Мой путь озарён рассветом (СИ)

— Вот и следи. В темноте уши слышат лучше, чем глаза видят. И не бойся. Ничто не оглушает сильнее, чем страх.

Я растерянно кивнула Сальво.

— Сейчас иду.

А подходя к Морено, я вдруг вспомнила наших деревенских дежурных, вечно дремавших на посту.

Нам с Крисом было проще поздно лечь, чем рано встать, Питеру — наоборот. Рия могла засыпать и просыпаться в любое время суток, в любую погоду и при любом шуме вокруг. Я ей завидовала.

К счастью для всех, Морено учитывал эти маленькие личные особенности каждого, в том числе когда составлял график дежурств. В этот день первой была я, за мной — Крис, потом — Аделинда, а дальнейшую цепочку я не запомнила.

Радуясь тому, что мне не придётся прерывать сон на дежурство, я сидела на крыше каюты, а у самого моего лица качались голые ветки облысевшего перед зимою дерева. Во время стоянок, которые отнюдь не всегда были ночью, Монику каждый раз останавливали и прятали в заросли, а дежурному оставалось только поглядывать в сторону противоположного берега, изредка оборачиваясь в лес за спиной. На сей раз мы забрались в такую глушь, что даже мыши было бы сложновато подобраться к кораблю.

Небо было тёмным и беззвёздным, его опять закрывали тучи. «Завтра дождь пойдёт», — подумала я, ёжась. Хорошо любить осень из деревни, где есть тёплый дом, уютные праздники, друзья и булочная. Уж точно лучше, чем с холодной и влажной крыши речного кораблика контрабандистов.

«Клан наверняка уже добрался до места. Если к зиме новый город отстроить не успеют, как же мы будем в холодах?» — гадала я. В Валмиране не могло быть теплее, чем здесь, а здесь было сыро, холодно и скучно.

За всё время нашего недолгого путешествия на Монике ни одно дежурство не оправдалось, но Сальво по секрету сказал мне, что их и ранее замечали крайне редко. Впрочем, несмотря на это Морено не ослаблял бдительности.

Ёрзая на крыше, я старалась убедить себя, что во время моего дежурства ничего не произойдёт и я могу позволить себе отвлечься. Я закрыла глаза и принялась слушать. Перестать думать о том, что именно сейчас, в этот самый момент может случиться беда, не получалось, и я напряжённо и настороженно ловила каждый шорох. Не хрустнет ли ветка в лесу? Не плеснёт ли вода о борт чужой лодки? Сперва каждый звук пугал меня, но потом я начала привыкать. Журчание реки, шелест листьев, редкие глухие вскрики ночной птицы в лесу — всё стало ясным и чётким по отдельности, но при этом сплелось в одно целое. И чем дольше я слушала, тем больше прояснялась в голове картинка. Сидя с закрытыми глазами, я не видела ничего, и всё-таки и я не сомневалась, что даже со спины ко мне никто не подойдёт незамеченным.

Погрузившись в мир звуков, я едва не пропустила тот момент, когда пришла пора будить Криса. Возвращаясь в каюту, я заметила, что чувствую себя удивительно отдохнувшей, и это стало для меня приятным сюрпризом. Впрочем, как только моя голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.

Утром я поделилась с Лаурой своими успехами и получила заслуженную похвалу. Стараясь не слишком откровенно сиять довольной улыбкой, я спросила старушку:

— А что теперь?

— Теперь? — она оглядела меня подозрительно хитрым взглядом. — Теперь пошли завтрак готовить.

Я вздохнула. Обучение обучением, а от повседневных обязанностей сбежать не получалось. Однако теперь я ждала своего дежурства почти с нетерпением. Уже не терзаясь тревогой, я закрывала глаза, погружаясь в водоворот звуков. И неделю спустя, сидя на крыше в ночной темноте, я «видела» абсолютно всё вокруг себя. Ветви деревьев у меня за спиной, кусты по ту сторону реки, спящих в каюте людей, пролетевшую над моей головой сову и даже рыбу, плывущую под водой. И чем меньше я отвлекалась на радость, тем глубже я погружалась, пока однажды вдруг не услышала это. Лаура назвала это песней, но я не улавливала мелодии. Это был скорее шёпот тысячи едва заметных голосов, слившихся воедино. Голос самого мира.

Услышав рассказ об этом, Лаура важно кивнула.

— Слышащие разбирают в этой песне отдельные голоса, которые рассказывают им о том, что было, о том, что будет, и о том, что у людей внутри. Остальные раски не могут услышать ничего, кроме неразборчивого шёпота, но и это уже немало, правда?

Я охотно согласилась, за что была награждена ведром и тряпкой и отправлена мыть каюту. Скрипя зубами, я отрабатывала своё право на одежду, крышу и еду, терпя весёлые взгляды отдыхающих южан.

— Не грусти, сестрёнка, — посоветовал мне Морено.

В качестве сестрёнки была принята я одна. К Крису Морено относился как к равному и называл его исключительно по имени, с Питером он старался не разговаривать, а на Рию он бросал такие взгляды, что я и не сомневалась: кровного родства им не надо.

Пошли дожди, унылые и вялые, те самые, от которых безумно хочется спать и не хочется работать. Они не прекращались ни днём, ни ночью. Особенно мерзко было во время дежурств. Капли дождя лениво стучали по парусине, под которой я пряталась, нагоняя сон и мешая слушать.

Днём Лаура старательно грузила меня работой. Разведчики, возвращаясь на корабль, приносили грязь на обуви, и именно мне приходилось её отмывать.

Морено велел Питеру наложить водоотталкивающие чары на Монику и, несмотря на бурные возражения всех нас, стоял на своём. Маг возмущался, повторяя, что накладывать такие заклинания он никогда не умел и может случайно что-нибудь поджечь, но, посидев два дня без еды, неожиданно смог. Ему подчинилась только маленькая часть парусины, укрывавшая крышу каюты, но и это было уже что-то. И когда на следующий день наложенные чары никуда не исчезли, Питер кинулся ко мне, весь сияя от счастья.

Я от души поздравила мага, а тот всё ликовал:

— Это самая настоящая энергетическая магия! Я никогда не думал, что однажды у меня получится! А ведь я только немного изменил формулу… Ладно, как только мы доберёмся до Валмираны, я найду способ продолжить своё обучение.

— Меньше болтай, больше работай, — флегматично проговорил проходивший мимо Ландольфо.

И Питер взялся за дело с новым энтузиазмом, впрочем, энтузиазм этот выгорел весьма быстро. Питеру явно приходилось тратить много сил, и большую часть времени маг ходил усталый и раздражённый, постоянно возмущаясь тем, что все, кроме нас с ним, бездельничают.

Я не была с ним согласна. Остальные члены команды регулярно отправлялись на разведку вниз по течению реки, проверяя, не ожидают ли нас какие-либо неожиданности, и работа эта была более важной и тяжёлой, чем казалось нам с Моники. Меня огорчало другое: я хотела ходить с ними, а не мыть полы и разделывать мерзко пахнущую рыбу.

А Рия развлекалась. Морено всё чаще назначал её на разведку в паре с собой, и возвращались они оттуда подозрительно довольными.

Шиикара удивительно быстро стала своей, даром что бледнокожая беловолосая девушка светлым пятном выделялась среди южан. Рия пела песни вместе с ними и ругалась на южном языке, а я страдала, терзаемая желанием присоединиться к ней. Вот только я так не могла. Я всё ещё была для этих людей чужой. Раненой раской, которая проспала первые дни пути, а потом осталась готовить и убирать. Даже Крис нашёл с южанами общий язык и смеялся над их шутками, со мной же никто, кроме Лауры, толком не разговаривал.

Но Питеру было хуже. Ко мне хотя бы относились дружелюбно, маг же изо всех сил демонстрировал контрабандистам свою неприязнь и получал то же в ответ.

— Наш добряк Питер сломался, — хмыкнула как-то раз Рия, когда мы оставались вдвоём.

Мне было его жаль, почему-то я чувствовала вину. Это было глупо и неправильно, но ничего поделать не получалось. Каждый раз, когда маг смотрел на меня этим своим по-щенячьи печальным взглядом, мне становилось стыдно непонятно за что.

А Лаура продолжала учить меня. Теперь одновременно со звуками я улавливала запахи и ощущения, смотрела в мир духов, и картинка жизни засверкала новыми красками. В конце концов я наловчилась с закрытыми глазами освещать немалое расстояние вокруг себя.