Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

А я только что убила товарища Рандарелла. И это была не случайность. Что теперь скажу моему сокровенному другу? Это было ужасно. Мальчишка так радовался, что Ташеф вернулся из долгой отлучки, а я так поступила… Но ведь это была самозащита, разве нет?

Я была перепачкана в крови. Нельзя выходить в таком виде на улицу. И возвращаться к Рандареллу нельзя. Как смотреть ему в глаза после случившегося? Да мне хватит одного его вопроса, чтобы во всём признаться, но объяснить причину я так и не сумею. Не оправдаться. Нужно просто исчезнуть, как поступила в прошлый раз.

Я вытерла кровь с рук о постельное белье и смыла водой в тазу с лица. Стараясь не смотреть на мёртвого служителя, я покопалась в его вещах и наспех переоделась в мужской костюм. Рукава рубашки и штанины оказались длинноваты, и я закатала их. Концы волос были мокрыми, и даже природная чернота не скрывала алый цвет крови. Я срезала липкие пряди и спрятала волосы под найденную кепку.

Что же делать с телом? А с письмом? И с моим скинутым платьем?

Правильно, Нахиирдо, сжечь. Но не белым пламенем. Достаточно на этом куске земли чертовщины. Я взяла свечу и подожгла конец простыни. Скоро огонь охватит всё помещение, а затем перебежит на соседние. Мне немного стыдно перед кожевником, его женой и маленькими детьми. Надеюсь, они не пострадают и вовремя заметят пожар. Достаточно рано, чтобы спастись, но слишком поздно, чтобы найти тело.

Письмо я сожгла с помощью той же свечи. Лучше избавиться от такой важной вещи прямо сейчас, чем надеется на жёлтый огонь, такой немощный по сравнению с белым. Всё-таки в этом письме моё имя…

Я торопливо спустилась со второго этажа, надвигая на глаза кепку.

- Вас ждать к ужину, служитель? – достиг меня оклик кожевника. Со спины он принял меня за мальчишку в этой мешковатой одежде. Я неопределённо пожала плечами, не поворачиваясь к хозяину лицом, и торопливо вышла из мастерской.

========== Глава 16 ==========

Глава 16.1

Сат’Узунд

«Пока блуждает по Лесу в естественных потёмках, имея перед глазами миллион тропинок во всевозможные стороны, не знает девочка, где кончается Горизонт и начинается Свобода. Всюду простирается Лес, и нет ничего, что было бы не Лесом. Лес есть само естество мира. Лес – душа и сердце заплутавшей реальности для потерявшихся девочек.

Дрозды давно выклевали ей глаза, а в горло и нос набилась дорожная пыль. Девочка беспокоится лишь о том, как ей запустить механизм в груди, когда он остановится, и как выйти из Леса, конца и края которого нет. Глупые белки и несмышленые дятлы смирились со своей сопричастностью к Лесу, но не она. Рано ей срастаться корнями с ближайшими деревьями, рано вплетать волосы в ветки кустов, рано разноситься по Лесу опавшими листьям.

Вот приходит она к старому дубу, на котором сидит мудрый ворон.

«Скажи, как мне выйти из Леса?»

«Из него нельзя выйти. Лес – это твой мир, заблудшая душа»

Не устраивает девочку такой ответ. Жалеет её ворон и предлагает на выбор шесть предметов, каждый нужный для безопасного достижения края лесного. Но предупреждает мудрая птица, что взять разрешено лишь один из них. Смотрит слепо девочка на дары: ключ, карта, лук со стрелами, лампа, котомка с едой да монетка непонятная, рисунок на которой стёрся от времени.

«Как необычно! – говорит девочка. – Для чего нужен этот ключ? Неужели он от того дома, возле которого я умерла в прошлый раз? Теперь-то я отопру дверь и попаду внутрь!»

Равнодушно ворон смотрит на неё. Берёт девочка ключ и идёт дальше. И приходит к дому, дверь которого заперта, а окна - наглухо заколочены. А ведь наверняка внутри есть и огонь, и пища, и ночлег. Отпирает девочка ключом дверь и входит внутрь. Вот и камин горящий, и запахи аппетитные витают в воздухе, да живность мелкая хозяйничает по углам. Не замечает девочка дыру в полу, проваливается в неё и разбивается. Не знала она, что не достаточно предвидеть дом и ключ к нему. Не всегда очевидная дорога ведёт в правильную сторону.

Притча о Лесе. Минута вторая»

Покуда слёзы неба не орошат землю ласковой влагой, не вытянутся тонкие талии деревьев. Покуда не запляшут разноцветные наряды стройных великанов, не запунцовеют гладкобокие плоды. Покуда не повиснут гроздья на ветках, словно склонившиеся деточки в красных платках, не разлетятся по миру свиристели, исклевавшие крохотные рубины. Покуда птицы не машут крыльями хотя бы в двух частях света, не передаются знания между ними. Несложная цепочка естественного поведения, заложенная природой в механизмы всего сущего, лежит на поверхности или прячется от посторонних. Всё это Сат’Узунд зрит взором не внешним, но внутренним, доступным немногим душам мира. Там, где край ветки приветливо машет прохожим, она видит корни. Там, где несмелая рябь расходится кругами, она замечает танцующий ил. Там, где картина блещет красками, ей открываются первые штрихи художника. Пугает это неподготовленных, но Сат’Узунд с рождения своего привыкла к глубокому восприятию и блуждает невидимым взором там, куда иногда забредают лишь просветлённые и люди с особым даром.

«В народе Спустившихся ходит присказка, что не обязательно быть святым для ношения нимба. Достаточно посмотреть на их белоснежную королеву, чьи ветвистые рога скреплены обручем, и ощущение, что перед вами божество, сложится само собой. Когда меня попросили набросать иллюстрации для одной Священной книги, служители потребовали опустить эту занимательную деталь во внешности Сат’Узунд. Не престало демону выглядеть так, будто сама Терпящая одарила её ореолом святости»

Мир – набросанные друг на друга образы, прыгающие в глаза своей яркой привлекательностью. Как отвлекают порой эти радужные картины от выкапывания клада, погребённого под ворохом пёстрого великолепия. Тем счастливее слепая Королева, не способная видеть эти помехи. Ей доступно лишь то, что нужно, и в том количестве, в каком нужно. Вероятно, именно благодаря своему отточенному внутреннему взору она единственная, кто может поймать тень Его и Её – едва заметный отпечаток присутствия Неизвестных в прогалинах пространства и времени. Но как этого, на самом деле, много!

«Слышал, что королева Сат’Узунд созвала каких-то Наблюдающих или Наблюдателей… Бездна их забери, что это ещё за фокусы? Неужели она верит, что мы ещё можем наладить отношения с этими глупыми фанатичными человечишками? Как наивно! При всём уважении к мудрости королевы, иногда мне кажется, что Сат’Узунд видит какие-то утопические дали, а не Истину»

Любое живое существо – это поверхность пруда. Оно отражает окружающее, но искажает его на свой лад, показывает не совсем правильным. Ведь ни один пруд не осознаёт, что небо лазурного цвета, а не грязно-серого или изумрудно-коричневого. И ни один пруд не верит, что склонившиеся над гладью деревья вовсе не такие мутные и бесконечно далёкие, как мерещится. Если оторвавшийся от отчей связки лист упадёт на него, побежит рябь. Если бросить камень, произойдёт то же самое. Сат’Узунд – это поверхность, покрытая непреходящей коркой льда. Лист заскользит по ней, но не оставит волнения на воде. Камень отскочит, не имея возможности проникнуть вглубь. Очевидно, лёд также неправильно отражает образы мира, ведь, по сути, это та же стихия, только застывшая навечно в твёрдой, непоколебимой форме. Даже Сат’Узунд с её внимательнейшим взглядом не способна познать законы Мироздания. Но из всех живых существ она стоит на ступеньке выше на пути к этому.

«Насколько страшно вести переговоры с Хатпрос, Сайтроми или Хат’ндо (я не говорю уже о Цехтуу, которая ни одну встречу не в состоянии обойтись без разрушений), настолько же радостно встречать Сат’Узунд. Не удивительно, что её воинственные родственники-бестолочи посылают именно её! Она терпеливо выслушивает предложения, поворачивая жуткое лицо без глаз в стороны говорящих, как будто может видеть их, неторопливо рассказывает, с чем согласна, или, не повышая голоса, объясняет, с чем нет. Я бы назвал Сат’Узунд самой безобидной из Шести, если бы не знал, что именно она читает варианты развития событий. Поговорив с нами, она заранее знает всё, что мы сделаем в будущем. Это не похоже на способность её брата, Сайтроми, видеть людей насквозь. Она так делает не с людьми, а самой ситуацией и будущими вариантами её развития. <…>Ну вот, я теперь уже и сам не знаю, предпочитаю я беседовать с грубой, но бесхитростной Цехтуу, или же с уравновешенной, но догадливой Сат’Узунд»