Сила двух начал (СИ)

Слова Волан-де-Морта прервал издевательский смех Мэри – она больше не плакала, и в глазах ее, что она подняла на мага, зародился некий сумасшедший блеск.

— Эти слова – выражение единственного искренне испытываемого к тебе мною чувства, Волан-де-Морт, потому что если бы не ты и твои попытки овладеть моим медальоном, нежеланный для тебя ребенок все же родился бы, неся с собой проблемы большие, чем те, что возникли у тебя сейчас. И я хочу отплатить тебе той же монетой – с этого дня любая твоя попытка вновь изнасиловать меня, тем более удавшаяся, закончится моим самоубийством – я больше не хочу, чтобы ты и дальше спал со мной. Я бросаю тебя, ведь занятия любовью с этого дня навсегда потеряли смысл для меня, тем более с тобой. Теперь ты доволен? Или тебе этого мало?

Огонь, полыхнувший в глазах Волан-де-Морта, ясно сказал Мэри, что этого вполне достаточно.

— Ты не посмеешь... я все равно заставлю тебя... у тебя не хватит решимости...

Волшебница вновь расхохоталась, наслаждаясь замешательством мага, его злобой.

— Только попробуй, и навсегда потеряешь возможность дальше использовать меня! Поверь, все станет именно так, мне больше нечего ждать от жизни...

Волан-де-Морт выругался сквозь зубы – рука его дернулась, пытаясь достать волшебную палочку...

— Давай, чего же ты ждешь? Нападай, я не буду сопротивляться! Но в конце, что бы ты ни сделал, я все равно убью себя, как и обещала. Так что все, что тебе теперь остается – смириться, и, наконец, оставить меня в покое.

Волан-де-Морт гневно блеснул глазами, но так ничего и не предпринял, дав Мэри повод желчно усмехнуться:

— Ах, да, тебе же медальон мой нужен... Что ж, это твое желание я выполню – и хочу, чтобы этот медальон уничтожил часть твоей насквозь гнилой души!

Выкрикнув эти гневные слова Волан-де-Морту в лицо, Мэри сорвала со своей шеи медальон, кинув на кровать. Маг, к ее удивлению, даже не посмотрел в сторону столь желанной недавно вещи – проведя пальцами по щеке Мэри, он пораженно покачал головой:

— Даже не знаю, откуда в тебе столько ненависти и ярости – не припомню, чтобы ты раньше так говорила со мной – словно я у тебя в подчинении, а не наоборот.

— Значит, есть повод наказать меня,— равнодушно пожала плечами волшебница,— попытать хорошенько. Возможно, даже убить – в зависимости от того, насколько сильно я только что насолила тебе. Хочешь – действуй, я не окажу сопротивления. Можешь даже изнасиловать меня пару раз, если хочешь, а уж потом убить, или осуществить ту давнюю задумку, отдав на растерзание своим слугам – мне все равно, больших страданий, чем те, что терзают меня сейчас, я все равно не испытаю.

Взглянув на Волан-де-Морта в последний раз, со злостью и презрением во взгляде, Мэри поднялась с кровати, вновь подойдя к окну.

— Мэри,— прошептал волшебнице на ухо Волан-де-Морт, приблизившись к ней вплотную,— ну зачем ты так? Твоя боль пройдет, обещаю, и я сделаю все, чтобы это произошло как можно быстрее.

Он, следуя своим словам, обнял Мэри за талию, утягивая ее вновь в сторону кровати – она не сопротивлялась, глядя абсолютно безжизненным взглядом перед собой, не ощущая ничего от страстных ласк Волан-де-Морта – даже намека на похоть. Безропотно позволила раздеть себя, повалить на кровать, даже не вскрикнула, когда Волан-де-Морт слился с ней в одно целое. Мысль о том, что ее насилуют даже не оскорбила ее, как это было бы раньше – Мэри просто ничего не почувствовала, по-прежнему не двигая ни одной мышцей в попытке помочь или помешать Волан-де-Морту. Взглянула абсолютно бесстрастным взглядом в его, сверкавшие огнем похоти, глаза, заставив его применить всю свою силу, до предела сливаясь с ней. Появилась обычная боль, но страдания, терзающие ее душу, были настолько сильны, что Мэри как будто и не заметила ее, по-прежнему изображая из себя безжизненную куклу. Волан-де-Морт в попытке добиться от нее хоть какого-нибудь отклика, принялся истязать ее тело грубыми и жадными руками, но это ни к чему не привело – волшебница все так же равнодушно и апатично смотрела в его вспыхнувшие бессильной злостью глаза, даже не пытаясь отвести взгляд. Тогда он, не зная, что еще предпринять, ударил ее по щеке – никакой реакции. Пробовал еще и еще – удары так и сыпались на Мэри, но она лишь улыбалась, не показывая, что ей больно. Это вывело Волан-де-Морта из себя окончательно – он, наконец, слез с нее, и, перехватив за талию, швырнул волшебницу на пол с невиданной силой – она почувствовала сильную боль в руке от ушиба. И тут же ощутила, как каждую клеточку ее тела пронзила боль от Пыточного проклятия – эта боль была так велика, что Мэри не сдержала крика, наконец, удовлетворив желание Волан-де-Морта, что еще больше увеличил ее терзания. Вот все ее тело скрутили конвульсии боли, заставляя ее кричать все сильнее и сильнее, боль достигла пугающего пика... и исчезла, позволив ей перевести дух.

— Ну что, теперь ты довольна?!— кричал Волан-де-Морт, вновь пытая ее,— скажи, довольна, или нет, Мэри?! Ты ведь хотела именно этого! Хотела мучительной смерти от пыток!

Мэри, перестав срывать горло в криках боли, только покачала головой:

— Нет, я лишь говорила, что это все для меня – ничто, по сравнению с той болью, что я чувствую в своем сердце. Сколько бы ты не пытал меня, большей боли, чем та боль, ты мне причинить не сможешь. Ну, а теперь прикончи меня – не стоит и дальше продлевать мои мучения.

— Даже не мечтай – это желание я не исполню, как бы ты не хотела смерти. С этого дня я заключаю тебя в темницу – до тех пор, пока ты не придешь в себя, и разум вновь не вернется к тебе.

— Темница, так темница, мне все равно,— откликнулась волшебница равнодушно, садясь и потирая ноющую руку,— после всего того, что ты со мной уже сделал, это будет облегчением для меня.

— А для меня гарантией того, что ты не покончишь с собой,— сказал Волан-де-Морт, поднимая Мэри на ноги,— одевайся, и иди за мной.

Выполнив оба приказа Волан-де-Морта, волшебница очутилась в подземелье – маг грубо впихнул ее в самую последнюю темницу.

— Привыкай к комфорту этих апартаментов – ты здесь задержишься надолго,— сказал он напоследок с усмешкой, захлопнув дверь.

Мэри с горестным стоном опустилась на холодный земляной пол, привыкая к темноте – ни в одной из здешних темниц не было окон. И думала о том, как круто изменилось течение ее жизни. Еще вчера она была успешной служащей Министерства, по совместительству – Пожирательницей смерти, любовницей Волан-де-Морта и матерью его будущего ребенка, своенравной и гордой волшебницей, мстящей за любое примененное к себе насилие. А теперь она бесправная заключенная, навсегда потерявшая возможность когда-либо родить ребенка, оставшаяся без медальона и волшебной палочки, которую изнасиловали и пытали – так, словно она в чем-то провинилась. Впрочем, так оно и было – никто не мог разговаривать так с Волан-де-Мортом – как говорила она только что, но Мэри не жалела о том, что высказалась. Она жалела только о том, что рассказала Волан-де-Морту о своем намерении убить себя, ведь здесь она никак не смогла бы осуществить задуманное, даже расшибить голову в кровь. Теперь ее заботил лишь один вопрос – будет ли уничтожена часть души Волан-де-Морта при его попытке создать из медальона крестраж. Как бы ей хотелось, что бы так и произошло...

С этого дня Мэри получила возможность узнать, как чувствуют себя пленники Волан-де-Морта – это было кошмарно. Долгое время ее вообще не кормили, а, когда она почти потеряла сознание от голода и слабости, к ней зашел охранник, оставив миску жидким бульоном, в котором плавали переваренные листья капусты. Волшебница, несмотря на сильный голод, даже не прикоснулась к этому кошмарному вареву начинающего повара, демонстративно вылив возле двери содержимое плошки. После она не раз пожалела об этом – чувство голода становилось все мучительнее, а утолить его было нечем. Больше не в состоянии быть в столь жестокой для нее реальности, Мэри потеряла сознание и, когда с большим усилием пришла в себя, обнаружила у двери стакан воды и кусок хлеба. Волшебница наскоро смела эту еду, но чувство голода лишь усилилось – слишком мала была порция, чтобы можно было ей хоть немного наесться. Но пожаловаться на плохое меню она не могла – слишком ослабела даже для того, чтобы просто сидеть, поэтому постоянно теряла сознание, и не видела, как к ней кто-то заходил. Ее единственной едой стала вода и хлеб, благодаря которым Мэри сохраняла те малые крохи сил, что позволяли ей находиться в сознании. Но и ясность сознания вскоре была замутнена завладевшей ее телом от постоянного пребывания в холодной темнице лихорадкой — и теперь Мэри днями напролет металась в бреду, даже не мечтая о чьей-то помощи, и преследующие ее кошмары все больше и больше сводили волшебницу с ума. Она уже не знала, что именно ей снится – что она в темницах, или что ее вновь имеет Волан-де-Морт, передавая затем, как эстафетную палочку, своим подчиненным. Но в один из дней она услышала голоса, что звучали, как сквозь вату, вырвав ее из лихорадочного бреда: