Долг (СИ)

Договорить я не сумела, поскольку приток воздуха резко прекратился, но мне повезло, что я успела вдохнуть, иначе уже сейчас меня бы сотрясал судорожный кашель.

 — Кажется, я догадался почему твой папа продал тебя, — обманчиво спокойным голос заговорил Лорин, сдавливая мою шею, — Ты любого до исступления доведёшь, но, послушай, моя дорогая, ты этого не добьёшься. Я вижу и я знаю, что творится в твоей симпатичной головке. Хочешь умереть. О, а как ты любишь до-олго разглядывать ножи, постоянно коришь себя за что-то и сейчас… ты понимаешь, что от меня тебе никуда не деться, и ты хочешь, чтобы я решил этот вопрос раз и навсегда, да? Ваша же религия не признаёт самоубийство, а? И это хороший план, ведь я нет-нет, да буду сожалеть о твоей скорейшей кончине, ведь ты мне досталась не за просто так.

Не выдержав, выдохнула, вцепилась в руку мерзавца своими тонкими пальцами, в надежде ослабить его хватку хоть немного, дабы сделать маленький глоток воздуха.

 — Я… тебя… убью…, — прохрипела я.

Слёзы от жуткого напряжения просто брызнули из глаз фонтаном. Они текли по мои рукам и по рукам Лорина. Голова разрывалась от отвратительно чувства. Я не могла вздохнуть. В глазах начинало темнеть.

Ликан засмеялся.

 — Богдана, я не знаю, как ты это делаешь, но я не могу свернуть тебе шею, — словно ведя задушевную дневную беседу, произнёс он, — Я просто должен увидеть это знаменательное событие. Убийца — кухарка, что-то новенькое… А если серьёзно, то у тебя кишка тонка, ты трусиха, ты не решишься…

Я его уже почти не слышала. Скоро сознание сдастся… наконец-то.

 — У неё уже губы посинели, Лорин, — словно сквозь воду донеслось до меня, и этот ужасный звук отодвигаемого стула больно резанул мне словно по нервам.

Рука исчезла через несколько мгновений, и я, как подкошенная, рухнула на пол. Колени больно ударились о деревянные доски, но меня это сейчас не волновало. Резко втянула носом воздух. Горло сковал какой-то спазм, и я закашлялась. Мне хотелось дышать, ещё и ещё, снова и снова…

 — Завтра приготовь мне какую-нибудь птицу, — услышала я голос своего мучителя, — И твои эти странные рисунки на белье… наберись воображения и прекрати делать эти однообразные узоры. И… когда уберёшь мою комнату, не забудь забрать в стирку вещи.

Сапоги исчезли с поля моего зрения. В груди ничего не было. Осталась лишь тупая боль в голове и горле. «Напросилась» — подумала я неосознанно. Хотела жестокости? Получите — распишитесь. И всё равно всё не так! Я не ощущаю ярости, лишь презрение к самой себе. То, что я ему сказала… это низко. Я его… наверное, обидела. Такое говорить нельзя, тем более в присутствии его друга. Но… я была уверена, что он меня ударит за это, а не припугнёт. Какой же он странный. Злость просыпается, и теперь она направлена на меня.

«Неужели всё закончилось?» — думала я, лёжа на кровати. Солнышко только-только начинало светить в моё окно, приветствуя меня, а я уже давно не спала. В который раз опережала его и наслаждалась победой несколько минут. Потянулась и перекатилась на живот, подминая под себя подушку. Прохладные простыни приняли меня, словно дальнюю родственницу.

Раздался какой-то шум снизу, а затем приближающиеся шаги. Открылась и закрылась дверь. Пришёл Лорин. Наверное, работал всю ночь. А может и нет. Кто его теперь знает. Мы ведь обиделись.

С того знаменательного дня откровений прошло две и, без преувеличения скажу, замечательные недели! В этот раз ликан наконец-то внял моим словам и отцепился от меня. Нет, я знаю, что он мог просто залечь на дно и попытаться усыпить мою бдительность, но на этот раз я была уверена. Он меня возненавидел. Тут я перегнула немного, Лорину я скорее всего противна. Он меня избегает, всячески показывает, как ему на меня наплевать и какой он весь из себя занятой. Ходит важной походкой, со мной не говорит совсем. Приводит своих друзей, они обсуждают какие-то планы, но я тут в роли живого призрака. И меня это устраивает! Я впервые за эти недели просыпаюсь с улыбкой, а не с опухшими от слёз веками. И это несомненный плюс!

Одевшись в своё повседневное платье, спустилась вниз. Пока умывалась, всё обдумывала сегодняшний день. Рынок, потом готовка, уборка и стирка, а затем всё время моё. Я не верила своему счастью долго, но я нашла на местном базаре шерстяные нитки! Это была отрада для моей измученной души. Спицы тоже быстро отыскались и вот уже четыре дня я почти без перерывов вяжу. Первая пара носок вышла так себе и пришлось распустить свой шедевр, но вот с рукавицами вышло хорошо. Теперь вяжу плед. Большой пребольшой, которым я хотела украсить свою комнату. Зимой будет тепло, да и весёлая фиолетово-жёлтая расцветка прибавит ещё немного света в мою порой мрачную жизнь. В общем я была рада. Позавчера даже плакала от счастья. Дура — это понятно, но слёзы радости и неверия покатились из глаз ночью. Стояла тишина, и лишь стрекотание сверчков разрезало ночное безмолвие, словно горячий нож ледяное масло. Тогда-то я и поняла, что тут хорошо. Горожане странные и диковатые, но если никак их не касаться, то весь негатив останется с ними, а я буду чиста. Мне важно знать, что я не пала ещё дальше. Не для кого казаться добренькой, никто не осудит меня за жестокость или корысть, но мне просто важно знать, что я не потеряла себя.

Заплетя высокий хвост, схватила свою корзинку и вышла на улицу. На самом деле я пересмотрела все свои взгляды и устои. Что-то поменялось, а что-то сохранилось неизменным. Не поверите, но я слегка, самую малость начала уважать Лорина. Это было абсурдно, но отрицать это было бы сравнимо с одержимостью и глупостью. Я даже не знала сколько этому негодяю лет. Двадцать? Тридцать? А может и все сорок. Но он не был тем глупцом и идиотом, которым я считала его раньше. Отнюдь, этот ликан показался мне даже где-то мудрым и рассудительным мужчиной. Редко такое бывает, что я восхищаюсь мужским полом. Ну, да при дворе было много бравых дружинников и просто хороших ребят, служащих городу, но мне всё это казалось заурядностью. Может, приелось, и я в этом смысле зажралась, но меня было крайне сложно удивить. Убил медведя? Молодец, силы хоть отбавляй, а ума с горошину. Мы голодаем? Нам жизненно необходимо чучело животного? Нет, это пустая смерть. Хорошо, если этот медведь был одиночкой, шатуном, а если нет? Возможно, это была медведица, которая отправилась на поиски пропитания для своих малышей, а эти «добры молодцы» закололи не только её, они ещё и тех медвежат обрекли на голодную смерть. Здорово, правда? И что хорошего в этом поступке? Мужчины со мной не согласятся, скажут, что бабам этого не понять, но я понимаю, даже больше, чем нужно. И отец, так любящий охоту, всегда вызывал во мне лишь чувство обречённости. Что я могла? Указывать ему? Я? Озорная девчонка, которая выглядит, как взбалмошный котёнок, будет учить отца жить. Даже представляю куда бы он меня послал, а потом бы ещё и наказал за дерзость.

Вспомнила отца я к слову, просто ликаны… они не люди и это самое общее их описание. Не люди — не в смысле безбожные убийцы, они просто другие, не похожие на нас. И где-то они намного лучше нас. Религия тут не правит и от этого удавка общества тут ослабевает, нежели в нашем людском мире. Тебя тут не убьют лишь из-за того, что ты веришь в других Богов. Это плюс, но убить невинного за грехи другого так… по-человечьи, что мне вдруг стало стыдно за себя и своих братьев и сестёр. Богатые люди всегда подставляли невиновных, приплачивая судьям. Это обыденно дело, и я к этому так привыкла, что, увидев такое же действо, оказалась просто не готова. Мы не лучше ликанов. Возможно, где-то даже хуже. Но в любом случае больше я не буду думать о ликанах, как о каких-то низших существах. Уже нет.

А белобрысый трудяга перестал вызывать желание придушить его во сне подушкой. Не сразу, со временем. В основном я оттаяла потому, что этот лось здоровый перестал ко мне захаживать и приставать. Мы оба понимали, что возжелай он со мной по-настоящему переспать — это бы случилось. Нет, я верила в себя, но также я знала Лорина и на что он способен. У меня нет привычки возвышать себя над остальными, поэтому я ясно понимаю, что отгрести хороших люлей можно всегда. В любое время дня и ночи и не по одному разу. Но странный тип этим не пользовался. Нет, он тоже не ударился в добродетель и не воспылал ко мне платонической любовью. Этот «скромняга» просто не видит меня. Он мною пренебрегает, чего уж таить! Вызвал у себя ко мне отвращение, а может перестал его скрывать, кто знает? Но суть остаётся — ему надоело и он оставил меня в покое, а это несомненно великолепно. Думаю, через годик таких мирных отношений мы сможем поговорить нормально. А пока я буду наслаждаться тишиной и чудной погодой.