Из того ли то из города (СИ)

- Желает, так и уважим, - Илья отвечает и совсем было к коню своему подался, да Добрыня остановил.

- Никуда он не денется, на рассвете дожидать будет. А пока, помыслить нам всем надобно, как лучше это дело устроить. Плохо, что место там открытое, никак исподтишка не подобраться. Да и вооружиться нечем, разве что нам с Алешкой камней набрать...

- Ты что же, думаешь втроем сладить?..

- А то!.. Можно, конечно, и инако. Дай свой лук Алешке, он его за полверсты стрельнет...

- Враз сыму! - Алешка встрепенулся. - Потому как нечего, понимаешь, зазря булавой махать да портов лишать...

Не согласился Илья, как ни уговаривали. Поутру же прощаться не стал. Будто не на смертный бой, коня поразмять отправился.

Нахвальщик уже дожидается. Остановился Илья супротив, шагах в десяти. Смотрят один на другого, каждый о своем думает.

- Вот и свиделись, - сказал, наконец, молодец. Спокойно так, будто выронил чего, шарил-шарил, - нашел.

Вздрогнул Илья. Не от страха, нет - сам не поймет, от чего. Показалось что-то... Мимолетное... Что сказать хотел, разом позабылось. И то, что устыдить собирался, не озорничают так-то вот, чтоб людей на посмешище выставлять, и то, что узнать хотел, какого супротивник его роду-племени, отчего в нем ненависть лютая. Он ведь, пока ехал, отчего-то степняка думал увидеть. Хоть и говорили Алешка с Добрыней, что не похож, ан всю дорогу Буга-багатур перед глазами маячил, глядел тяжело. А не из степняков, кому и взяться? Не припомнит, чтобы кому лихо злое причинил.

Разъехались поединщики. Уставили копья острые, прикрылись щитами крепкими. Взрыли кони землю, со стороны глянуть, должно быть - из ноздей пар, из глаз искры; рванулись разом навстречу, не кони - вихри, на пути своем все преграды сметающие. Илья так метит, чтобы острие в то место прошло, где промежуток малый между щитом и шеей конской остался. Особая ловкость для того требуется, зато уж если попал, нет защиты от удара богатырского. Никакому доспеху не устоять против жала, на конце копья поблескивающего. Ан и беречься требуется; зазеваешься, - чиркнет супротивное жало поверх щита, пониже шелома...

Хотелось лося, да не удалося. Скрежетнуло копье по щиту вражескому, мимо ушло. Отвернул коня молодец, как и самого Илью когда-то учили. То же самое и Илья сделал, потому как противник туда же целил. Будто один у них учитель был.

Не мытьем, так катаньем. Не хитростью, так силою. Устремил Илья копье в самую сердцевину щита, чтоб молодца из седла вышибить. И опять, как сговорились. В щепу разлетелись копья, а поединщики, хоть бы пошатнулся кто от удара молодецкого.

За булавы похватались. Тут особой ловкости не требуется, тут главное противника уцелить. Снова незадача. Ахнули булавы одна об другую, ажно гром прокатился, и тоже разлетелись.

Молниями сверкнули мечи. Порхают бабочками, сыплют искрами. Ровно живой огонь в руке каждый держит, того и гляди опалит жаром смертным. Встают на дыбы кони, поворачиваются, чтобы хозяевам сподручнее уязвлять было, али уворачиваться. А те вконец остервенели. Уже не умением, злобой оружием своим движут.

До того дошли, что отлетели прочь и мечи, и щиты. Ухватили один другого, давят объятием гибельным, еще немного - зубами вцепятся. Рычат зверями дикими.

Расцепились, да и прочь с коней. Снова свились, будто две змеи, в землю сырую супротивника вогнать жаждет. Чует Илья, ноги не движутся, словно по колена увяз, хотел было глянуть, чуть не так повернулся, ан и того хватило. Подхватил его молодец, да грохнул через плечо оземь, аж содрогнулось окрест. Не успел оклематься, насел на него вражина, придавил грудь коленом, ухватил чинжалище с пояса, занес...

Луч тут солнечный упал на лицо, ненавистью искаженное. Видит Илья, не молодец над ним, Рада, жена его сгинувшая. Невесел взгляд ее, боль сочится из глаз. Скоро встретимся, потому как сверкнул клинок... и замер. Возле самого жерла замер. Не может супротивник опустить, как ни старается. Мешается что-то.

Изловчился Илья, да как саданет кулаком посеред груди своему обидчику. Не удержался тот, слетел. Тут уж Илья не позамешкался, развернулся, приподнялся, придавил коленом грудь обидчикову, и тоже ножом с пояса...

Совсем бы конец побоищу, кабы рука послушалась. Нет ведь, замерла неподвижно, не довершив удар. Удивиться не успел, так в грудь шандарахнуло, что не удержаться...

Сидят поединщики, дышут тяжко, один на другого поглядывают. Довбне понятно, не ладно что-то, а тут не довбни, чай... Мутузить друг дружку, это пожалуйста, а чтоб до смертоубийства, шалишь...

Неудобно Илье сидеть, то ли камень попал, то ли что. Сунул руку, вытащил: так ведь чинжалище это, что супротивник выронил, когда он его с себя сбросил. Необычное, с рукоятью, на которой неведомый зверь Скимр железом красным выложен. Один только такой на свете и имеется...

- Ты... это... - ажно задохнулся Илья, смахнул с себя шелом, кольчугу с жерла рвет, потому - дыхание перехватило. - Откуда?..

И чинжалище это самое протягивает.

Глянул молодец, а у Ильи рука дрожит и глаза блестят, пожал плечами устало.

- Тебе-то что?..

- Отвечай, коли спрашивают...

Грозно хотел, ан совсем наоборот получилось.

Поднялся молодец. Вздохнул тяжко, подошел протянул ладонь.

- Отдай... Незачем он тебе... Подарок это, матушкин...

Не отдал Илья. Выпало у него чинжалище, рот открывает, да только хрипит.

- Матушкин... - только и прошептал. - Звать-то как, матушку?..

- Может, тебе и отчеством назваться?.. - усмехнулся молодец. - Будь по-твоему. Матушку мою зовут Славяною, а отцом мне - Святогор-богатырь. Не ждал, что отмститель за него явится?.. Думал, сгубив Святогора, самому первым стать? Жаль только вот, подвела меня сегодня рука. Не иначе, чародейство какое. Ну да ничего, еще свидимся...

- Постой, погоди... тебя-то... тебя-то как звать?..

- А как ни назови. Да хоть Сокольником...

- Слышь, ты не уходи, погоди... Постой, чего скажу...

15. ПО КРЫЛЕЧКУ ЛИ ИДЕТ ДА МОЛОДА ЖЕНА...

Сколько годков минуло, сколько дён листвой осенней канули - не счесть. Не та нонче застава, что прежде была. Более на ту похожа стала, какой богатыри ее в первый раз увидели. Пообветшала, скособочилась, однако ж держится, не валится. Зарастает потихньку травой, кое-где мох на частоколе проглядывает, ан не позаброшена. Обитателей только не в пример прошлому меньше стало. Хоть и было не густо, трое всего, с поры той давней всего один и остался. По времени обход совершает, вокруг частокола, там подправит, здесь подвыправит, а больше на коне, вдаль посматривает. Застынет, ровно изваяние каменное, и поглядывает, не собрался ли кто набегом на землю отчую? Не будет таким проезда легкого мимо заставы, хоть и стар годами всадник замерший. Нет уж прежней силы, однако и с той, что еще осталась, совладать попробуй.

Одно плохо - ежели раньше степняки незваными гостями наведывались, то теперь... С той поры, как не стало старого князя, разодрались промеж себя сыны его, поделили землю, ан каждый первым перед прочими мнится. У кого народишку побольше, а мошны поменьше, тот тем и обходится, а у кого наоборот - тот прежних врагов лютых в помощь покупает. Один - одних, другой - других. Отличия вот только между ними нету. Какой брат верх берет, того стая пришлая землю менее удачливого сродственника грабит. И нет ему дела до того, что не чужую, отчую землю... Вот так и выходит, что степняки - в чести, а богатырь - без надобности. Есть себе где-то - и пусть его.

Один остался. А одному что? Разве годы прожитые вспомянуть.

Сокольника...

Все ведь ему тогда поведал, все, без утайки. И про себя с Радой, и про Святогора со Славяной. Как мог, так и поведал. Казалось ему, вот-вот отзовется сердце Сокольника, почует родную кровь. Не отозвалось. А что еще сказать, не нашелся Илья. Ну, мелькнуло перед ним лицо Рады, ну, чинжалище ее, - и чего? В народе говорят: "сердце сердцу весть подает", а как тут подаст, коли Сокольник сызмальства никого, кроме Славяны не видел, рос у нее, как родной сын... А вдруг и есть родной? Мало ли откуда чинжалище взяться мог... К тому ж, только и слышал, что отец его, ну, Святогор, хитростью погублен был, как после того враз извериться? Вот и не договорились.