Просо судьбы (СИ)

Ностромо сквозь гул в ушах, словно слышал, как трещат сухожилия, суставы, позвонки, по зажмуренным от неимоверных усилий, залитым потом и кровью глазам, казалось, скользило что-то ласковое, тёплое, абсолютно противоположное грубой и жестокой действительности. Нечто сродни касанию матери, бесконечно нежному и целительному, тому, что почти всегда теряет разумный, выходя из детства — чистоты, искренности, простоты поступков и душевной девственности, не исковерканной преградами компромиссов, сделками с совестью и пролитой кровью.

Он выплюнул скопившуюся во рту кровь на «тёмного», но тот даже не скривился — никак не отреагировал, не желая тратить силы на почти покойника, и попытался раскрыть правый глаз. Почему-то именно сейчас самым важным казалось ему не это безумное, фактически безнадёжное и проигранное противостояние, которым и был занят его крепкий, не сломленный невзгодами и жерновами баталий организм, а вот то светлое, что, походя, коснулось его, то, что ему, подгорному жителю, хотелось запечатлеть напоследок — не омерзительную, ненавистную харю врага, не лужи крови, в которых легко утопить любое чувство, а…

Это был луч солнца, буквально за удар сердца затёртый серыми тучами. Но и этого было достаточно, чтобы его багрово-синяя, на грани удушения, рожа раскололась в довольной ухмылке. Изумлённо расширившиеся глаза урука были дополнительным сладостным десертом к прощальному взгляду солнца… Эх, дотянуться бы до пояса или сапога — усовершенствовал бы он с удовольствием хлебало этого «тёмного» красавца третьим глазом или вторым ртом…

А в следующее мгновение — прямо как фокус балаганного мастера — вслед молниеносному, едва заметному росчерку, голова урука завалилась набок и исчезла из поля зрения, при этом выражение удивления на лице так и не успела стереть посмертная маска (Ностромо, воображение которого порой пробуждалось неожиданно, не к месту и не вовремя, нарисовало такую мимолётную картинку: катящийся почти круглый предмет, с любопытством и каким-то новым интересом взирающий вокруг), ударившая в месте среза кровь обильно оросила гнома, и он, чувствуя, что окончательно проваливается вниз вместе с мёртвым телом, успел подумать: только бы рухнуть на голову, чтобы не достаться проклятым «тёмным» живым и вовремя сдохнуть, как вдруг какая-то сила одним резким рывком отодрала его от урука, чья-то крепкая рука схватила за шиворот и, будто котёнка, вернула на крышу.

Несколько долгих-предолгих мгновений он не мог откашляться и отдышаться, а потом тонкой иголочкой сквозь перину в ушах к нему проник знакомый голос:

— Да очнись же ты, червяк подземный!..

Он поднял голову, а непослушными, онемевшими пальцами постарался раздвинуть веки — чтобы понять, что происходит, чей это требовательный глас так настойчиво буравит башку. И вообще, где он находится: в гномьем раю или всё ещё на беспокойной Веринии?

Возвышающийся над ним эльф был воистину впечатляющ: слегка перекошенная фигурка в развивающемся плаще, вся в крови, и лицо одновременно и гневное и ликующее — такой лик мог бы быть у бога. Или разумного, находящегося за гранью. Высокорождённый, наклонившись, что-то сунул ему в руки и, будто промораживая своими ледяными, немигающими глазами, прошипел яростно:

— Встань и иди сражайся, дракон бесхвостый! — распрямился и нетвёрдой походкой, но с прямой спиной двинулся прочь.

Ошеломлённый как приказной, совершенно исключающей двусмысленность трактовки интонацией, так и самим фактом, что его товарищ умеет так ругаться и «общаться», Ностромо вначале поднялся на ноги — постоял несколько мгновений, пытаясь оценить устойчивость. Всё нормально, он не на корабле, просто чуть кружится голова. Опустил взгляд на руки — в них была крепко зажата его верная секира. И тогда уже огляделся по сторонам и вздохнул. Ничего не поменялось в лучшую сторону за время его краткого, совсем не случайного отсутствия. Мириул отмахивался древком обломанного копья от наступавшего на него рука, с соседнего дома, где уже накопилось около десятка «тёмных», набрав разгон, собирался перепрыгнуть восьмилоктевой зазор между крышами первый желающий — именно в ту сторону направлялся эльф. Рядом дёргалась верёвка — снизу по ней снова кто-то лез — Ностромо просто уронил лезвие секиры у самого узла закреплённой кошки, вслед за чем последовал глухой шлепок и взрыв ругательств. Надеюсь, свернул себе шею, — безрадостно подумал гном, заметив ещё одну лысую татуированную голову, осторожно выглядывающую из выхода на террасу, который он недавно защищал.

Да сколько же вас! — в сердцах подумал он. Тут уже лежит на крыше около десятка, с той стороны готовится подняться пяточек — это он успел заметить, повисев какое-то время вниз головой, столько же на соседнем здании…

— Лис! — заорал он, едва только идея стала формироваться в голове. — Ко мне! — он начал набирать скорость — урук, сделавший первый шаг по крыше только-только начал поворачиваться в его сторону, отвлекаясь на мгновение от такой близкой и открытой спины эльфа.

Гном впечатал «тёмного» в стену, охнул от боли в плече, но успел ткнуть врага древком секиры в живот, и пусть нагрудник смягчил удар, тот согнулся, и при этом попытался зацепить гнома, но замах был столь слаб, что Ностромо блокировал удар наручем левой руки, а лезвие секиры загнал в подбородок и провернул.

— Тащи скорее сюда этого глупого человека, — прохрипел стоящему за спиной эльфу и кивнул на отчаянно размахивающего палкой Мириула — огромный «тёмный» перед ним вообще перестал наступать и, казалось, вот-вот схватиться за живот от смеха — уж больно забавно выглядел фактически безоружный, но продолжающий самоотверженно бросаться на «истинного» агробарец — он либо безумен, что несомненно имеет под собой основу: горящий ненавистью взгляд, растрёпанные волосы, изорванная одежда, либо не дорожит жизнью, что, в принципе, одно и тоже.

Эльф, даже не собираясь оспаривать слова товарища, окинул быстрым взглядом противника Мириула и покачал головой — что-то он не ощущал в себе силы адекватно, а главное, быстро решить этот вопрос, поэтому вложил меч в ножны, пробежался по поясу — два метательных ножа ещё оставалось, наклонился, сорвал с пояса мёртвого врага ещё и топорик.

— Мириул! Бегом ко мне!

Бросок топорика — конечно же «тёмный», показав жёлтые клыки, легко уклонился. Слева с гиканьем на ограду террасы запрыгнул ещё один противник, побалансировал мгновение и уверенно спрыгнул на крышу. Мириул, не оглядываясь, подволакивая ногу, спешил к ним. Ещё два молниеносных броска ножей навстречу почуявшему неладное — добыча хочет улизнуть (ну, как минимум, попытаться) — уруку, и лицо Листочка озаряет мимолётное удовлетворение — он верно рассчитал уход «тёмного», и второй клинок, пущенный на опережение, нашёл свою цель. И пусть попадание не очень значительное — в плечо, главное оно сделало — замедлило движение самого опасного (близкого) врага, отвлекло его на такие необходимые им сейчас мгновения — Мириул наконец-то поравнялся с Листочком, и тот, сообщая об этом, коснулся плеча Ностромо, напряжённо прислушивающемуся ко звукам из тёмного зева хода на террасу. Бряцанье железа, равномерное топанье сапог — кто-то, пока не видимый в извилистом лазу, поднимается. Дадут боги, один.

— Я пошёл, — произнёс гном, ни к кому конкретно не обращаясь, шагнул в темноту — глаза уже чуть привыкли, но всё равно различать ступени и изгибы стен было сложновато. Тем не менее, отведя секиру за плечо в нешироком замахе, приноровившись к высоте ступеней, он заскользил вниз. Эффект внезапности — вот, что будет им на руку.

Хриплое, будто простуженное дыхание совсем близко, Ностромо приостановился, про себя мечтая, чтобы следующий за ним агробарец, чьё неловкое передвижение — словно катящийся с горы, отчаянно звенящий и ругающийся снежный ком, как и все люди, чувствующий себя слепым в темноте винтовой лестницы, не влетел в спину или не споткнулся.

Вдруг «тёмный» замер. Гном мысленно ругнулся — он его ещё не видел, только слышал, как сопит, словно хряк с перебитым носом, будто принюхиваясь… Ностромо чуть по лбу себя кулаком не зарядил от досады — как он мог забыть, что «тёмные» — почти все расы (разве что может кроме троллей) отличаются отменным, чувствительным обонянием. А уруки ещё и чрезвычайно подозрительны. На всякий случай гном сделал пару острожных шагов назад, но тут сверху раздался отчаянный вскрик и глухие, невразумительные, но, в принципе, понятные, обрывки слов: