Страждущий веры (СИ)

Агнежка закричала долго и пронзительно, как птица. Мать кусала губы, исходившая от неё завеса страха загустела до вязкой болотной жижи. Мысли её скакали тревожной чехардой.

— Забирайте, — тихо произнесла она и понурила голову, пряча от него глаза.

— Мама! — вздрогнул Микаш. — Нет-нет, я не стану таким. Клянусь, я буду хорошим. Я буду слушаться во всём и всегда, я буду работать больше, я…

— Не сопротивляйся, мальчик, ведь ты и сам знаешь про демона внутри. Ты и сейчас его чувствуешь, — усмехнулась горевестница.

Микаш называл его зверем. Иногда он скрёбся об рёбра когтями, и тогда хотелось схватить топор и разнести все вокруг. Только чтобы поняли, что сестрица не плохая, а другая. Что мама не засохший цветок, а сильная, достойная уважения женщина. Что он не злой и никогда не хотел быть злым…

— Уходи, — со смертельным спокойствием сказала мать. — Ты мне больше не сын.

Горевестница протянула костлявую ладонь.

«Забудьте! Забудьте об этом!» — взмолился Микаш про себя с отчаяньем настолько сильным, что голову схватил спазм, а из ноздрей ручьем хлынула кровь.

Они забыли. Агнежка замерла и склонила подбородок на грудь. Горевестница прикрыла свои жуткие глаза. Пелена страха вокруг матери растворилась, и теперь она смотрела с добродушной, мягкой улыбкой.

— Уходите вы! — громко велел Микаш белоглазой старухе, вытирая рукавом кровь. — И не возвращайтесь никогда!

Она поковыляла к двери и, не оглядываясь, вышла в бурю.

Мать мотнула головой, прогоняя дурман.

— Ты закончил? — она собрала миски и, сполоснув в ведре, налила ещё супа. — Теперь ешь сам.

От миски поднимался пар, а посреди плавал небольшой кусок баранины. Маленькое чудо для их бедного семейства.

— Мама! — воскликнул от удивления Микаш.

— Жуй! И не смей с сестрицей делиться. Это только для тебя, — строго наказала она, а потом не выдержала и ласково потрепала его по волосам.

Агнежка очнулась и придвинулась ближе, склонив голову ему на плечо. Хорошо так стало, тепло от их любви, что страх мигом забылся.

Они не вспомнят. Никогда.

1526 г. от заселения Мидгарда, Белоземье, Веломовия

Сейчас, через восемь лет, Микаш жалел о своём поступке. Уйди он тогда с горевестницей, может, спас бы их. А так один… не Сумеречник, не простолюдин. Что-то среднее, без судьбы и смысла.

Месяц пути пролетел незаметно. На воле дышалось свободней, и синее небо над головой придавало сил. Резерв потихоньку восстанавливался. Вернулась лёгкость в движениях и острота зрения. Тело полнилось живительными соками. Хорошо! А он ведь начал унывать.

Былые тревоги казались несуразными: смог же. Читал когда-то давно, что есть такой рисковый способ постепенно увеличивать мощность дара: всегда работать на пределе возможностей, доходить до опасной грани, чуть раздвигая свои горизонты. Может, стоит попробовать ещё? Стать по-настоящему великим?

Микаш усмехнулся тщеславию своих помыслов. Если бы ещё вся эта сила кому-нибудь была нужна. А так… ну вот уйдёт после этой поездки. Оставит коня и меч. А без них уже как без рук, без ног — калека. Не умеет больше ничего, кроме как демонов по долам и весям гонять.

И куда дальше? Всю жизнь ведь за него другие решали: мать, потом лорд Тедеску. Прибился бы к какому селу победнее и потише, вспомнил ремесло пахаря, да только люди дар не хуже демонов чуют. И чураются.

Весна севернее Заречья оказалась куда более сырая. Чавкала и разлезалась под копытами почва, деревья убрались девственно-зелёной листвой, свежа была молодая трава. Яркое солнце ещё не грело. Воздух звенел от птичьих трелей. Мельтешило на грани зрения пробудившееся в лесах зверье. Хмельно и раздольно. Только вечные жалобы Йордена мешали. То холодно, то жарко, то под низкими ветками пригибаться приходится, то болотом воняет и конь на кочках спотыкается, то спать по ночам невмоготу из-за волчьего воя на опушке. А виноват, ну кто ж, кроме Микаша? Хотя дорогу вовсе не он выбирал, просто ехал в сопровождении.

За несколько дней пути до белоземского замка их свадебный кортеж встретил людей лорда Веломри, высланных для сопровождения по дремучим лесам. Устроили пышную днёвку неподалёку от узкой, но быстротечной реки. Ели, пили, братались, шутили похабно и горланили застольные песни. Микаш умаялся за всеми бегать, чтобы не натворили чего, вот и пропустил, когда Йорден ухватил служанку погрудастей из свиты лорда Веломри и, пьяно улыбаясь, потащил в палатку. Хвала богам, остальные настолько увлеклись гулянкой, что не заметили.

Микаш побежал следом и отвернул полог. Йорден уже тискал полуголую девку за груди и с непотребным видом хрипел несуразности:

— Я тебя с собой увезу. В шелках ходить будешь и в золоте. Хозяйкой замка сделаю.

Ага, то-то он сам в шелках и золоте не ходит! Лорд Тедеску ведь все деньги на собак спускает, да и не такой большой у него доход на самом деле.

Микаш закашлялся.

— Какого демона тебе надо?! — взъярился Йорден. — Что, подглядывать повадился, раз на самого девки не клюют?

Микаш глубоко вздохнул:

— Не стоит. Вас невеста ждёт.

— Тебе-то какое дело? Не твоя же.

— Ваш отец велел присмотреть, чтобы вы не ославились тут.

Микаш уже успел понаблюдать за белоземцами. Они действительно отличались от зареченцев. Такие тихие и спокойные снаружи, с плавной речью, не допускающие лишних эмоций, будто те истощают их телесно, а внутри горят, как печи, вспыхивая то гневом, то страхом, то раздражением. Прав был лорд Тедеску, такого унижения здесь не простят и помнить будут долго.

— Так отца тут нет. И ты быть не обязан. Лучше найди себе кого-нибудь, а то так и проходишь всю жизнь девственником. Слышишь, дорогая, он ни разу с женщиной не был?

Ну не был. Не хотел. Не такая беда на самом деле. Тренировки, книги, Охота на демонов — больше ничего не надо. А с девками — одна морока.

— Я вынужден настаивать. Лорд Веломри могущественный человек. Если ваше поведение заденет его честь, то проблемы будут у всех и замять их даже вашему отцу не удастся.

— Что ты нудишь, как нянька старая? Кто ты вообще такой, чтобы мне указывать? А ну как велю тебя высечь, сразу спесь забудешь.

Зверь внутри снова заскрёбся. Микаш словно наяву слышал леденящий душу скрежет. Болью запульсировала жилка на виске. Обычно это помогало во время битв, когда силы были уже на исходе, воспаляло кровавую ярость, превращало в неистовый стальной вихрь. Именно за эту несокрушимость и приглянулся он милорду Тедеску. Но иногда, как сейчас, ярость становилась настолько нестерпимой, что хотелось выпустить зверя на волю и всех порешить. Всех, кто издевался, смеялся и плевал в его сторону. Пока его самого не заколют, как дикого зверя. Совсем как в том сне.

Нет, он не станет плохим! Ради памяти матери и Агнежки.

— На! — Йорден швырнул в него медальон с портретом невесты. — Полюбуйся на бледную мышь, раз никого лучше отыскать не можешь.

— Как знаете, — прошептал Микаш, сжимая медальон в руках.

Он ушёл к реке, подальше от костров и пьяных речей. Шум воды успокаивал, а мошкара ещё не проснулась и не жалила злыми укусами. Микаш укрылся поплотнее плащом и распахнул медальон от скуки. Любопытно, чем Йордену так невеста не понравилась. Заячья губа у неё, что ли, или глаза косые?

Увидел и обомлел.

В золотистой дымке закатывающегося солнца работа неизвестного художника была нестерпимо прекрасна.

Нет, сейчас Микаш уже научился различать красоту потаённую, которую так редко видели другие, и красоту внешнюю, на которую так падки были его одногодки. Да и на сестру белоземская принцесска не походила. Разве что печальным взглядом дивных, прозрачных глаз. Живые — будто в душу смотрят. Лицо нежное, точёное, полное трогательной хрупкости, словно сияет изнутри. Каждую чёрточку можно изучать часами и восхищаться совершенством. Интересно, какая она в жизни?

Глава 3. Украденный танец

1526 г. от заселения Мидгарда, Белоземье, Веломовия