Волчья дорога (СИ)

"Вот охламон", — подумал про себя капитан.

— Вольно, юнкер, не в строю, — улыбнулся Яков. Улыбка невольно получилась шире обычного, — рассказывай, где тебя носило?

Парень помешкал немного, оглядел присутствующих. Капитан, Сержант, хмурый Ганс, дремлющий в углу Лоренцо. Больше никого. Скосился на окно — закрыто. Убедился, что лишних ушей нет и начал рассказывать. Чётко, иногда путаясь в словах. Старался быть кратким, получалось лучше чем раньше, но далеко не всегда. Рассказ тёк, Яков хмурился, задумчиво теребил бороду старый сержант. Шипели дрова в печи. Вспыхивала, мигала жёлтым светом в лицо воткнутая в угол лучина. Серебром по чёрным доскам стола прозвенел орлёный кругляш. Это Рейнеке выложил на стол монету. Ту самую, найденную в крепости, из-за которой их чуть не убили вчера, в придорожном кабаке. Яков глянул на свет, повертел, передал сержанту. На вид — родная сестра монетам из ящика.

"Что за чертовщина, — устало думал капитан, — волки, французы, лисы, кроаты эти бешеные. Крепость. Змеиное, мать его, гнездо. Точнее — волчье. Нерушимого волко-лисье-французского альянса, уж не знаешь, кого больше бояться. Бастионы — звездой, пять гранитных лучей на стороны света, пушки, подвалы, что запросто обернутся могилой неосторожному. И внутри — заговор и тайна. Тайна, черт её побери, опять мы в неё вляпались. Любит она нас... Эх, если бы нас так жалование да квартиры любили.

Сержант вполголоса усмехнулся. Яков опустил глаза, сообразив, что уже сколько-то времени думает вслух. Ганс молчал, Рейнеке тоже молча сверлил Якова глазами. Лицо у парня — не поймёшь, то ли радуется то ли совсем наоборот. От робкой надежды к упрямой решимости — полный оборот, как стрелка часов но куда быстрее. Ладно.... Пальцы капитана пробили марш по столу — будто команду "стройсь" бегущим вразнобой мыслям. Мысли путались и ходили гурьбой, как по плацу — новобранцы. "Сено-солома" — обругал сам себя Яков. Не помогло.

— Теперь сходится. Насчёт "перед богом и кайзером" . Вот тебе и пошутил. Эх, знать бы ещё, чьё это серебро... — проговорил он, медленно, давая ещё шанс своим мыслям.

— Вы удивитесь, капитан, но — ваше, — новый голос, дребезжащий надтреснувшим колоколом от двери. Яков машинально бросил короткое:

— Не смешно, — и только потом обернулся. Их светлость, графиня Амалия. Прямая и царственная, то есть как всегда. "Какого черта, — прошипел Яков, медленно закипая, — какой кретин заснул на посту?"

— Не ругайте солдат, капитан, у них приказ меня не задерживать, — проговоила их светлость с лукавой улыбкой, выходя на середину комнаты. Ласково кивнула всем. Рейнеке — отдельный кивок и добрая улыбка. Парень поклонился в ответ, лицо — камень. Могильный, без надписи. Факел плюнул огнём — в короткой вспышке Яков увидел, как побледнела ладонь юнкера, сжимаясь в кулак. Новый кивок. Их светлость прошла по земляному полу, гладко, скользя, как по паркету, улыбнулась и пояснила:

— Это ваши деньги капитан.

— В смысле? Ваша светлость, не понимаю вас

— Ваши, в смысле армии. В Вене решили — миру быть. Деньги нашли. В Швейцарии, у тамошних банкиров.

— Вы хотели сказать — в Италии, ваша светлость? — удивился Яков, твёрдо уверенный, что в швейцарских горах ничего нет, кроме коров, пик, наёмников и отморозков.

— Благодарите короля Филлипа испанского и друзей вашего сержанта по фландрской арми, капитан — в Италии больше нет банкиров. Разорились.

— А в Швейцарии?

— Благодарите вашего сержанта — теперь есть... Эти чертовы козопасы озолотились в войну, давая немецким городам деньги на выплату контрибуций — Тилли, Валленштейну, Мансфельду, Густаву-Адольфу, Пикколомини — всем... Под проценты, естественно, и проценты эти платить всем и ещё не одно столетие. А теперь казна их величества пошла туда же с протянутой рукой — воевать больше сил нет, а без денег вы, господа, не разойдетесь.

— Сочти силы свои, дабы с двумя тысячами не пойти войной на ведущего десять, — за спиной их светлости хищно лязгнула мушкетная полка. Оскалил зубы в усмешке сержант.

— Вы не кайзер, стрелок, — оборвала его графиня. Стрелок дёрнул подбородком. Прищурил глаз. Левый, будто прицел брал

— Езус-Мария, покарай еретиков. Ибо целуют книгу святую, но не читают, — прошептал тот. Графиня вздрогнула. Но тут же овладела собой. Кивнула, возвращая назад дежурную царственную улыбку.

Мы отвлеклись, господа. Серебро и золото идёт из Швейцарии — через Вену и Прагу, далее, с сильными конвоями — по гарнизонам и военным лагерям. Один из таких конвоев вы видели вчера. А сегодня его видел Рейнеке — порванным в клочья. И это уже третий такой, пропавший без вести в лесах восточнее Эльбы...

— Дела... — задумчиво протянул сержант, хрустнув костяшками пальцев.

— Вот именно, сержант, дела. Государственной важности. Можно даже сказать — всемирной. Если деньги не дойдут....

" То их величествам останется только собрать ветеранов, выдать порцию макарон на уши— так, кажется, говорят в итальянских ротах — и послать строем на запад или ещё куда. Навстречу таким же бедолагам под французскими лилиями или шведским львами. Авось поубивают друг друга господа кредиторы. А те тоже не идиоты и будут не сколько воевать, сколько ходить кругами туда-сюда, разоряя страну постоем и контрибуциями. Ну уж...

Почему то вспомнился Мюльберг. Ратуша, башня с часами. Вежливый писарь. Разлетевшиеся по столу оловянные, литые фигурки. Шлюха и мертвец.

— Черта с два, — Яков встряхнул головой и подумал, что за десять лет такая круговерть надоела до чертиков. Ему лично. А остальным? Огляделся. Минутная вспышка прошла, стрелок Ганс статуей подпирал стену, едва не царапая потолок головой. Итальянец дремал, сержант все считал на пальцах и ругался вполголоса. Понятно ребёнку — что он считал, а ругательства ветеран загибал такие, что лучше бы заговорщикам на свет не рождаться. И Рейнеке посреди комнаты — этот тоже задумался. Крепко так, а потом на лице вспыхнула, заиграла вдруг звериная усмешка. "Чего это он? " — подумалось вдруг. Потом сообразил. И резко стукнул ладонью по столу.

— Итак, господа, поздравляю — наше жалование ждёт нас в крепости Гаунау. Жалование, враги и благодарность империи за раскрытие этого чертового заговора. Предлагаю зайти и забрать. Что скажете?

— Дело говоришь, капитан, — откликнулись сержант и хмурый стрелок — почти хором.

— Ваша светлость? — та кивнула.

— На благодарность империи можете смело рассчитывать. Но, поскольку в дело замешаны... мои подопечные, настоятельно прошу вас, капитан, соблюдать секретность...

Пауза, взятая графиней была красноречива настолько, что Яков продолжил мысль без труда

— А то благодарность империи будет столь велика, что нас всех, как щенят, раздавит. Поняли, Ваша Светлость, не в первый раз.

Пальцы Якова задумчиво пробежали по столу. В ритме сигнала: "Атака. Пики, в бой". Легко сказать. Крепость Гаунау — из новых, недавно построена. Бастионы — на все стороны, пятью лучами звезды гранитные стены, пушки и гарнизона — под тысячу человек. А просьба графини означает одно — подмоги не будет. Извольте, господин капитан, справится сами. Тем, что есть под рукой, то есть сотней пик, из них половина сегодня в ночь перераненные. Весело. Перед глазами искрой пробежала картина — крепостной парапет, мшистые камни, серое небо и серый снег. И чёрные, длинные дула крепостных пушек с ободками на стволах — пасти драконов, что спят и во сне видят шанс взреветь и выпустить пламя.

"Ладно, на месте осмотримся, придумаем что-нибудь" — подумал капитан и махнул рукой — все, мол, свободны. Подхватил шляпу и рывком встал — захотелось выйти в ночь с духоты, проверить голову.

Ночь встретила капитана ветром в лицо и терпким духом гари и дыма — с поля ещё несло запахом недавнего боя. Холод схватил за уши, протёк змейкой под воротник. Зато звезды на небе — россыпью льда. Ясные и большие, как перед рассветом. "Скоро уже, — невольно подумал капитан, — и рассвет и весна. Скоро". Вокруг плескалась тьма — густая и, как всегда в этот час, непроглядная. Противно хлюпнул мокрый снег под ногой. Грязный серый снег, надоевший капитану до чёртиков. Скорей бы весна. Осторожный кашель под ухом.