Выкорчеванная (ЛП)

Я поплясала с Касиными братьями и со своими, а после этого с несколькими едва знакомыми парнями. Думаю, они перешептывались, подначивая друг друга меня пригласить, но мне было все равно. Они немного переживали, как бы я не подпалила им чубы, как в свое время я опасалась лезть ночью в сад старой Ганки за лучшими на свете громадными сладкими красными яблоками. Все были счастливы, все были вместе, и под нашими ногами я чувствовала мелодию текущий по родной земле реки — мелодию, под которую мы танцевали на самом деле.

Я уселась запыхавшейся грудой перед материнским стулом, и мои снова растрепавшиеся волосы рассыпались по плечам. Она вздохнула и обхватила их рукой, чтобы снова заплести. Моя корзинка ждала у ее ног, так что я взяла из нее еще один брызнувший соком золотой плод очагового дерева. Я задумчиво облизывала пальцы, глядя на огонь, когда Данка вдруг подскочила со своего места на углу длинной скамьи. Она поставила на стол свою кружку и, привлекая общее внимание, громко произнесла: «Милорд!»

В разрыве круга стоял Саркан. Одной рукой он опирался на ближайший стол, и огонь играл на серебряных кольцах, прекрасных серебряных пуговицах и воздушной серебристой вышивке по краям его синего кафтана в виде дракона, голова которого начиналась у воротника, тело извивалось по всей длине, а хвост заканчивался у воротника с противоположной стороны. Из рукавов были выпущены кружевные манжеты рубашки, сапоги были вычищены до такого блеска, что в них отражалось пламя костра. Он выглядел грандиознее, чем на королевском балу и совершенно неуместно.

Все, включая меня, встали. Его губы вытянулись, как я раньше считала, от неудовольствия, а теперь назвала бы раздраженным смирением. Я вышла ему навстречу, облизывая палец. Он перевел взгляд с меня на открытую корзину, увидел, что я ем и снова уставился на меня:

— Это ужасно, — произнес он.

— Они восхитительны! — ответила я. — И начинают лопаться.

— Чтобы поскорее превратить тебя в дерево.

— Я еще не готова стать деревом, — во мне кипело счастье и светлый поток радости. Он вернулся. — Когда ты приехал?

— Вечером, — чопорно ответил он. — И, разумеется, явился за оброком.

— Ну, разумеется, — сказала я. Я была уверена, что он даже сперва наведался в Ольшанку, чтобы еще немного попритворяться, что причина в этом. Но я не могла себя заставить притворяться ради него даже недолго, чтобы он не успел свыкнуться с этой мыслью. Мои губы уже помимо моей воли улыбались. Он покраснел и отвернулся, но это его не спасло, поскольку все вокруг слишком пьяные от пива и танцев, чтобы смущаться, с невероятным интересом следили за нами. Он повернулся ко мне и нахмурился, увидев мою улыбку.

Так что взяв его за руку, я предложила:

— Пойдем, познакомлю тебя с мамой.

КОНЕЦ