Прокурор дьявола. Жатва

— Кстати, у меня есть одно сообщение… Для Князева Сергея Петровича. Я надеюсь, Сергей Петрович, вы нас слышите? Так вот — Сергей Петрович, сегодня ночью вас должны убить. Да-да, вы правильно поняли. Вы имеете право хранить молчание, вы имеете право бежать куда глаза глядят, вы имеете право сопротивляться или не предпринимать ничего. Вы дали право убить вас. Это право будет использовано. А теперь — прогноз погоды на завтра, двадцать третье апреля… Спонсор программы…

На последних словах этого сумасшедшего обращения в голосе ведущего послышался очень нехарактерный для него металл.

А потом голос стал совершенно обыкновенным. Будничным.

Во время этого странного выступления Сергей Петрович будто бы обмер. Он как раз собирался поднести рюмку ко рту — да так и не решился. Он решительно не представлял, как это понимать.

Хулиганство? Террористы?! Или — все-таки…

Из глубины проспиртованного мозга вылезал зловещий призрак. Белая горячка?! Нет, не может такого быть!

Он щелкнул переключателем (не любил Сергеи Петрович всяких там новомодных пультов).

Переключил на Москву. Выступал какой-то юморист. Можно было его и не слушать.

Да Сергей Петрович и не слушал. Он опорожнил рюмку не закусывая. Потом — еще. Кажется, отлегло. И какого хрена он о себе такоеподумал?! Мало ли чего примерещилось — с перенедопоя. А вот сейчас будет самый допой. И ведь по-культурному он пьет, из рюмки, как белый человек! Да какой алкаш пьет из рюмки. А раз он не алкаш — значит, нет у него никакой «белочки». Просто не может быть.

Логика у Сергея Петровича была железной.

Мало ли, отчего примерещилось. Годы уже не те, не мальчишка.

И все шло хорошо, пока программу время не сменил комментатор.

Комментатора этого Сергей Петрович очень даже уважал, и с многими его мыслями был согласен. Редко в телевизоре бывает такой вот настоящий мужик.

И уж предательства от этого «настоящего мужика» Сергей Петрович никак не мог ожидать.

Комментатор, как всегда, уселся в свою излюбленную позу, оседлав стул — и совершенно неожиданно произнес своим отрывисто-хрипловатым, якобы доверительным (а на самом деле — просто хорошо поставленным) голосом:

— Однако… Князев Сергей Петрович меня слышит? Вот и хорошо. До начала программы должен еще раз передать вам, Сергей Петрович — сегодня ночью вас должны убить. Приговор отмене и обжалованию не подлежит. Вы сами приговорили себя, Сергей Петрович. Можете сами исполнить приговор — так будет лучше для вас. Всего хорошего…

Вот тут Сергей Петрович понял одно — это хулиганство. Чистейшей воды хулиганство. И отчего-то ему захотелось позвонить в милицию. В конце концов, он — военный пенсионер и имеет право!..

А вот сейчас, вот прямо сейчас…

Он вскочил — как был, в майке и трусах. Подбежал к телефону, даже не подумав, будут ли в отделении слушать его пьяный голос. Сейчас он был почти что правозащитником — по крайней мере, в том, что касается его прав.

— Слушаю, — раздался в трубке несколько сонный и спокойный голос.

— Ало, милиция? — уточнил, слегка задыхаясь от праведного гнева, Сергей Петрович. — Тут это… Недоразумение вышло…

Он вдруг задумался — а что именно ему говорить? Диктор… по телевизору… угрожает ему, Сергею Петровичу…

Как бы он ни был пьян, он отлично понял, что ему на это скажут, и в каком направлении пошлют.

Но тот, кто был на другом конце провода, сам пришел ему на помощь.

— Князев? Сергей Петрович? — осведомился все тот же ленивый заспанный голос. — Никакого недоразумения нет. Сегодня ночью вас должны убить. Никто вам не угрожает, вас просто предупредили. По-доброму предупредили, по-человечески. И помешать этому — не в нашей компетенции.

— Как? — почти выкрикнул Сергей Петрович. — Это… сговор?!

Он, кажется, даже слегка протрезвел.

— Никакой не сговор, как вы не можете понять, гражданин Князев. Мы не можем вмешиваться в юрисдикцию высшего суда. Конечно, вы можете попытаться дать взятку. Вы ведь сами когда-то брали — и много брали, Сергей Петрович. Но эти судебные органы взяток не признают. Прощайте, всего вам хорошего.

В трубке послышались гудки.

Некоторое время Сергей Петрович бессильно сидел перед телефоном. Возможно, так прошел час. Из комнаты в коридор доносились звуки, издаваемые телевизором — но ему теперь было совершенно все равно. Ему вообще все вдруг стало все равно.

Сергей Петрович поднялся — разом обрюзгший, довольно неприятного вида старый человек с красным лицом и маленькими бегающими свиными глазками. Впрочем, наблюдать за ним здесь было совершенно некому.

Он, слегка пошатываясь, медленно направился в ванную. Слишком медленно.

Нужно было освежиться, попробовать согнать с себя хмель — а уж потом думать, что все это значит.

В ванную. За эту мысль он и ухватился.

Он скинул с себя порядком засаленную одежду, пошатываясь, шагнул в ванную, включил душ. Вода была холодной, почти что ледяной — но нисколько не освежала. Ему вдруг стало еще хуже.

И тут же его отвлек какой-то посторонний звук, раздавшийся в квартире. Сергей Петрович сперва даже не понял, что это может означать, он повернул голову, запнулся ногой о край ванны…

А потом была темнота. И боль, адская боль в ноге.

Кажется, он еще и головой приложился. Сергей Петрович некоторое время лежал неподвижно, не в силах сделать хоть какое-то движение. Потом открыл глаза. В них ударил свет электрической лампочки под потолком. Где-то у ног журчала вода. Должно быть, душ.

Он попытался сесть. И тут же взвыл от боли, пронзившей, как казалось, не только бедро, но и весь левый бок.

Сергей Петрович обессилено откинулся на спину.

Что же делать, что же ему теперь делать? Надо — врача. В больницу. Срочно.

И в этот момент он с ужасом понял, что не один в этой квартире. Здесь был кто-то еще. Кто-то посторонний. Он явственно услышал звук шагов в коридоре, потом тихонько приоткрылась дверь в ванную.

Кто-то стоял на пороге.

Он хотел позвать на помощь — ну, пускай это вор забрался в квартиру, но он же тоже человек. Неужели возьмет — и бросит?!

Но крик о помощи отчего-то замер у него в глотке, так и не родившись.

«Сегодня… ночью… вас должны… убить…»

Он снова сделал отчаянно усилие, попытавшись развернуться, чтобы увидеть этого человека. И снова бессильно взвыл.

Вошедший голоса не подавал. Стоял и молча смотрел на человека, извивающегося в ванной. Потом произнес только одно слово:

— Свинья.

Прозвучало это презрительно и как-то очень буднично. Голос принадлежал мужчине — это единственно, что смог понять Сергей Петрович.

Потом человек сделал несколько шагов — так, чтобы оказаться в поле зрения Сергея Петровича.

Его лицо было совершенно незнакомым. Хотя… Быть не может, чтобы он был из тех! Этого просто не может быть!

— Ну, тебя ж предупреждали по-хорошему, — слегка растягивая слова произнес человек.

И это пробудило в Сергее Петровиче тот самый пыл, который заставил его звонить в милицию и требовать прекратить хулиганство.

— А что это вы мне тыкаете?! — из последних сил рявкнул он.

— А почему бы и не тыкать? — спокойно сказал незнакомец. — Думаешь, тыкать могут только такие свиньи вроде тебя? И не на кого-нибудь, а на пацанов, у которых нет богатых родителей, чтобы тебе платить?

Он был — из тех!

Сергей Петрович осторожно выдохнул.

— Водярой от тебя шмонит, — с неодобрением поморщился незнакомец. — Думаешь, зачем тебя предупреждали, козел? Да затем, чтобы ты пошел — и повесился. Или — чтоб из окна прыгнул. И мне легче, и тебе не так обидно. А ты — не внял.

— Я… да я могу…

— Знаю, знаю, что ты можешь. Денег мне предложить можешь. Верно, бывший майор? Откуда у простого советского майора, начальника отделения военкомата, такие денежки, что он водяру до сих пор глушит тоннами? И не беднеет. Может, объяснить тебе? Думаешь, я возьму что-то из твоих свинских денег? Знаешь, как оно в Писании сказано? «А на добро их не простерли руки своей».