Эрагон

Кадока они продали в какой-то небольшой деревушке. Когда новый владелец увёл коня, Эрагон с сожалением опустил в карман те несколько монет, которые выручил в этой печальной сделке. Ему было жаль расставаться с Кадоком — ведь они столько пережили вместе: и половину Алагейзии проехали, и схватку с ургалами выдержали…

Дни пролетали незаметно, их путешествие по этим малонаселённым местам затянулось. Эрагону приятно было общество Муртага, у них оказалось немало общих интересов, и они подолгу обсуждали технику стрельбы из лука и различные охотничьи уловки.

Но одной темы, словно по негласному уговору, они касаться избегали: они почти ничего не рассказали друг другу о своём прошлом. Эрагон ни словом не обмолвился о том, где он нашёл Сапфиру, как познакомился с Бромом и даже откуда он родом. И Муртаг молчал о своём происхождении и о том, почему за ним охотятся слуги Империи.

Тем не менее, будучи постоянно вместе, они все же немало успели узнать друг о друге. Эрагона, например, очень интересовало, как это Муртаг умудряется так хорошо разбираться в борьбе различных сил внутри Империи, а также во внешней политике Гальбаторикса. Он, похоже, знал конкретные дела и пристрастия любого представителя знати, любого королевского придворного и отлично мог объяснить, как именно эти дела и пристрастия отражаются на простых людях. Эрагон всегда очень внимательно его слушал, благодарный за такую науку, однако разнообразные подозрения так и роились у него в голове.

Миновала первая неделя, раззаков было не слыхать, и тревоги Эрагона улеглись сами собой. Но они по-прежнему дежурили по ночам, опасаясь встречи с ургалами. Впрочем, пока никаких следов ургалов они тоже не замечали. Эрагон, прежде уверенный, что в этих диких краях чудовища кишмя кишат, был даже рад такому спокойствию.

Прекрасная узница больше ему не снилась, хотя он не раз пытался мысленно вызвать её образ. Проезжая через какое-нибудь селение, первым делом он старался узнать, есть ли там тюрьма. Если тюрьма была, старательно изменив обличье, посещал её, но той женщины нигде не было. Кстати, в искусстве перевоплощения Эрагон весьма преуспел, и особенно этому способствовал разосланный повсюду королевский указ с перечислением примет «государственного преступника» и обещанием весьма внушительного вознаграждения в случае его поимки.

Путешествие на север неизбежно должно было привести их в город Урубаен, столицу Алагейзии. Места близ Урубаена были заселены очень густо, и проскочить незамеченными им бы ни за что не удалось. Дороги патрулировали королевские гвардейцы, мосты бдительно охранялись. Так что им пришлось объезжать столицу стороной, и на это ушло несколько весьма напряжённых дней.

Благополучно миновав Урубаен, они оказались в южной части той обширной равнины, которую Эрагону уже доводилось пересекать, когда они с Бромом ехали из долины Паланкар на юг. Только теперь путь его лежал на север, и они с Муртагом старались держаться ближе к восточному краю равнины, следуя по течению реки Рамр.

Как раз в эти дни Эрагону исполнилось шестнадцать. В Карвахолле непременно устроили бы по этому поводу праздник — ведь это время вступления в общество взрослых мужчин, — но здесь, в этих диких краях, он решил даже Муртагу не говорить о своём дне рождения.

Сапфире было уже почти полгода, и в последнее время она стала значительно крупнее и массивнее. Особенно крылья. Тело драконихи было мускулистым и плотным, костяк — тяжёлым и прочным. Клыки, торчавшие из пасти, были толщиной с руку Эрагона и острые, как меч Заррок.

Прошло немало дней, прежде чем Муртаг разрешил наконец Эрагону снять туго перетягивавшую его грудь повязку. Ребра полностью зажили, лишь в том месте, где тяжёлый башмак раззака рассёк кожу, остался небольшой шрам. Сапфира внимательно наблюдала, как Эрагон освобождается от своего «свивальника», опасливо расправляет плечи и наконец-то, вздохнув полной грудью, с наслаждением потягивается. Никакой боли он больше не чувствовал. В былые времена он наверняка просиял бы от удовольствия, но после смерти Брома улыбка едва ли появлялась на его лице.

Натянув рубаху, Эрагон вернулся к костру. Муртаг сидел у огня и строгал какую-то деревяшку. Эрагон вытащил из ножен Заррок, и Муртаг весь напрягся, хотя лицо его и осталось спокойным.

— Ну вот, теперь я окончательно выздоровел, — сказал Эрагон и предложил: — Нет ли у тебя желания немного пофехтовать?

Муртаг отложил деревяшку и весьма заинтересованно спросил:

— Боевыми мечами? Но так ведь и убить друг друга недолго.

— Погоди-ка… Дай мне твой меч. (Муртаг явно колебался. Но потом все же протянул свой длинный меч.) — Эрагон, применив уже знакомое заклинание, быстро сделал острое лезвие безопасным. — Ты не беспокойся, — сказал он Муртагу, — я сразу же снова сделаю его острым, как только мы закончим спарринг.

Муртаг проверил балансировку оружия и остался вполне доволен. Эрагон обезопасил лезвие Заррока и сделал первый выпад, целясь в плечо Муртага. Тот парировал. Эрагон легко отскочил и снова нанёс удар, но Муртаг снова парировал, отступая лёгким танцующим шагом. Он был чрезвычайно ловок.

Они довольно долго скакали вокруг костра, пытаясь выбить оружие друг у друга, и Эрагон настолько разошёлся, что после особенно яростной атаки с его стороны Муртаг вдруг начал смеяться, да так заразительно, что Эрагон тоже засмеялся, и поединок пришлось прервать. Они поняли, что не только не уступают друг другу ни в силе, ни в мастерстве, но и никак не могут обрести преимущество в поединке. Они настолько подходили друг другу как спарринг-партнёры, что даже устали одновременно. Однако же, немного отдохнув, они все же продолжили поединок и фехтовали до тех пор, пока руки у обоих не налились от усталости свинцом, а рубахи не промокли насквозь от пота. Наконец Эрагон крикнул:

— Довольно! — И Муртаг, остановившись прямо посреди замаха, тут же с готовностью шлёпнулся на землю, с трудом переводя дыхание. Эрагон, пошатываясь, подошёл к нему и тоже плюхнулся рядом. Грудь у него тяжело вздымалась. Никогда ещё не было у него столь умелого и неутомимого противника!

— А ты меня здорово удивил! — воскликнул Муртаг. — Меня учили фехтовать чуть ли не с рождения, но я ни разу не встречал такого противника, как ты! Ты мог бы стать прямо-таки королём среди фехтовальщиков!

— Ты владеешь мечом не хуже, — возразил Эрагон, все ещё тяжело дыша. — Тот человек, который учил тебя, этот Торнак, мог бы сколотить себе изрядное состояние, открыв школу фехтования. К нему бы ученики со всей Алагейзии съезжались.

— Он умер, — кратко сообщил Муртаг.

— Прости, я не знал.

Впоследствии у них вошло в привычку каждый вечер упражняться подобным образом, что позволяло им сохранять хорошую боевую форму. Вскоре они и сами стали похожи на пару отличных клинков. Эрагон также возобновил свои занятия практической магией. Муртаг страшно этим интересовался, и вскоре Эрагону стало ясно, что он немало знает о действии и назначении различных магических сил, хотя сам не мог и не умел применять их. Когда Эрагон упражнялся в произнесении заклятий на древнем языке, Муртаг всегда молча слушал, лишь изредка спрашивая, что означает то или иное слово.

Подъезжая к Гиллиду, оба одновременно остановили коней. Почти месяц добирались они сюда, за это время весна сумела изгнать даже последние воспоминания о минувшей зиме. Эрагон чувствовал, как сильно он изменился, стал гораздо увереннее и спокойнее. Он по-прежнему часто думал о Броме и разговаривал о нем с Сапфирой, но в остальное время старался все же не бередить болезненные воспоминания.

Издалека Гиллид показался им каким-то варварским, дома в городе были сложены из грубых брёвен, отовсюду доносился злобный лай собак. В центре высилась каменная крепость весьма нелепой архитектуры. Сильно пахло дымом. Этот город казался, скорее, временным лагерем кочевников, а не крупным торговым центром. Вдали виднелись неясные очертания озера Изенстар.

Для пущей безопасности они решили остановиться на ночлег подальше от города. Когда ужин был почти готов, Муртаг сказал: