Оболочка (СИ)

Незнакомая Кире живность свободно расхаживала по сочной зелени, в то время как открытые вольеры оставались пустыми, явно дожидаясь своих обитателей. Отовсюду доносилось стрекотание насекомых и отрывистые выкрики каек — крохотных, но жутко горластых птичек, которых Кира уже встречала в Сарнии и на островах.

А ещё туда-сюда сновали бронзовые люди.

Не все они были такими же огромными, как похитившие её воины. Во всяком случае, отсюда, сверху, казалось, что есть там и совсем невысокие… Например, вон та группа, что только что пронеслась мимо лысого сгорбленного старика. Подростки? Юркие, поджарые… Впрочем, встань Кира рядом, наверняка бы и любому из них едва макушкой до плеча дотянулась.

Женщины тоже были. В свободных светлых платьях, с длинными огненными волосами. Они разгоняли скот и детей по домам и то и дело с тревогой поглядывали на замершую на холме Киру.

Ей тут не рады. Она тут чужая. Как и везде.

— Никогда не видела эвертов? — раздалось совсем рядом, и Кира стиснула кулаки.

— Никогда.

— Тоже считаешь нас дикарями?

— Не понимаю вопроса.

Именно так учил отвечать Айк на реплики, требующие эмоционального отклика. Он утверждал, мол, не раз слышал подобное от пустышек, но Айк любил преувеличивать. Хотя… похоже, сработало. Бронзовый скривился и, аккуратно взяв Киру за руку, повёл её прочь от склона — к дому, притаившемуся за амбаром.

— У нас тут сарнийских удобств нет, — говорил по дороге. — Никаких технологий и прочей ерунды. Едим мясо, нужду справляем в землю. Ясно?

Они как раз приблизились к деревянной будке — очевидно, туалету, который так напоминал родимую дачную «кабинку для размышлений», что Кира едва не прослезилась. Такого она точно не ожидала. На островах давно пользовались сарнийским достижениями в науке и технике. В этом плане быт здесь был налажен даже получше, чем на Земле, благодаря остаткам природной магии, что эсарни додумались совместить со своими разработками. Взять тот же короб — чудесное сочетание технологий и волшебства, не чета примитивным колёсным автомобилям.

— И чего я перед тобой распинаюсь, — продолжал бормотать бронзовый. Похоже, Кира пропустила большую часть его речи, и вот теперь её подтолкнули к двери туалета. — Дурацкие всё же у вашего Торна шутки. Иди.

Потом был дом — деревянный, почти пустой, по-мужски аскетичный. Хотя с электрическим светом. Видимо, сарнийскими солнечными батареями эверты всё же пользуются или же изобрели собственные. И горячая еда была — какое-то мясо с какой-то кашей. Только бронзовый больше не говорил и будто даже старался не смотреть на Киру. Ей очень хотелось узнать, как его зовут, но разве ж спросишь… вот и оставался он просто бронзовым.

И кстати, её именем так и не поинтересовался, вопреки предсказанию жреца. Наверное, в его мире вещи не положено собственное имя.

Когда после ужина Киру всё так же без слов повели обратно в амбар, она поняла, что спать сегодня будет там. Со зверем. Впрочем, на душе к тому моменту было уже так паршиво после подчёркнутого безразличия бронзового, что новость не сильно-то и удивила. Не то чтобы она ожидала улыбок и объятий, но ведь поначалу он с ней говорил. И за руку брал, явно рассчитывая силы, чтобы не причинить боли. А теперь просто волок следом.

Наверное, её молчание окончательно убедило эверта в полной и беспросветной тупости и бесчувственности пустышки, и он решил не тратить энергию понапрасну.

Справедливо. Разве не этого она добивалась?

И обижаться глупо, однако сердечную боль крайне сложно уложить в рамки логики и удержать в узде.

— Чешка не тронет, — всё-таки выдавил бронзовый, оставляя Киру возле стога сена в углу.

Только глаз на неё так и не поднял. И дверь запер — слышно было, как опустилась тяжёлая заслонка и лязгнул замок. Кажется, зверя это тоже возмутило, так негодующе он фыркнул и шаркнул лапой по земле. А потом, словно нуждаясь в поддержке, повернул чешуйчатую морду к Кире.

— Ну привет, Чешка, — прошептала она, когда шаги на улице стихли. — Будешь со мной дружить?

Ещё меньше, чем в стариковские приметы, Дэшшил Наездник верил только в предчувствия. По крайней мере, в свои. Ведь если в кровь того же Миса и просочилась капля природной магии, так что друг порой необъяснимым образом мог угадывать погоду и ловко избегал, казалось бы, неизбежных неприятностей, то сам Дэш в этом плане был совершенно пуст. «Внутреннее чутьё», которое когда-то помогло ему возглавить отряд и коим так восхищались окружающие, объяснялось исключительно знаниями и опытом. И мудрым наставником — никакого волшебства.

А предчувствия… это уже сродни предсказаниям знающих.

Дэш не видел будущего. Однако почему-то не ждал от него ничего хорошего, хоть для этого и не было никаких предпосылок. Всё шло по плану. Оболочка у них. Совет ждёт. Но в груди будто свернулась ядовитая змея, что периодически шипела и чуть сдвигалась, предупреждая о скорой атаке. Дэш знал о ней, чувствовал каждое тугое кольцо вокруг сердца и ничего не мог поделать. А перед мысленным взором так и стояли чёрные бездонные глаза, в которых ему померещилась неизживная грусть.

— Вот именно что померещилась, — буркнул Дэш, отмахиваясь от непрошеного образа.

В голове не укладывалось, как дышащее, говорящее и вроде как мыслящее существо может не иметь собственных души и воли, но каждым своим движением оболочка подтверждала общеизвестную истину.

Она пустая. Мёртвая. Ведомая. Во всех смыслах. У жука и то больше чувств, чем у этой…

И запер её Дэш вовсе не потому, что может додуматься сбежать — скорее, чтобы к ней не пробрались любопытные. И так уже вся долина чуть косоглазие не заработала, пока оболочка торчала на возвышении, точно невеста на выданье. Чешка, конечно, обидится, но проще уж с ним потом договориться, чем всю ночь оттаскивать зевак за уши.

Для местных-то такое зрелище внове — как не подойти, не потрогать. А кто послезливее, ещё б и пожалел, да прибежал бы потом к Дэшу с возмущёнными воплями, мол, как так, сердце бьётся, ножки двигаются, изо рта слова льются — разве ж можно девку тащить куда-то как скот?

— И не стыдно тебе?

Дэшшил замер, уставившись на старика Уоршу, что с удобствами устроился на нижней ступеньке крыльца и горстями закидывал в рот ягоды из корзинки.

— А должно быть? — уточнил Дэш.

— Конечно, — важно кивнул Уорша. — Бабу в вонючий хлев, а сам на мягкую койку.

Ах, вот оно что. Ожидаемо, хотя и не от этого старика…

— Во-первых, сарай вычищен, там сейчас пахнет лучше, чем у тебя дома. А во-вторых, не баба это. Ей всё равно, а я со вчерашнего дня на ногах. Нужно выспаться перед дорогой.

— Уверен, что всё равно?

— Старик, давай не будем…

— Я тебе вот что скажу, — перебил Уорша, и на пятнистом морщинистом лице будто даже злость промелькнула. Дэш впервые такое видел. — Деды учили, что любой травинке больно, когда её сапогом топчут. Что ж, по-твоему, девка, пусть и нарекли её бездушной, хуже травы под ногами? Ходит, ест, говорит. Шатирой её не пробовал рубануть? Глядишь, и кровь бы пошла настоящая, красная. Или не веришь ты в душу всего сущего? Тогда не пойму, почему по эту сторону перевала поселился, а не остался в городах. Там как раз любят и топтать, и рубить. Не известно нам, что было тогда, не дано узнать, почему их сделали такими. Но нигде не написано, что они хуже нас, то уже домыслы глупцов. На. Угощайся. И думай.

И на удивление бодро поднявшись, старик пихнул Дэшшилу в руки полупустую плетёнку с зелёной кислянкой и пошагал прочь.

Какое-то время впечатлённый отповедью Дэш сидел на крыльце и задумчиво перебирал пальцами крупную ягоду. Затем отставил корзинку и скрылся в доме, с грохотом захлопнув за собой дверь. После бессонного часа, понапрасну проворочавшись в кровати и сбив простыни во влажный ком, встал, натянул штаны и майку и босиком понёсся к сараю.

Замок поддался не сразу, словно решил помотать и без того натянутые нервы. Отброшенная заслонка задела что-то металлическое в траве, огласив округу радостным звоном. А когда Дэш наконец открыл дверь и вгляделся во мрак… змея в груди оживилась и, резко бросившись вперёд, впрыснула яд в вожделенную добычу.