Лиловый (I) (СИ)

-- Мой шатер у самой окраины ахада, -- почти прошептал Острон, коснувшись руки Сафир. -- Рядом с красным знаменем.

Она кивнула; он с сожалением оставил их и пошел назад, искать Сунгая и Халика.

Огромную фигуру слуги Мубаррада, впрочем, найти было несложно. Они о чем-то разговаривали с Усманом, но когда Острон подошел к ним, уже закончили.

-- Ага, -- сказал Халик, оглядываясь на него. -- Вижу, все у вас в порядке. Завтра выступаем на рассвете, Острон.

Парень бросил взгляд на юг и поежился.

-- Ты не волнуешься, Халик?

Великан пожал плечами.

-- Волнуюсь?.. Не знаю, как и ответить тебе на это. Пожалуй, да. От нашего похода зависит будущее стены Эль Хайрана. И... никто не может быть уверен, победим ли мы.

-- Но нас так много, -- удивился Острон. -- И Сунгай говорит, что дорога выглядит безопасной. И... ну, в общем, у нас есть я.

Халик улыбнулся и похлопал его по плечу.

-- Ты прав, Острон. И у нас есть ты. И я верю, что ты не подведешь.

Солнце уже сползло за горизонт, когда Острон вернулся к своему шатру и обнаружил, что возле него стоит Сафир. Сердце екнуло. Девушка обернулась, услышав его шаги, и улыбнулась ему.

-- Я ненадолго, -- предупредила она. -- Сумайя велела всем быть на местах, она говорит, мы завтра рано выходим.

-- С рассветом, -- кивнул Острон. -- Подожди, я сейчас.

Она послушно осталась стоять на месте; Острон торопливо нырнул под полог шатра и нашел среди своих вещей заветный сверток, казавшийся легким, будто это была лишь тряпка.

-- Вот, -- выдохнул он, вернувшись к Сафир и протягивая ей сверток. -- Это тебе.

-- Что это? -- удивилась Сафир, но приняла подарок. Под ее пальцами что-то тихонько звякнуло. -- Ой.

-- Я ведь уже говорил тебе, -- сказал Острон, -- если с тобой что-то случится... я не переживу этого. И раз уж в городе мне тебя не удержать, значит, остается только защищать тебя...

Она осторожно отогнула уголок тряпки, и в свете костров тускло блеснул металл.

-- Это кольчуга? Но она такая легкая...

-- Это кольчуга работы Абу Кабила, -- улыбнулся он. -- Как в сказках, помнишь?.. Легкая, как перышко, но защищает.

-- Спасибо, -- прошептала девушка, прижимая сверток к себе, и приподнялась на цыпочках.

...На следующее утро Острон проснулся от меткого пинка, отвешенного Хансой, какое-то время недовольно потирал бок, потом резко вскочил и кинулся собираться. За пологом шатра отовсюду доносились звуки поднимающегося лагеря. По шатру скакал Улла, потерявший свой бурнус; бурнус нашелся под Хансой, который присел, чтоб натянуть высокие сапоги. Острон лихорадочно завязывал кушак, слушая, как Сунгай, собравшийся раньше всех, говорит:

-- Мы с вами поедем на лошадях, а вы двое имейте в виду, вы теперь под командованием Фазлура, патрулируете фланги. Внимательно смотрите по сторонам и не зевайте.

-- А мы важно выступаем по обе стороны от генерала, -- пробурчал Острон. -- И работаем ходячими знаменами.

-- Ты выступаешь, -- фыркнул джейфар. -- У меня забот будет полно.

Потом оглядываться было некогда; они складывали шатер, навьючивали верблюда, который должен был идти вместе с обозами в конце войска. Сунгай исчез куда-то в суматохе, а явился, уже ведя в поводу двух жеребцов, белого и буланого, Острон по его кивку взобрался в седло и поехал следом за джейфаром.

-- Ходячие знамена, -- пробормотал он, заметив, что даже масть лошадей подобрана по гербовым цветам их племен: белая для Нари, золотистая для Джейфар.

Халик нашелся быстро, он восседал на огромном тяжеловозе и что-то высматривал будто. Острон остановил лошадь неподалеку. Еще один всадник приблизился к ним быстрой рысью, и Острон не без легкого удивления узнал в нем Басира.

-- Ты тоже едешь в голове войска? -- спросил он. Басир улыбнулся и кивнул, хлопнул себя левой рукой по поясу: на поясе у него висел здоровый рог.

-- Халик сначала не хотел меня брать с собой, -- негромко сказал китаб, пользуясь тем, что слуга Мубаррада как раз в тот момент отвлекся на разговор с Усманом, -- но я сказал, что в бою может каждая рука пригодиться, а я ведь тренировался держать ятаган в левой. И верхом я езжу хорошо.

-- Искренне надеюсь, что мы с тобой оба выживем, -- ответил ему Острон. -- ...Хотя что уж там. Ты вообще живучий.

-- Ага, -- счастливо согласился Басир. Тут Халик оглянулся на них и кивнул китабу; Басир немедленно схватился за свой рог, поднял его ко рту и затрубил что есть мочи.

Десятки других рогов вторили ему эхом; Острон наконец обернулся и застыл.

Без малого сорок тысяч воинов стояли за его спиной, готовые отправляться в путь. Тут и там развевались знамена; множество белых флагов племени Нари, алые стяги ассаханов, лазоревое знамя Маарри, золотистые и изумрудные полотна, принадлежащие джейфарам и марбудам, и даже черный, как ночь, стяг Китаб в самом конце, у обозов.

-- На Тейшарк! -- оглушительно выкрикнул Халик, взмахнув рукой, и пришпорил коня.

-- На Тейшарк! -- взревели солдаты за их спинами. Острон тронул собственного жеребца с места, чувствуя, как по лицу расползается улыбка, которую так просто не стереть.

Шесть племен, стражи Эль Хайрана, отправились отвоевывать то, что испокон веков принадлежало им.

Фарсанг двенадцатый

Весна была близко. В разных частях Саида она бывает по-разному выражена; племя Острона долгие годы кочевало с южной стороны Харрод, и поэтому Острон знал, что в первом весеннем месяце с большой вероятностью случится ливень, а может, и не один. Царивший несколько месяцев холод понемногу уходил, хотя по ночам и по-прежнему продирал до костей.

Уходившее с большой торжественностью войско в первые же дни разделилось на несколько частей; быстрая конница должна была прибыть на место первой и дожидаться пеших воинов, которые даже шли другим путем. Халик вел восемь тысячных минганов по барханам, немного забирая к западу; ведший остальных Усман, насколько было известно Острону, пошел напрямик через бесконечные сериры, усыпанные мелкой щебенкой. За перемещениями отрядов следили многочисленные птицы, летавшие туда и обратно. Каждое утро вокруг Сунгая, ехавшего верхом на своем буланом, собиралась целая стая. На плечо ему садились рыжевато-белые сипухи, ушастые филины, циккады, сородичи Хамсин; Острон давно заметил, что с совами джейфар ладит лучше всего. По вечерам, впрочем, прилетали птички помельче: воробьи, вьюрки. Они весело чирикали, рассевшись на подставленных для них руках Сунгая. Хамсин в это время обычно летала кругами над джейфаром и громко презрительно ухала, заставляя птичек перепуганно дергаться.

В отряде под непосредственным командованием слуги Мубаррада, помимо Одаренных, состояли и трое человек, которых Острон в последнее время начал считать своими друзьями: Улла, Ханса и Басир. Большую часть времени Улла и Басир ехали рядом с самим Остроном, тогда как Ханса, из всех них бывший самым лихим наездником, часто отлучался вместе с другими разведчиками. Менее похожих друг на друга людей надо было еще поискать. Ханса на своем огромном жеребце, с которым управлялся немногим хуже Сунгая, из-за низкого роста казался почти мальчишкой, напоминал отъявленного хулигана, разъезжал без седла и громко свистел, когда нужно было привлечь внимание другого конника. Ниаматулла на лошади держался не слишком уверенно: маарри всю жизнь прожил в городе и был знаком с кочевьями только понаслышке. По той же причине он часто заводил разговоры с ехавшими рядом людьми, не зная о привычке кочевников пересекать бескрайнюю пустыню в тишине. Однорукий Басир ехал молча, часто с рассеянным видом; хотя Острон знал его давно и помнил еще обычным молодым стражем, думавшим только об оружии да о подвигах, китабская кровь взяла свое, и со временем Басир все больше становился похож на ученого. Возьмет и напишет когда-нибудь свою собственную книгу, думал время от времени Острон.

Птицы, судя по всему, приносили Сунгаю пока только спокойные вести. Всякий раз, поговорив с ними, Сунгай направлялся к Халику и пересказывал их ему; Острон обычно старался оказаться поближе, чтобы тоже знать последние новости. Пешие солдаты идут без приключений. Никаких подозрительных отрядов на расстоянии десятков фарсангов в обе стороны не замечено.