойти, наконец, до замка и увидеть настоящую готику, когда ещё доведется. А ещё лучше было бы встретить хоть кого-нибудь, а то от одиночества скоро глючить начнет, как сейчас".

Отдаленный лай, усиленный эхом узких улочек, звучал, казалось, совсем рядом. Откуда здесь собаки? Милка вообще никакой живности, кроме летучих мышей-перевёртышей не видела. Она развернулась и задумчиво посмотрела на стену: — "Может, все-таки попробовать влезть, в последний раз?".

Желто-пепельный камень пошел мелкими трещинами, песчаной лавиной осыпаясь к подножию стены, обнажая ледяную линзу, в глубине которой проступали размытые силуэты.

Милка и её отражение нелепо и жалко взмахнули руками, отступая назад, когда ледяное зеркало вскипело шумливым водопадом. В переливающейся взвеси капель навстречу ей вырвались всадники, один из которых держал на сворке с десяток косматых рыже-бурых собак. Он нагнулся, отпуская поводки, и стая беззвучно рванулась к Милке, на этот раз остолбеневшей от надвигающегося кошмара — собак она боялась с детства, даже обленившихся комнатных шавочек.

Жуткая оскаленная пасть мелькнула в паре сантиметров от лица, когтистая лапа скользнула по плечу, упругий толчок в грудь сбил девушку с ног. В таких случаях говорят — вся жизнь проносится перед глазами. Ничего подобного, какая жизнь! Милка рухнула на землю, не успев даже ойкнуть. Теперь она лежала, как овца на заклании, безмолвно ожидая, когда её начнут рвать на куски, и глотала слезы, не успевающие вытекать наружу.

Мокрая тряпочка легко прошлась по лицу, останавливая поток отчаянных слез. Девушка открыла глаза, изумленно глядя на дружелюбные собачьи морды, склонившиеся над ней. Черные лаковые носы забавно шевелились, отчего короткие шерстинки вокруг них становились дыбом и походили на ожившую сапожную щетку. Милка неожиданно для себя заулыбалась и, унимая дрожь, сотрясавшую все тело, уселась, подтянула колени к груди, охватив их руками: — "Славные песики… Только надолго ли их дружелюбность? Может, они ещё не голодные? Тогда непонятно чего ждут".

Собаки уселись вокруг девушки кружком и, свесив длинные языки набок, немигающими шоколадными глазами уставились на неё. Милка облегченно вздохнула и, кажется, только сейчас услышала глухой перестук копыт, поскрипывание сбруи, нетерпеливый всхрап застоявшихся лошадей. Обнаженные по пояс юноши равнодушно смотрели на разыгравшуюся перед ними сцену, потом один из них коротко свистнул, и собаки бросились к нему, радостно завиляв хвостами. Милка снизу вверх разглядывала всадников.

"Конечно, я хотела кого-нибудь встретить, но эти? — Бронзовые мускулистые тела, крест накрест перехваченные узкими кожаными ремнями с блестящими бляхами на плечах и груди, короткие фигурные жезлы в боковых петлях, невозмутимые чеканные лица, длинные волосы, переплетенные змеящимися косичками, обручи на голове с крупными лучистыми камнями разного цвета. — Мне б кого-либо попроще. И без собак! Но не все зависит от нас, увы…"

Больше всего хотелось развернуться спиной к этим живым статуям и мчаться без оглядки, но девушка понимала, что шансов у неё нет. Да и куда бежать! Она поднялась, не поворачиваясь к всадникам спиной, осторожно сделала шаг назад, ещё один. Конные по-прежнему не двигались, правда, собаки метнулись к Милке и весело заскакали вокруг, пытаясь лизнуть лицо. Она досадливо отпихнула приставак, не до них. И не увидела, как сверкающий ореол окутал шестерку всадников, а в руках у них появились изогнутые луки, только метнулась в сторону, когда звонко щелкнула тетива, посылая первую стрелу в полет.

Боль огненным кольцом охватила шею, горячим потоком пролилась ниже. Милка схватилась за горло и ощутила под руками раскаленные камешки ожерелья.

Туча стрел, на мгновение повисшая в воздухе, обогнула девушку по странной траектории и невысоким частоколом вонзилась в землю. Милка попробовала перепрыгнуть заграждение, но чувствительный электрический разряд отбросил ее на середину круга. Скрещенье разноцветных лучей от звездных камней сошлось на ней, сковав тело льдом, оставив только слабый отголосок тепла там, где раньше билось сердце. Сильная рука ухватила её за шиворот и, жестко, так что зубы клацнули, дернула вверх, бросив затем поперек седла. Нос и глаза запорошила пыль, от смешанных запахов конского пота и благовоний затошнило, а когда лошадь сорвалась в галоп, стало совсем худо — хорошо, что недолго. Так же бесцеремонно одуревшую от столь резкой перемены Милку швырнули на ступени. Надеялись, что она сама удержится на ногах или верховому было всё равно? Скорей всего второе, потому что, легко спрыгнув на землю, всадник перекинул тело через плечо, как мешок, и побежал вверх, прыгая через ступеньку, как будто и не нес на себе лишние шестьдесят килограммов.

Пока он несся через анфиладу полутемных залов, девушка успела окончательно прийти в себя, только предательские колючие мурашки шебаршились на периферии нервной системы. Спутанные пряди мочалкой мотались перед глазами, закрывая обзор, но когда Милка попыталась извернуться, убирая волосы с глаз, то получила такой шлепок по многострадальному мягкому месту, что повторять попытку не стала. А смысл? Все равно это ничего не изменит.

Пробег завершился в громадном зале с рядом колонн у входа и массивным пустым постаментом в центре, к подножию которого грубо швырнул свою ношу. Девушка, охая, встала на ноги, а бронзовотелый юноша, наоборот, рухнул лицом в пол и принялся истово что-то шептать, временами возвышая голос до истерического вопля. Милка попыталась сделать шаг в сторону, но юноша, не прерывая своего занятия, словно клещами вцепился в её щиколотку.