С Макондо связи нет?

Леонид Панасенко

С Макондо связи нет?

Ему снились беззубые нищие, которые жалобно и просяще открывали провалы ртов. Они хватали его за одежду, мычали, и он, содрогаясь от жалости и омерзения, достал из кармана горсть сахарно-белых, исключительно крепких зубов и бросил нищим… Оборванцы и калеки упали на землю, сплелись в дорожной пыли, подбирая сверкающие фасолины и заселяя ими рты. Он бросил ещё горсть и ещё. Так продолжалось, пока чей-то властный голос не сказал за его спиной: «А теперь веди их к воде, залечи раны и смой струпья. Они дети твои». Он хотел возразить, что такое под силу только богу, но не посмел и повёл ораву к реке, раздавая по дороге коренные зубы тем, кому они не достались. «Не забудь собрать их болячки, — напомнил всё тот же голос.— Собери и сожги их. И проследи, чтобы до конца прогорело. Не то они вернутся и опять обсядут людей».

Зазвонил телефон. Кошмар прервался — нищие отступили, растаяли в сумерках спальни. Звонки шли долгие, требовательные, по-видимому, междугородные.

— Алло, — сказал Габриэль, сонно придерживаясь за стену. В трубке что-то щёлкало и гудело, будто сюда долетало гудение проводов, бегущих от города через непроходимые заросли и топи, взбирающихся в ночи на горы и пересекающих пронзённые ветром саванны.

— Слушаю, — повторил писатель уже раздражённо. В трубке теперь монотонно шелестело: на другом конце провода шёл бесконечный нудный дождь.

— …так ты приедешь, отец? — неожиданно прорвался мужской голос, словно продолжая прерванный разговор, и в трубке зачастили гудки отбоя.

Габриэль зевнул. Хорошо, что кто-то ошибся номером или на станции ошиблись. Уж лучше подняться среди ночи, чем раздавать во сне зубы нищим и юродивым.

Он не стал возвращаться в спальню, так как не был уверен — заснёт ли, и прилёг в кабинете. Если сон не придёт, можно будет зажечь настольную лампу и поработать.

По-видимому, он всё-таки задремал. Телефон грянул вновь и вновь напугал, потому что ночные звонки всегда таинственны и означают или беду, или чью-то глупость. Впрочем, чужая глупость тоже беда.

— Вам не надоело? — зло спросил писатель, когда вместо ответа услышал в трубке то ли шелест дождя, то ли чьё-то дыхание.

Далёкий голос на сей раз принадлежал женщине. Он терялся в дебрях проводов, падал в топи, цеплялся за лианы. Кроме того, его нещадно трепал ветер саванны.

— Прости, отец… — сказала женщина. — У нас один аппарат… На весь город… Все хотят услышать твой голос… опять дожди… Мы послали тебе фрукты… ещё корзинку… будем звонить…

Снова зачастили гудки отбоя.

— Очень мне нужны ваши фрукты, — пробормотал Габриэль, досадуя, что эти глупые звонки могут разбудить жену и детей. — В Боготе полно многодетных папаш. Но при чём здесь я, чёрт побери?!

На удивление самому себе он вновь заснул — крепко, без сновидений, не подозревая, что подсознание недаром приводило нищих и что ночные звонки обернутся удивительными, неслыханными хлопотами.

За завтраком в дом ворвался давнишний приятель Габриэля.

— Всё понятно, — сказал он, переводя дыхание. — Ты, конечно, ещё и не раскрывал утренние газеты?

— Я давно не верю, что газеты ещё могут чем-либо удивить мир, — улыбнулся писатель.— К тому же неужели тебя не волнует аромат этого отменного кофе?

— Меня волнует вот эта статья, — сказал приятель.— Завтра её перепечатают все газеты мира.

Габриэль пробежал текст, снабжённый броским заголовком: «Материализация выдумки или эффект „куриной слепоты“?»:

«В бассейне реки Магдалены в труднодоступных тропических лесах обнаружено селение Макондо, точь-в-точь соответствующее захолустному мирку, изображённому в романе нашего знаменитого писателя Габриэля… Имена его обитателей и факты их биографий, история городка поразительно совпадают с выдумкой писателя, который, как известно, прототипом Макондо объявил городок своего детства Аракатаку.

Итак, возникает вопрос: что это? Чудо, материализация выдумки гения или проявление эффекта „куриной слепоты“, когда мы порой годами не замечаем того, что находится у нас буквально под носом? В самом деле. Разумнее предположить, что Макондо существовало всегда и только наш эгоизм и эгоцентризм застили наш равнодушный взор. Профессор Морис Лавантюр, отрицая полумистическую гипотезу о возникновении Макондо из субстанции воображения, заявил вашему корреспонденту: „Цивилизация в своём слепом бегстве в никуда, которое некоторые оптимисты называют прогрессом, забывала и теряла не только такие захудалые городишки как Макондо, но и целые страны и народы. В конечном итоге полное или частичное забвение — наш общий удел. Я не сомневаюсь, что мастер Габриэль, обладающий пером, которое раздевает мир, просто пожалел реальное Макондо и его обитателей и спрятал их за занавесом выдумки. Увы, в природе не существует вечных занавесов. Пал и этот“».

В конце статьи автор обещал опубликовать в следующем номере разъяснения их знаменитого соотечественника.

— Что это всё значит? — спросил поражённый Габриэль.

— Тебе лучше знать, — развёл руками приятель.

— Но ведь никакого Макондо нет! — воскликнул писатель и отшвырнул газету. — Кое-что я, конечно, взял от Аракатаки, но при чём здесь Макондо?!

— Надо было хуже писать, — буркнул приятель.

— Что? Ты тоже веришь в этот бред? — изумился Габриэль. — Ну, это уж слишком!

— Такое трудно придумать, — возразил приятель. — Да и зачем? Возможно, произошла ошибка или совпадение, а газетчики поспешили раздуть сенсацию? Во всяком случае, тебе это совсем не нужно. Держись подальше от журналистов. Если в костёр не подбрасывать дрова, то он вскоре погаснет.

Писатель вспомнил странные ночные звонки и похолодел. А вдруг в самом деле произошло чудо?! Может, это его создания добивались к нему по телефону из глуши Макондо? Обращение «отец», упоминание о том, что все хотят услышать его голос… Нет, так недолго и рехнуться.

— Как же мне быть? — растерянно обратился он к приятелю. — Вдруг в самом деле всё… ожило?

— Ну и пусть живёт, — рассмеялся тот. — Твоё воображаемое Макондо уже давно обрело реальность в умах читателей… Ничего не изменится. Ровным счётом. Правда, это лишние хлопоты, но ведь выбора, как я понимаю, нет.

Габриэль поднял газету, ещё раз пробежал глазами статью. Обычно весёлые брови опустились, лицо отразило раздумье.

— Ты знаешь, — сказал он. — Я их боюсь… Не самого факта — чудеса случались и прежде, а их. Ведь это я им дал судьбу — рождение, радость и горе, наконец, смерть. Я для них Создатель, понимаешь?! Если они придут и спросят…

— О чём? — удивился приятель. — Да они должны молиться на тебя. Это судьба всех создателей: принимать благодарности…

— И проклятия… — продолжил Габриэль и посмотрел в сторону телефона.

Вечером явился посыльный с вокзала. Он сказал, что услуга уже оплачена, надо только расписаться на квитанции, затем внёс четыре картонных ящика с фруктами и громадную гроздь бананов. За ними с большими предосторожностями была доставлена корзина яиц.

«Значит, правда! — подумал писатель. — Ночью женщина говорила о фруктах. И о корзине упоминала. Значит, всё это оттуда!»

Он вспомнил своё Макондо и впервые смутные опасения оформились в ясную и острую мысль, которая теперь мешала, будто гвоздь в ботинке:

«Я замкнул в книге круг жизни Макондо. В конце романа Аурелиано Бабилонья читает пергаменты Мелькиадеса, в которых заключена история семьи Буэндиа на сто лет вперёд. Начинается ураган. В последнем стихе пророчества говорится: „прозрачный (или призрачный) город будет сметён с лица земли ураганом и стёрт из памяти людей в то самое мгновение, когда Аурелиано Бабилонья кончит расшифровывать пергаменты, и что всё в них записанное никогда и ни за что больше не повторится, ибо тем родам человеческим, которые обречены на сто лет одиночества, не суждено появиться на земле дважды“… Я замкнул круг… Но призрачный город вдруг стал реальностью. Что же произошло? Или Макондо ещё не завершило свой путь, или пророчество не сбылось? Может, Аурелиано, поняв, чем кончится ветер, не стал дочитывать пергамент? Тем самым природа даёт мне понять, что гибель сущего — не выход. Но, с другой стороны, любой жизненный цикл имеет своё завершение. Макондо из моего романа исчерпало себя, его возрождение невозможно. Может, это другое Макондо? Десятки вопросов. И главный из них: зачем мне всё это? Почему я должен тратить драгоценное время на всяческую дьявольщину и терзать своё сердце бессмысленными вопросами?»