Прокурор дьявола. Жатва

Сеть группировок, условно именующихся Сообществом, была известна издавна. Самое интересное, что сеть эта была чрезвычайно мощной и живучей. Иногда (хотя в очень редких случаях) она почти что не таясь выплывала на поверхность. Такое, к примеру, случилось в Германии в 30-е годы. Порой Сообщество затаивалось. Иной раз выпускало метастазы — в виде совершенно легальных «ведьм», «потомственных колдунов в 333-м поколении», разных странных типов вроде небезызвестного «оживителя мертвых» с характерной фамилией Могильный.

Вся эта дрянь имела вполне реальную цель существования. К примеру, «потомственные колдуны» должны были внушить легковерным, что власть над ними, над простыми людьми, заполучить очень легко и просто. А недоверчивым, тем, кто привык доверять, но проверять, всяческие легальные ведьмы доказывали только одно — никакой магии на самом деле нет, есть мошенничество в особо крупных размерах.

А на самом деле целью Сообщества была именно власть над людьми. Прекратить развитие техники, сделать Землю полуфеодальным мирком — и спокойно править покорными, периодически «выпалывая» непокорных. Простейшая цель, надо сказать.

Во имя этого тратились миллиарды и миллиарды. Поддерживались крикливые экологи, готовые орать про озоновые дыры, про гибельность развития. Поддерживались продажные политики, оравшие до хрипоты, что в интересах налогоплательщиков — срезать средства на космические полеты, например. Поддерживались не менее продажные ученые (конечно, не из тех, что развивают науку). Эти заявляли об опасности того или иного продукта, устраивали массовые истерики по поводу кофе и холестерина. Потом доказывалось, что все не так — и доверие к науке постепенно подрывалось на корню.

Даже в мире музыки и молодежной моды чувствовались взмахи все той же дирижерской палочки. Здесь важно было прививать глупость сызмальства, заставлять людей жить самыми простыми инстинктами.

Словом, кое-чего Сообщество достигло. Вот только до захвата власти было очень и очень далеко.

Потому что этот захват лежал через большую войну со «Стражей» (впрочем, во многих странах эти организации звались по-разному — в Дакии утвердилось название «Господарский эскадрон», в Англии — «Стража Мерлина», в Штатах — «Мэйфлауэр»).

И «стражники», возможно, будут перебиты все до единого. Но перед смертью они очень хорошо позаботятся о Сообществе — так хорошо, что власть над человечеством, возможно, брать будет попросту некому.

Пока большой войны не было, но «бои местного значения» шли постоянно. И в них гибли и стражники, и маги из Сообщества.

Словом, Марину сразу предупредили, чем ей грозит вступление в «Стражу», и с кем она столкнется.

Гораздо интереснее было то, что она узнала о «цвете» магии и о «силах добра и зла»…

…Дождь все усиливался, и Марина подумала, не следует ли ей все-таки ехать на метро. Хотя, пожалуй, делать этого все-таки не следовало. Нет, конечно, она не сможет теперь провалиться на кромкунепроизвольно. А вот осознанно… Даже ей, после почти года подготовки, оказаться в метро на кромке— верная гибель. Далеко не все «стражники» могли бы там выжить, да еще и путешествовать. Так что лучше дойти до остановки трамвая на Сенной.

Она перешла мост через Фонтанку и неторопливо двинулась по Гороховой. Неторопливо — потому что вымокла в любом случае, и тут беги — не беги, — все равно уже не высохнешь.

К тому же, дождик был теплым, почти что летним…

Шестьдесят пять лет тому назад,

«где-то во Франции».

«Где-то во Франции» — это адрес такой. Сильно приветствуется военной цензурой. «Где-то» — а большего знать не велено. Меньше знаешь — крепче спишь. Конечно, все всё знают — стоит только посмотреть на карту, где проходит знаменитая и непобедимая «линия Мажино». Вот примерно эти районы — и есть то самое «где-то во Франции». А где точно — да какая разница?!

Так вот — «где-то во Франции» примерно часа через два должно было настать время обеда. И во дворе школы во временно эвакуированном городке (теперь в школе квартировали британские солдаты) вовсю работала полевая кухня. Том МакКорман, повар, готовил еду (понятное дело, овсянку) и беспрестанно ворчал. Кажется, он ворчал всю жизнь — еще с первой Великой войны, случившейся четверть века назад. Ту войну окрестили «последней» — и, судя по всему, очень ошиблись.

— И куда в тебя столько лезет! — возмущался повар. — Худая, как незнамо кто, уже неделю жрешь в три горла. Тебя бы к Гитлеру с его Герингом — враз бы разорила! Ну, на, на, только больше не проси, бесстыжая тварь!

Его замечания относились к кошке, вертевшейся около кухни. Кошка — почти что котенок — и в самом деле была худой — кожа да кости. К тому же — со свалявшейся шерстью. Вид у нее был так себе. И если бы не этот парень, Джордж, который клятвенно заявлял — мол, этот зверь спас ему жизнь, и вообще неплохо бы сделать его талисманом их отделения — то, пожалуй, кошку можно было бы и прогнать.

Хотя… Жалко же зверушку. Хозяева, эти «лягушатники», ее бросили, эвакуировавшись сами. Наверняка прихватили всё добро — а кошку выкинули. Здесь не одна она такая, бедолага. Что ж делать, приходится подкармливать. Заодно — показать пример этим французам. Британец — он на то и британец, чтобы хорошо относиться к любой скотине. Вон, даже к пленным нацистам — и к тем прилично относятся. Что уж о тварях безгрешных говорить!

К тому же, у Тома МакКормана вскоре появились оч-чень серьезные основания подкармливать именно эту кошку. Буквально через день после появления она обнаружилась около склада с громадной задавленной крысой в зубах — едва ли не с нее ростом. Кошка победно швырнула свой трофей на крыльцо — и гордо удалилась.

Потом последовали и другие подобные же боевые сцены.

Киска явно включилась в военные усилия, притом — на стороне Британских Экспедиционных Сил, — и это вызывало уважение. Поэтому старина Том ворчал на нее просто так — из своей шотландской вредности.

Пожалуй, она и в самом деле стала счастливым талисманом не только для Хэнкса. Кстати, о Джордже — ведь в ту ночь именно благодаря ему немецкий патруль так и не добрался до своей «линии Зигфрида». Хэнкс доложил про снайпера, были вызваны подкрепления — именно в тот район. И с вражеским патрулем покончили.

Хотя кое-что в этой кошке вызывало подозрения. К примеру, отношение к ней других животных, обосновавшихся здесь же. Разумеется, собаки не упускали возможности загнать какую-нибудь кошку на дерево — просто так, для порядку и ради развлечения. Конечно, кошки в долгу не оставались, и носы у собак были вечно расцарапанными. Но животные здесь жили вполне дружно.

А вот маленького облезлого котенка сторонились все. И не просто сторонились, а, скорее, с испугом, как будто он, стоило ему захотеть, мог загрызть даже очень крупную и сильную собаку.

Но это никого не смущало. Ни Джорджа Хэнкса — признанного хозяина кошки, ни повара, ни солдат.

Никого не смутил и странный медальон на кошачьей шее.

Металл отливал зеленоватым цветом, и на нем была какая-то надпись. Сперва Джордж решил, что это — по-французски, и что там написано имя кошки.

И ничего подобного!

Среди солдат было несколько знающих французский. И никто не прочел ничего.

На немецкий это тоже совершенно не походило.

Наконец, решились показать медальон лейтенанту. Тот пожал плечами, сообщил, что это даже не латынь, а какая-то совершеннейшая тарабарщина.

Странно было и то, что снять медальон с кошачьей шеи оказалось делом совершенно напрасным. Сниматься он не хотел, кошка рвалась и царапалась — и так его и оставили.

Если бы этот кусок металла с непонятной надписью попал хотя бы к кому-то из небольшой британской организации, совершенно себя не афиширующей, там со здешним лейтенантом никто бы не согласился. Вряд ли после этого мировая история пошла бы по иному пути — но личная история Джорджа Хэнкса очень бы поменялась. Но вся беда была в том, что эта маленькая и незаметная организация почти в полном составе уже год работала «где-то в Германии» — по крайней мере, ее оперативный отдел. Нужно было лечь костьми, но нанести удар по мистической составляющей нацизма. И этим приходилось заниматься на месте.