Выкорчеванная (ЛП)

Я вспомнила слова принца про «обычный стиль», словно он все обдумал заранее и все спланировал.

— Чтобы вас оскорбить?

— Он думал, я выбираю женщин, чтобы принуждать их спать с мной, — ответил Дракон. — Так поступает большинство придворных, или поступили бы, будь у них шанс. Значит, я полагаю, он собирался наставить мне рога. И потом, я уверен, с удовольствием стал бы рассказывать об этом при дворе. Магнаты часто тратят время на подобную чепуху.

Он говорил с презрением, но, когда он ворвался ко мне, был безусловно серьезно взбешен.

— А зачем ему вас оскорблять? — робко уточнила я. — Разве он не приехал просить вас… помочь ему волшебством?

— Нет, он приехал полюбоваться видом на Чащу. Разумеется, он приехал ради волшебства, и я послал его куда подальше, заниматься своим делом. Например, порубить в капусту вражеских рыцарей, а не соваться в вопросы, в которых он ни черта не смыслит, — он фыркнул. — А то он уже начал верить собственным трубадурам. Решил попытаться вернуть королеву.

— Но королева мертва, — удивилась я. Ведь из-за этого и начались войны. Почти двадцать лет тому назад наследный принц Росии Василий прибыл к нам с посольством в Польню. Он влюбился в королеву Анну, и они решили сбежать. А когда королевские солдаты стали их настигать, они скрылись в Чаще.

Таков был конец истории. Никто из тех, кто ушел в Чащу никогда не возвращался. По крайней мере прежним и невредимым. Порой они появляются ослепшие и воющие, порой появляются изменёнными и настолько обезображенными, что их трудно узнать. Но хуже всего, когда они возвращаются с теми же лицами, но абсолютно мертвыми и с чем-то исключительно неправильным внутри.

Королева с принцем Василием так и не появились. Наш король обвинил наследника Росии в соблазнении своей супруги, а король Росии обвинил нашего короля в гибели своего наследника, и с тех самых пор между нами и ими идет война, прерываемая случайными затишьями и краткими перемириями.

В долине, слыша эту историю, мы лишь качали головой. Все до одного были согласны, что это с самого начала были проделки Чащи. Чтобы королева, да еще с двумя младенцами на руках, решилась сбежать? Развязать войну с супругом? Да их собственная помолвка прогремела на весь свет. Об этом сложили десяток песен. Моя матушка пела мне как-то одну из них, ту часть, что запомнила. Странствующие исполнители их больше не исполняют.

За этим точно стоит Чаща. Возможно кто-то отравил этих двоих водой, взятой из реки там, где она втекает в Чашу. Или какой-нибудь придворный, путешествовавший через перевал в Росию, случайно переночевал под темными кронами на краю Чащи и вернулся ко двору с чем-то внутри. Мы знали, что это Чаща, но это ничего не меняло. Королева Анна пропала, она сбежала с принцем Росии, мы находимся в состоянии войны, а Чаща, питаясь их гибелью, а также последовавшими за этим смертями, с каждым годом продвигается чуть дальше вглубь обеих королевств.

— Нет, — ответил Дракон. — Она не мертва. Она до сих пор в Чаще.

Я уставилась на него. Он объявил об этом как о само собой разумеющемся деле, хотя никогда прежде я не слышала ни о чем подобном. Но я настолько боялась Чащу, что поверила: находиться двадцать лет в плену в Чаще, в каком-то смысле в пожизненном заточении — вещь, из разряда на что Чаща может быть способна.

Дракон пожал плечами и махнул рукой в сторону принца.

— Ничто на свете не способно ей помочь, а войдя внутрь, он может спровоцировать нечто худшее. Но он не желает об этом слышать. — Волшебник фыркнул: — Он считает, раз убил день назад вылупившуюся гидру, сразу стал героем.

Ни в одной из песен не говорилось о том, что вандалусской гидре был день отроду. Это несколько портило весь сюжет.

— В любом случае, — продолжил волшебник, — думаю, он чувствует себя обиженным. Лорды с королями в целом ненавидят волшебство, и с той же страстью жаждут им обладать. Да. Возможно это своего рода мелочная месть.

Я с легкостью ему поверила и уловила его мысль, почувствовав приступ негодования, вообразив на моем месте Касю, которую не могло спасти нежеланное волшебство. Если принц собирался развлечься с компаньонкой Дракона, кто бы она ни была, тогда он не мог просто отправиться спать. Такое воспоминание все равно, что неправильный фрагмент мозаики, никак не сможет угнездиться в его голове.

— Однако, — добавил Дракон снисходительным тоном, словно я была щенком, который умудрился не сжевать его ботинки, — это не такая уж плохая идея. Я смогу подправить его память в нужном направлении.

Он поднял руку, и я озадаченно спросила:

— В нужном?

— Я подарю ему воспоминание о твоей благосклонности, — пояснил он. — Украшенную подходящим энтузиазмом с твоей стороны и удовольствием сделать из меня дурака. Думаю, он с радостью это проглотит.

— Что? Вы убедите его, что… нет! Он же станет… он станет…

— Хочешь сказать, что переживаешь о том, что он о тебе подумает? — подняв бровь, уточнил волшебник.

— Если он будет думать, что я с ним переспала, то что остановит его от… желания повторить это снова?

Дракон утешительно помахал рукой:

— Пусть это будут неприятные воспоминания: острые коленки, визгливые девичьи смешки и быстрый финал. Или у тебя есть предложение получше? — едко уточнил он. — Может пусть он проснется, вспомнив, как ты чуть его не убила?

Так что следующим утром я имела очень неприятное удовольствие наблюдать, как принц Марек, задержавшись у входа в Башню, отпускает в мое окно веселый и нескромный воздушный поцелуй. Я следила только за тем, чтобы убедиться в том, что он действительно уезжает. Мне потребовались все силы, чтобы сдержаться и не сбросить ему что-нибудь на голову — и я имею в виду отнюдь не знак своей привязанности.

Но Дракон был полностью прав со своими предостережениями. Даже с учетом тех приятных воспоминаний, что были добавлены в его голову, он несколько неуверенно замер, нахмурившись, на подножке своего экипажа и обернулся ко мне, словно что-то его тревожило. Наконец он пригнулся и позволил себя увезти. Я не отходила от окна, наблюдая, как вдоль дороги продвигается облако пыли, пока кортеж по-настоящему скрылся за холмами, и только после этого почувствовала себя в безопасности. Совершенно абсурдное чувство для того, кто заперт в волшебной башне с темным волшебником и чувствует зуд волшебства под собственной кожей.

Я натянула на себя зеленовато-рыжее платье и медленно спустилась в библиотеку. Дракон сидел в своем кресле перед открытой книгой. Услышав меня, он посмотрел на меня.

— Что ж, ладно, — сказал он с кислым как обычно видом. — Сегодня мы попробуем…

— Постойте, — вмешалась я, и он умолк. — Не могли бы вы сказать, как мне сделать что-то, что я бы смогла носить?

— Если ты до сих пор не научилась пользоваться заклинанием «vanastalem», то я вряд ли смогу тебе помочь, — рявкнул он. — На самом деле я начинаю думать, не умственно ли ты отсталая.

— Нет! Мне не нужно… такое заклинание, — ответила я быстро, избегая называть заклинание. — В этих платьях я не могу даже пошевелиться. Ни развязать их самостоятельно, ни убираться в них…

— Почему ты просто не используешь очищающее заклинание? — удивился он. — Я же научил тебя как минимум пяти.

Я как следует постаралась их забыть.

— Куда менее утомительнее для меня чуток поскрести!

— Да, вижу, ты способна поколебать и небесный свод, — желчно отметил он. Но он не мог меня уязвить. Любое волшебство было одинаково плохо. Я не собиралась становиться ни великой, ни могущественной ведьмой. — Какое странное ты существо. Разве каждая крестьянская девочка не мечтает о принцах и нарядах? Ладно, тогда попробуй его сократить.

— Чего?

— Опусти часть слова, — пояснил он. — произнеси слитно или невнятно. Что-нибудь в подобном роде.

— Что, любую часть? — с сомнением спросила я, но попробовала: — Vanalem?

Короткая версия заклинания вышла лучше: показалась меньше и дружественнее, хотя, наверное, это было лишь мое воображение. Платье вздрогнуло и юбки закружились вокруг меня, превращаясь в чудесный летник из некрашеного льна длиной до колена, а поверх появилось простенькое коричневое платье с зеленым пояском для аккуратности. Я с удовольствием вздохнула полной грудью: никакой дополнительной тяжести на плечах, ни тугих корсетов, ни бесконечного шлейфа. Все просто, удобно и легко. И даже от волшебства мне не стало дурно. Я вовсе не почувствовала усталости.