Там тебя никто не ждёт (СИ)

   Я помотала головой. Эд, улыбнувшись, подошёл ближе, поправил платок со словами:

   - Тебе незачем их полностью скрывать, они для этого слишком красивы,- что прозвучало слишком буднично для комплимента.

   Возвращались мы снова через чёрный ход.

   И мне всё чудился тяжёлый взгляд башни-толстухи.

   А ещё - вопль той несчастной "не-ведьмы" на площади.

   ***

   Я сидела на кровати, глядя, как гаснут на небе последние алые всполохи. Эдварда всё не было. Давно уже колокол прозвонил эту... э-э-э... чёрт, я же учила... по-ве-че-рию, вот! Если я всё-всё правильно поняла и проверила, то, получается, местный колокол звонит примерно (ну очень примерно) через каждые три наши часа. Пока мои собственные наручные часы не приказали долго жить, я это ещё в подворотне проверяла (а чем ещё было заниматься?). Эдвард потом объяснял, что колокол (который просто "бом", а не "тили-тили" - тут колокола, похоже, на все случаи жизни имеются) звонит восемь раз в сутки, и каждый звонок называется по-разному. В основном, отмеряет он время молитвы.

   Какие тут у местных отношения к церкви я не понимала. Но они кому-то молятся. Эдвард, вот, периодически молился. Особенно перед сном.

   Так вот, их повечерие соответствует нашим девяти часам вечера. Но о-о-очень примерно.

   Обычно Эдвард возвращался после неё. Иногда - после полунощницы (полуночи, да). Так что он и сегодня, в принципе, не опаздывает. Но ушёл Эд раньше, так что... Да, я волновалась.

   Очень хотелось спать. Я уже дремала пару раз, но всё время просыпалась - от привидившегося взгляда этой пухлой тётки. Ух, уже во сне мерещится. Чем он меня так напугал - не понимаю.

   Может от него разило подворотней, которую я благодаря Эду уже умудрилась забыть?

   Огонь в камине давно погас, и я не знала, как его разжечь. Холодало.

   Я завернулась в одеяло и всё равно заснула, слушая колокол на полунощницу. Помню, как ветер перебирал мои волосы, без труда проникая в комнату через оконную решётку.

   А внизу знакомо пела флейта.

   - Катрин?

   Я вздрогнула, просыпаясь.

   Эдвард сидел у камина с кружкой в руках и, как обычно, улыбался. Я заметила, он часто улыбается. Похоже, этакая маска, скрывающая волнение, печаль, или горе.

   Юноша указал на вторую кружку - рядом, на полу.

   - Я принёс шахматы. Ты играешь?

   Я на всякий случай пожала плечами - а правильно ли его поняла? Ну, я в принципе, умею... в шахматы... только... Я всё-таки привыкла к чёрно-белым шахматам, а не однотонно-белым.

   Эдвард положил на солому шкатулку с плоской крышкой, где клетки не выделялись, а еле-еле виднелись. Фигурки тоже удивляли. Костяные, небольшие по размеру и очень красивые. Король в виде старичка с короной, ферзь - дама (намёк на королеву?), слон (Эд упорно звал его альфином) представлял собой клирика (ну, вроде епископа, что ли?), а ладью я вообще не узнала - рыцарь, пронзающий копьём дракона.

   А ещё одни фигурки были белыми (как и привычно), но вот другие не чёрными, а красными. Забавно смотрелось на однотонной доске.

   В процессе ещё выяснилось, что дама-ферзь почему-то ходит только по диагонали и, как пешка, лишь на одну клетку за раз.

   В общем, вы уже поняли, что я проиграла?

   И весьма быстро.

   И во второй раз тоже - пусть не так скоро.

   Эдвард же управлялся с фигурками играючи, искоса поглядывая на доску и думая о чём-то своём.

   Зато я злилась. Ненавижу проигрывать. Да ещё и так обидно.

   - Катрин, - улыбнулся Эдвард после второй партии, протягивая мне кружку с каминной полки. - Извини, я не подумал, у вас эта игра, наверное, не так популярна? Я просто хотел время скоротать.

   Я хмуро уставилась в кружку.

   - А ты давно играешь?

   - Как и все, - недоумённо откликнулся юноша. - С шести лет.

   Я играю с девяти - в школе факультатив по шахматам обязательным был. И да, я знаю, что выигрывала в основном благодаря моей неземной красоте, подвешенному языку и угрозе смахнуть нафиг эти чёртовы фигурки, если соперник не согласится на ничью. Обычно все соглашаются, но проворачивать такой номер с Эдом почему-то не хотелось.

   - Скучаешь, Катрин? - сказал вдруг юноша, глядя на меня исподлобья. Сам смахнул фигурки, молча убрал их в шкатулку и убрал в сундук. - Музыку?

   Я промолчала - в сон клонило нещадно. Да и вообще всё это - шахматы, вчерашние кости (на мой взгляд, сильно смахивают на "камень-ножницы-бумага", хотя вариантов и побольше) - очень похоже на попытку занять руки и отвлечься от тяжёлых мыслей, потому что иначе не получается. А что - я, вот, когда с парнями ссорюсь, полы мою во всей квартире. Очень помогает. А особенно сильный терапевтический эффект получается, если рядом скачет кто-нибудь из подружек или мама, уверяя, что "он тебя не стоит", ну и дальше в том же духе. Со зрителями-то оно всегда веселее.

   Почему-то чувствую себя сейчас именно зрительницей.

   Эдвард тем временем достал... кажется, флейту, посмотрел на неё с секунду. Почему-то поёжился. И поднёс к губам.

   Мелодию я сразу узнала - слушала, пока ждала его сегодня. Интересно кому он тогда играл?

   Где-то далеко колокол пробил эту... хвалитню... хвалитну... как-то так. Три часа ночи, в общем.

   Я повернулась, удобней устраиваясь на соломе. Эх, а первое время аллергия мучила на пару с простудой. Ничего, привыкаю...

   Эдвард играл, внимательно смотря на меня - странный взгляд. Пугающе серьёзный. Я поёжилась.

   А если подумать, мне ещё никогда никто из парней не играл. Даже на гитаре. И волосы не расчёсывал. И в шахматы никому и мысли не возникало предложить...

   Отчего тогда здесь и налёта романтики не чувствуется?

   - Эдвард? - тихо позвала я. - У тебя что-то случилось?

   Музыка на время смолкла, а я поймала странно-настороженный, грустный взгляд.

   Потом Эдвард снова заиграл - немного другую мелодию, но тоже красивую.

   Я так и заснула под неё, как под колыбельную.

   ***

   Следующим утром (по ощущениям - сильно после полудня или шестого часа, как здесь говорят) я проснулась, нашла на кровати со стороны Эдварда сменную одежду, у камина - завтрак-обед... А вот самого Эда, конечно, уже не было.

   Сидеть в комнате одной не хотелось.

   Через чёрный ход - а как ещё? - я проскользнула в парк. И тут же услыхала флейту.

   Ага! Сейчас-то я узнаю, чем ты днём занимаешься...

   Мелодия - не та, что прошлой ночью, повеселее - лилась ручейком со стороны беседки.

   Я проверила на всякий случай, хорошо ли держится на волосах обруч и в порядке ли пла... блио. И поспешила на звук.

   Вообще, по сторонам, конечно, стоит иногда смотреть. Так, может, и не налетела бы на эту страшную толстуху-башню... Я шарахнулась от неё, как от чумной и, честно говоря, совсем не ожидала, что тётка протянет руку, схватит меня чуть не за шиворот - а точнее за шею. Лапища у неё - зубы ротвейлера отдыхают.

   Что-то тётка шипела, не знаю, не расслышала. Помню только, что флейта вдруг смолкла, эта... толстуха, наконец, отодвинулась, и мне открылся отличный обзор на беседку.

   Эдвард целовался. С какой-то дамочкой. Разодетой в пух и прах. С колпаком, как у фей в сказке про Золушку.

   Бр-р-р!

   Меня толкнули назад, резко повернули, чего-то снова зашипели. Я уловила только последнюю фразу, сказанную чуть громче и понятнее:

   - ... и если ты ещё раз... Поняла?

   - Поняла,- машинально отозвалась я. "Поняла" - самая ходовая фраза на уроках французского. Впрочем, и тут сработало. Тётка отпустила, снова зыркнула и встала живым знаком "проезд запрещён".

   Пришлось вернуться в комнату.

   Но ждала я Эда на этот раз с больши-и-им нетерпением.

   И конечно он пришёл ещё позже, чем обычно - в третьем часу ночи, в эту, которая хвалитны (господи, напридумывали!). Усталый и ещё более задумчивый.