Шаг к удаче

— Отпускай! — рявкнул Аглае. — Отпускай! Мария, прочь!

— Беги, Маша!

— Не могу, — крикнула девушка, дёргая пояс. Сообразила, что не совладает, в мгновение ока расстегнула пряжку и отпрыгнула назад. Ремешок выскочил из кулиски, освободив свою обладательницу.

Санджиф откатился прочь от бьющих крыльев и когтистых передних лап ещё быстрее, чем это удалось Агласу — впрочем, он находился сзади, поэтому ему-то как раз ничего не грозило. Освободившись, виверна рванула в небо, ударила воздух и всех, кто оказался неподалёку, шлейфом обжигающей снежной пыли и понеслась ввысь, к кокону магической защиты, запирающей школу.

Илья бросился к другу, а тот, потряхивая головой, с которой тоже слетела шапка, медленно поднимался со снега. Встал, посмотрел на Илью, вздохнул и кивнул слегка, и это движение говорило о том, что он чувствует, лучше, чем самая длинная и прочувствованная речь. Петербуржец похлопал его по плечу, а потом не выдержал, обнял, выдохнув:

— Живы. Живы, чёрт побери…

— Да, живы. — Санджиф в ответ хлопнул друга по спине, отодвинулся и снова заглянул в лицо. — Живы. Ты молодец.

— Я-то чего? — изумился юноша-аурис. — Это ж ты мне несколько раз жизнь спас!

— Я б изначально не решился так рисковать. Гоночные-то виверны дорогие, хорошо обученные… Где ты прочитал, что удар по глазам заставляет их подчиняться?

— Нигде. Я и не знал. Так, по наитию…

— Ты не перестаёшь меня изумлять… Маша, ты как?

— Всё отлично. — Девушка поднялась, отряхнула брючки и шубейку. — Где Мира? Она цела?

— Говорят, просто истерика. Вроде ничего не сломала.

— Странно было б, если б не было истерики. — Архангельчанка была невозмутима настолько, что в это мгновение показалась Илье сестрой-близнецом Санджифа.

— Но у тебя-то нет…

— Просто до меня ещё не дошло. Дойдёт попозже, вот тогда буду трястись, — деловито отозвалась девушка. — К тому же все истерят по-своему… Я пойду, ладно? — Она смотрела на сына лорда, словно бы спрашивала его разрешения.

— Я тебя провожу, — ответил тот непреклонно и лишь взглянул на друга. — Увидимся.

Впрочем. Илье бы даже в голову не пришло сомневаться в естественности его желания проводить свою девушку, которая прошла через всё то, что выпало им сегодня. Кивнул, взмахнул рукой, мол, идите, и отвернулся, чтоб не мешать им даже своим взглядом.

Ему показалось, что время внутри него задержало ход. Движения и мысли стали вялыми, как примёрзшие к стеклу мухи, никак не получалось сообразить, чем же надо заняться прямо сейчас? Наверное, пойти проверить, как там Мирним… Или, может, поискать украденную виверну? Сообщить о «позаимствовании», а то ещё обвинят в краже. И кому сообщать? А может, просто забить на это дело…

— Илья! — окликнул его Аглае. — На, — и протянул ему свою шапку.

— Не надо, зачем? Здесь же теплее… — И только тут сообразил, что нисколько не теплее — тот же ледяной ветер, и так же покалывает в висках, мешая сосредоточиться. Подумал было, что ведь куратору так же холодно, как и ему самому, а потом — что тот взрослый человек, если готов отказаться от шапки, значит, не страдает от холода — и натянул её на уши. — Спасибо.

Несколько мгновений они просто молчали, глядя в бледно-серое небо, в котором совершенно потерялись точки-преследователи.

— Мда-а… — протянул Аглае, обеими руками взявшись за затылок. — Историйка… Как-то, когда пересказывал тебе либретто представления, не думал, что ты воспримешь его как руководство к действию.

— А что нам было делать в тот момент? — огрызнулся юноша.

— Знал бы — тогда б и предложил. — Голос мужчины звучал невозмутимо. Это немного остудило начавшего закипать Илью.

Глядя на взбаламученный и вновь кое-как улёгшийся снег под ногами, тот медленно спросил:

— А из телохранителей вообще никто не уцелел?

— Как понимаю, никто… — Несколько мгновений Аглае ждал реакции. — Ты же понимаешь, это ведь их работа.

— Получается, если бы не они… А как же теперь их семьи?

— Думаю, механизм компенсаций тут хорошо продуман. Иначе кто же будет рисковать своей жизнью? Спроси у Санджифа при случае, раз уж тебе интересно.

— Илья Барехов! — окликнули издали. Через тот же истоптанный газон, сквозь поломанные кусты грузно бежала госпожа Оринет в длинном меховом одеянии, выглядящем настолько странно, что это обратило внимание юноши даже теперь — Илья, идите сюда! Вас зовёт госпожа директор.

— Иди, Ильюха, — сказал Аглае. — Естественно, тут все хотят знать, что произошло.

— Я хочу знать, что произошло!

— И это тоже естественно, — ответила, подбегая, запыхавшаяся учительница энергоразвития. — Идёмте, Илья. У госпожи Гвелледан очень много дел, нельзя заставлять её ждать.

И школьник поплёлся за учительницей, поражаясь той бесцветной пустоте, которая поселилась вдруг в его сознании. Лениво шевелились отдельные мысли — о Мирним, о Санджифе и Маше, об украденных вивернах, а ещё о том, что о ветки кустов порвались его новые перчатки, а значит, немалые деньги псу под хвост. Почему-то именно перчаток было сейчас жальче всего. А ещё — того бойца, который защищал его от виверны и попал под боевое заклинание.

Госпожа Гвелледан встретила его на крыльце общежития — она отдавала распоряжения учителям, охране и обслуге, вставляя в речь столько специальных терминов, что Илья не понимал её. Впрочем, и услышал-то он немного. Почти сразу она обернулась к нему, дав остальным знак, чтоб подождали, и осведомилась властно:

— Вы невредимы, Илья? Как вы вернулись в школу? Мне сказали — на виверне.

— Ага.

— Ваш куратор тоже не пострадал?

— Ну да…

— Хорошо. Идёмте. А вы пока продолжайте, господа. Ещё очень много предстоит подготовить, — и заспешила через двор, сделав петербуржцу знак идти за собой.

А того постепенно отпускало оцепенение, и он шёл за директором, с одной стороны, сгорая от любопытства, чего от него хочет глава школы, на которую — можно понять без труда! — навалилась сразу куча дел, а с другой — пытаясь сообразить, что и как рас сказать ей о сегодняшних событиях. Ведь понятно же, что она не просто так позвала его к себе и ведёт, видимо, туда, где можно спокойно пообщаться.

Войдя в двери главного корпуса, госпожа Гвелледан расстегнула пряжку у горла и красиво уронила с плеч шубку, которую тут же подхватил кто-то из работников, словно специально ждавший этого момента. Илья постучал ногами об пол, чтоб сбить снег, и расстегнул дублёнку — за закрытыми дверьми было тепло, даже жарко.

Они поднялись не на один этаж, как он ожидал, а на три. Здесь, в коридоре, убранном изысканно, но при этом без роскоши, директор сбросила меховые сапожки и в ближайшую дверь вступила босиком. Поколебавшись, юноша сделал то же самое. Шагнув за порог, к своему изумлению, оказался в жилых покоях госпожи директора. Она, расстёгивая длинную шерстяную накидку, кивнула ему на небольшой столик рядом с двумя удобными маленькими креслами.

— Если хотите согреться, вам принесут чаю.

— Да я… ничего, — промямлил Илья, озираясь.

Он едва ли мог оценить стиль и великолепие убранства, хотя тут же почувствовал, что и того и другого здесь в избытке. Разглядывая комнату, юноша поймал себя на мысли: «Так вот как на самом деле живёт знать!», едва ли помня в это мгновение, что уже не один раз гостил в замке и на вилле отца Санджифа. Правда, там он не бывал в жилых покоях лорда и его жён, а покои друга были устроены так, чтоб было удобно их хозяину, без особого напора на стиль и изысканность.

— Илмеш, кофе! — приказала госпожа директор. Появившаяся из соседней комнаты немолодая служанка, одетая, как показалось юноше, на японский лад, с неудовольствием покосилась на его носки.

— На ваш вкус, госпожа?

— Без специй. Специи молодой человек, если захочет, добавит сам, — и посмотрела на него испытующе.

— Я особенно ничего и не видел, — заторопился тот. — Мы же на арене сидели, а потом вдруг, совсем внезапно…

— Я понимаю, — мягко прервала она. — Как правило, войны так и начинаются — совсем внезапно.