Лиловый (I) (СИ)

Она задумалась, склонила голову набок.

-- Интересно, как будет выглядеть Дар других племен.

-- У моего племени, -- заметил Улла, сидевший к ним спиной, -- все должно быть достаточно просто. Гайят -- богиня воды. Наверное, Одаренный Гайят будет плеваться водой, как Острон -- огнем.

-- Удобно, -- сказал Острон. -- Представь себе, тащимся мы по Хафире, а вода там, между прочим, отравленная. И тут Одаренный маарри в любой момент может вызвать кувшин с водой. Да, без него мы там точно не обойдемся.

Улла негромко рассмеялся.

-- Ханса, -- окликнул он, повернув голову. Тот обернулся.

-- Чего?

-- Ты же марбуд, верно? Вы оба, -- кивок в сторону Лейлы. Девушка вскинула подбородок.

-- И что?

-- В вашем племени наверняка ходило много баек про Одаренных?

-- А в каком племени их не ходит, -- сказал Острон.

-- Так-то мы были в разбойничьей банде, -- буркнула Лейла. -- Не больно-то нам о таких вещах рассказывали. Хотя если бы к нам каким-нибудь образом попал Одаренный, уж мы бы сумели использовать его Дар как следует!

-- Лейла, -- поморщился Острон. -- Дар дается человеку не для того, чтобы грабить.

Она громко фыркнула.

-- Вообще-то мамка кое-что говорила мне, -- сказал Ханса, отводя взгляд. -- Она утверждала, что видела Одаренного Джазари, когда еще была девчонкой. Говорила, что он был тощим, как скелет, и казалось, что его вот-вот ветром сдует, но когда надо было, он мог... изменяться.

-- Как это?

-- Ну, как... как в сказках, -- Ханса рассмеялся. -- Бац! И примет облик другого человека. А еще он мог поднимать тяжести. Я имею в виду... такие, какие и силач вроде Халика с трудом поднимет. Потому что Джазари -- бог плутовства и делает все не таким, каким оно выглядит. Мамка говорила, этого человека было не сдвинуть с места, потому что на самом деле он был очень тяжелый.

-- Тебя временами тоже бывает непросто сдвинуть с места, -- заявила Лейла, -- но это потому, что ты упрямый, как верблюд.

-- Кто бы говорил.

Она пихнула его в плечо, но Ханса легко завалился набок, и Лейла тоже не сохранила равновесие, едва не упала следом за ним.

-- Дурак!

Остальные рассмеялись.

-- И вправду как брат и сестра, -- еле слышно пробормотала Сафир.

-- Вижу, хорошо время проводите, -- раздался голос Сунгая со стороны; Острон оглянулся. Джейфар подошел к шатру, неся что-то в руках, и уселся неподалеку от Уллы. Хамсин проснулась, открыла один глаз и посмотрела на него, но осталась сидеть. Острон выпрямился и заглянул через плечо Сунгая.

В руках тот держал песчаную крысу. Животное, кажется, было ранено; обычные песчанки реагировали на вид Хамсин, пусть и спящей, достаточно бурно и пытались сбежать или хотя бы сжаться в комочек. Эта так и осталась лежать, и ее пушистый бок быстро поднимался и опадал.

-- Что с ней? -- спросила Сафир, заглядывая с другой стороны.

Сунгай нахмурился.

-- Она сказала, что с трудом сбежала от стен Тейшарка, -- ответил он. -- Бежала все утро, хотя песок под конец начал сильно жечь ей лапы. У нее просто сильный ожог и болевой шок.

-- Зачем же она бежала?.. -- начал было Острон, но осекся: и дураку ясно, зачем, чтобы рассказать Сунгаю что-то важное.

-- Что еще она рассказала? -- вторил Улла.

-- Ее... мысли очень спутаны, -- буркнул Сунгай, осторожно укладывая песчанку на свернутый бурнус. Принялся рыться в своем вещевом мешке, выудил оттуда пиалу и налил из фляги воды; все смотрели, как он пристраивает пиалу так, чтобы лапки крысы оказались внутри. Они действительно покраснели.

-- Но она беспрестанно твердила что-то про ужас, скрывающийся в стенах города, хотя ничего более внятного я от нее не добился, -- закончил джейфар.

-- Мубаррад милостивый, -- прошептала Сафир. -- Что бы это могло означать?

Сунгай лишь пожал плечами.

-- Что бы это ни было, -- сказал Острон, -- завтра утром мы это узнаем наверняка. Что бы нас ни ждало, мы не можем просто взять и отступить.

***

Жеребец, большей частью спокойный и послушный, странно нервничал. Должно быть, животное тоже чувствовало близость... чего-то дурного. Острон остановился рядом с Сунгаем, потянув за поводья. Обычно на таком маленьком расстоянии его конь пытался укусить лошадь джейфара, но не в этот раз.

Сунгай вглядывался в серый горизонт; солнце еще не взошло, и войско стражей Эль Хайрана стояло в кромешной тьме, в молчании, нарушаемом лишь редким ржаньем лошадей. Ему не было видно их, но Острон знал, что без малого сорок тысяч человек растянулись длинной цепью по холму, готовые начать атаку в любую секунду.

-- ...Смотри, -- прошептал Сунгай, вскидывая голову. Острон послушно уставился в ту сторону и затаил дыхание.

На горизонте мерцал призрачно-алый свет.

-- Что это? -- шепотом спросил Острон.

-- А ты как думаешь, -- мрачно усмехнулся джейфар.

-- Тейшарк, -- услышали они бас Халика чуть впереди. -- Одержимые не любят огонь и боятся его, но и у них есть... кузнецы. И в цитадели сейчас наверняка куется оружие, от которого будут погибать наши воины.

-- Не говори так, Халик, -- поежился Острон, -- я уверен, что мы победим.

-- А ты не будь наивным, мальчик. Сегодняшний день без крови не обойдется.

Острон вздохнул. Его уши уловили мягкую поступь лошади, пробирающейся по песку, за спиной.

-- Каковы приказы, генерал?

-- До рассвета есть примерно час, -- отозвался слуга Мубаррада. -- Пусть люди отдыхают... кто сможет. Как только первый луч солнца покажется из-за горизонта, мы двинемся на юг.

Всадник уехал.

-- Еще раз повторю, -- негромко сказал Халик. -- Первыми в атаку пойдут лучники и птицы Сунгая. Необходимо вывести из строя лучников врага, чтобы можно было подойти к стенам цитадели. Острон, ты знаешь, что тебе делать.

-- Знаю, -- кивнул тот. -- Но Халик, я все думаю -- а если у меня не получится?..

-- У тебя все получится. По крайней мере, если не будешь об этом думать.

Они отъехали назад, спешились и опустились на холодный песок посреди других людей; лошади, нервничавшие не меньше хозяев, улеглись рядом с ними. Казалось, чем ближе ты находишься к земле, тем безопасней: не так злобно дует косонг, не так страшно, что чьи-нибудь полные злобы глаза найдут тебя в темной долине. Сунгай прислонился спиной к боку своего буланого и буквально слился с ним в сумраке: его песочно-желтый бурнус почти не отличался по цвету от коня. Острон сидел прямо, и его глаза то и дело возвращались к алому блеску на южном горизонте. Подумав, он поднял обе руки и стал осторожно жонглировать крошечными огоньками, перебрасывая их с одной ладони на другую.

-- Что бы там ни говорил Халик, -- прошептал он, -- мне все равно... тревожно. Я уже могу призвать небольшое пламя, но огонь такой силы, какой он хочет...

-- Ты вроде говорил, когда ты злишься, у тебя лучше получается, -- ответил из темноты Сунгай. -- Почему бы тебе не вспомнить ту ночь, в которую вы потеряли город.

-- Я больше не испытываю злобы, когда думаю об этом, -- возразил Острон. -- Слишком давно это было... теперь я лишь чувствую горечь.

Сунгай негромко вздохнул.

-- На самом деле, -- признался он, -- я тоже волнуюсь. Я уже несколько лет разговариваю с животными, и временами мне доводилось брать контроль над их разумом... но я впервые поведу такое большое их количество. Многие из них, конечно, справятся без меня. Только не все. И еще... ты ведь наверняка слышал, что животные в Хафире сходят с ума.

-- Да, и видел тоже.

-- Так вот... я как-то сталкивался с таким животным, -- добавил Сунгай. -- Его рассудок похож на сильно запачканный лист бумаги. ...Хотя, может, я не совсем точно выразился. Неважно. В общем, я могу одолеть заразу, завладев разумом животного, вычистить грязь, освободить его от влияния темного бога.

-- Это очень здорово, -- сказал Острон, -- то есть, ты можешь спасти животных, которые забрели в Хафиру?..

-- Я сейчас не о том, -- Сунгай улыбнулся одними уголками рта. -- Я беспокоюсь о тех, что пришли сегодня сюда, чтобы сражаться на нашей стороне. Я боюсь, что мне придется бороться за их рассудок с самим темным богом.