Выкорчеванная (ЛП)

— Пожалуй, начнем с этого, — произнес Дракон. — Не хочу при взгляде на тебя всякий раз расстраиваться.

Я прикусила язык, решив не извиняться. Если начинать оправдываться за свой вид, не придется останавливаться до конца жизни. Уже по тем нескольким дням, что я провела в его башне, я могла судить, что ему нравятся красивые вещи. Даже среди легиона его книг не было ни одной похожей друг на друга: все кожаные корешки разных цветов, обложки с застежками из золота и даже порой украшены драгоценными каменьями. Все, на что падал взгляд от крохотной чарки, выдутой из стекла, до картины в моей комнате были великолепны и расставлены на своих местах так, чтобы сиять без помех. Я была очевидной ложкой дегтя в бочке совершенства, но мне было наплевать. Я не навязывалась быть красавицей.

Он нетерпеливо подозвал меня ближе, и я опасливо шагнула навстречу. Он взял меня за руки и скрестил их на моей груди, поместив пальцы на плечи. — А теперь, vanastalem, — сказал он.

Я с молчаливым вызовом уставилась на него в ответ. Произнесенное им слово, как и другие использованные им на мне заклинания, прогремело в моих ушах. И я чувствовала, что оно жаждет слететь с моих губ и выпить мои силы.

Волшебник, больно впившись пальцами, схватил меня за плечо. Я почувствовала как каждый его палец словно прожигает своим жаром мое платье.

— Если я еще могу стерпеть неумеху, то бесхребетность не потерплю. Говори!

Я вспомнила, как была камнем. Что может быть хуже? Я вздрогнула и произнесла слово, очень тихо, словно мой шепот мог удержать его внутри: — Vanastalem.

Моя сила заструилась по телу и выплеснулась через рот. Там, где она меня покинула начал подрагивать воздух и принялся вихрем закручиваться вокруг моего тела. Я осела на пол в странной пышной юбке из шуршащего зеленовато-рыжеватого шелка. Она была словно бесконечной — окружив мою грудь и опутав ноги. Моя голова склонилась под весом изогнутой шляпы с вуалью из кружев, которая спускалась мне на спину, украшенная узором с цветами, обозначенными золотой нитью. Я равнодушно уставилась на сапоги Дракона из тисненой кожи, покрытые витиеватым узором в виде винной лозы.

— Взглянешь на тебя и продолжать колдовать не захочется, — произнес он где-то надо мной, недовольный своей работой. — Теперь хоть выглядишь получше. Посмотрим, сумеешь ли ты теперь сохранить приличный вид. Завтра попробуем что-нибудь еще.

Сапоги повернулись и удалились прочь. Полагаю, он уселся в свое кресло, вернувшись к книге. Не уверена до конца. Спустя какое-то время я выбралась из библиотеки на карачках, не поднимая головы, как была в этом великолепном платье.

Несколько следующих недель сплелись в одно целое. Каждое утро я просыпалась еще до рассвета и, лежа в постели под светлеющим окном, размышляла о побеге. Каждое утро, ничего не придумав, я тащила поднос с завтраком в библиотеку, и он произносил со мной новое заклинание. Если мне не удавалось остаться опрятной, а обычно такого не случалось, он сперва использовал на мне «vanastalem», а затем другое. Все мои домашние платьица исчезли одно за другим, а мою спальню словно небольшие горы заполонили громоздкие сложные платья, расшитые и украшенные так сильно, что могли стоять самостоятельно. Вечером я едва была способна выбраться из всех этих юбок самостоятельно, а в ужасных корсетах было совершенно невозможно дышать.

Меня преследовал болезненный обморок. Каждое утро я, шатаясь, плелась наверх к себе. Полагаю, Дракон сам готовил себе обед, потому что это определенно была не я. Провалявшись в постели до ужина, я обычно уже была в состоянии сползти вниз по лестнице, более из чувства собственного голода, чем от заботы о нем, и состряпать что-нибудь простенькое.

Худшее во всем этом было недоумение: за что он так со мной? По ночам, прежде чем погрузиться в сон, я вспоминала худшие сказки о вампирах и инкубах, высасывавших из девушек жизнь, и обещала себе утром найти способ сбежать отсюда. Разумеется, я не сумела. Единственным моим утешением было одно: я не первая. Я повторяла себе, что он проделывал все это с остальными до меня, и они выдержали. Это не сильно помогало. Десять лет казались мне бесконечностью, но я хваталась за любую возможность, которая могла бы хоть немного облегчить мою участь.

Волшебник не давал мне передышки. Каждый раз появляясь в библиотеке, даже когда мне удавалось сохранять приличный вид, я вызывала у него раздражение — словно не он использовал меня и изводил, а напротив это я являлась, чтобы отвлекать его от дел и докучать. А когда он заканчивал на мне свои магические трюки, оставляя меня валяться на полу, то недовольно хмурился и обзывал ни на что негодной.

Однажды я решила от него спрятаться. Я подумала, если я занесу ему завтрак пораньше, то он оставит меня в покое на целый день. Поэтому я приготовила ему завтрак с первыми лучами солнца и спряталась в кухне. Но ровно в семь над лестницей появилась одна из его похожих на ос штуковин — те, что я видела летящими над Веретянницей в сторону Чащи. Вблизи она оказалась бесформенной, подрагивающей, походя на мыльный пузырь, и, если свет не отражался от ее радужной шкурки, почти невидимой. Оса потыкалась по углам, пока не нашла меня, и тогда принялась назойливо вертеться у моих коленей. Я посмотрела на нее из своего укрытия и увидела собственное лицо в призрачной дымке. Нехотя я выпрямилась и поплелась за осой в библиотеку, где он сидел над книгой, глядя на меня.

— Как бы мне хотелось позабыть сомнительное удовольствие наблюдать, как ты ползаешь после каждого слабенького заклинания будто измученный угорь, — буркнул он, — но мы уже имели удовольствие видеть, на что ты способна, если оставить тебя без присмотра. Насколько сильно ты перепачкалась сегодня?

Я старалась как могла не испачкаться, чтобы избежать хотя бы первого заклинания. Сегодня на мне было всего несколько пятнышек после завтрака и одна капелька масла. Поэтому я постаралась встать так, чтобы прикрыть их складками платья. Но он все равно смотрел на меня с неприязнью, так что я проследила за его взглядом и, к своему позору заметила, что пока пряталась по укромным уголкам кухни, где-то подцепила паутину. Наверное, единственную во всей башне! И теперь она тянулась за моей юбкой как тонкий драный шлейф.

— Vanastalem, — покорно повторила я за ним, и очутилась в беспорядочно красивой волне оранжевого и желтого шелков, быстро накатившей на меня снизу вверх, словно вернувшаяся на деревья осенняя листва. Я, тяжело дыша, покачнулась. Волшебник уселся на место.

— А теперь, — сказал он, поставив стопку книг на стол и опрокинув толчком, превратив в бесформенную кучу, — чтобы упорядочить их: darendetal.

Он взмахнул рукой над столом.

— Darendetal, — промямлила я следом, и заклинание хлынула из моей глотки. Книги на столе задрожали и одна за другой словно волшебные драгоценные птицы взмыли и закружились над столом, сверкая разноцветными — красными, желтыми, синими и коричневыми — обложками.

На сей раз я не оказалась на полу. Я лишь ухватилась за край стола и наклонилась. Волшебник хмуро разглядывал стопку книг.

— Что за идиотизм? — воскликнул он. — Погляди, в них нет ни малейшего порядка!

Я перевела взгляд на книги. Они были очень аккуратно подобраны одна к другой, каждый цвет был подобран последовательно…

— По цвету? — взвизгнул он. — По цвету? Да ты… — он разошелся так, будто это была моя вина. Может это с его волшебством, когда он опустошает меня, что-то не так? — Нет, убирайся с глаз долой! — выкрикнул он, и я в тайне довольная собой умчалась прочь. Я была так рада, словно сумела как-то испортить его заклинание.

На полпути в свою комнату мне пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание, но тут я вдруг поняла, что больше не плетусь, запинаясь. Я была вымотана, но не падала в обморок. Я даже сумела взойти наверх без дополнительных передышек, и хотя тут же рухнула в кровать, проспав половину дня, я более не ощущала себя безголовой оболочкой.

В следующие несколько недель обморок отступал все дальше, словно я окрепла от практики и стала лучше переносить все, что он со мной делал. Постепенно эти встречи стали не то чтобы приятными, но менее пугающими. Всего лишь выматывающая обязанность, как драить горшки с холодной водой. Ко мне вернулся ночной сон и мой дух окреп. С каждым днем я чувствовала себя лучше, и с каждым днем злее.