Живая статуя (СИ)

Интересно, каким был Августин еще до пожара. Должно быть, приятным и наивным, но только не беззаботным. Еще до того, как мой огонь оставил не проходящие ожоги на его теле, у Августина уже было полно забот, но он все-таки был человеком. А те, кто называл себя его нежданными благодетелями, пытались перевоплотить дитя в демона. И пока что это им хорошо удавалось. Деревенский мальчишка преобразился, но на этом, как я понял изменения, не закончились. Кем же он станет под конец всего этого? Еще одним таким же проклятым созданиям, как я, чужим и в мире людей, и даже в волшебном мире. Если бы ты знал, несчастный мальчишка, что это за судьба быть чужим повсюду и не находить никого, кто мог бы стать тебе ровней, а не дрожащим от страха слугой, подумал я, но эту мою мысль Августин, конечно же, не уловил. Не узнал он и того, что в этот миг я вспомнил о Розе. Она ведь была единственной, кто не испытывал передо мной страха, и в итоге даже она не вынесла моего общества. Ни сокровища, ни власть, ни красота того, кто все это ей предлагает, не смогли удержать ее возле меня.

И почему только я не остался в Виньене с Марселем? Зачем прилетел сюда? Вряд ли рабская преданность и искренность художника могли наскучить мне настолько, что я решился сбежать к более загадочному Августину. Почему-то в его присутствии все самые плохие воспоминания хлынули на меня волной. Возможно, на меня так плохо действовала аура его несчастья. Может быть, в лживых, но прекрасных глазах Августина я видел отражение своего собственного разбитого сердца. Если бы я высказал это предположение вслух, то он бы только рассмеялся и заявил, что у дракона сердца быть не может.

Хоть Августин и готов был убить меня за это, но я все же пробежал глазами его сочинения и нашел, что они довольно не плохи. Поражало даже не то, что четверостишья складны и звучны, а то, что все эти рифмы и цветистые выражения смог подобрать тот, кто еще недавно, по собственному признанию, не мог прочесть без запинки и пары слов.

Какой он все-таки странный, днем делает вид, что изгоняет злых духов, а ночью пишет оды своему возлюбленному демону. Или ангелу? Во всяком случае, сам автор чаще всего использовал второе название.

Я растерянно покачал головой, размышляя надо всем этим, но Августин, расценивший мой жест, как осуждение, фыркнул что-то типа «не нравится — не читай».

Он умел с достоинством выйти из любой ситуации, иначе бы не добился всего того, что имел. Интересно, его находчивость, предусмотрительность, коварство — это тоже щедрые подарки тех, кто сумел сделать из него одновременно и святого, и поклонника чародейства и стихоплета.

Ну вот, кажется, я перестал воспринимать Августина, как личность. Он из живого и самостоятельного человека целиком превратился для меня в творение рук неизвестных демонов.

— Ну, что, превратился в статую? — заметивший мою неподвижность Августин предпринял бесплодную попытку вырвать у меня страницы. Я отодвинул руку прежде, чем он смог до них дотянуться.

— Я обращу тебя в камень, если ты не перестанешь быть таким наглым, — парировал я, но Августина это не смутило.

— Вряд ли ты это сделаешь, — самоуверенно заявил он.

— Да, точно, вряд ли, — нехотя кивнул я. — В моем замке полно изящных статуй, аляповатое и внушающее скорбь изваяние великомученика мне ни к чему.

От досады Августин мог только сжать губы и окинуть критическим взглядом свой далеко не модно скроенный балахон, который вынужден был носить. Я промолчал относительно того, что даже эта грубая одежда его ничуть не портит. Вряд ли статуя получилась бы аляповатой, я сказал это просто так, чтобы задеть самолюбие Августина.

— Все равно ты этого не сможешь, никто, кроме…. - пробормотал он и запнулся, а я не снизошел до того, чтобы доказывать ему свое мастерство.

— Ты, кажется, забыл о том, что в некоторых сферах волшебства я, действительно, силен, — мягко упрекнул я его. — До сих пор тебе так и не удалось разжечь костры, которые превзошли бы тот первый, увиденный тобой, после моего налета. Ты уже, наверное, ничего не помнишь…

— Нет, я помню, — яростно прервал меня он. — Помню ночь, тревогу, волнение. Помню, как блестела твоя чешуя, дракон. Ты опалил мне только кожу, она — сердце.

— Она? О ком ты говоришь? — я схватил его за плечи и с силой встряхнул, как ребенка, от которого хотят чего-то добиться, но это оказалось бесполезным.

— Не скажу! — буркнул он. Я мог пытать его самого, хоть резать по кусочкам, он бы все равно ничего не сказал. Пришлось его отпустить, пальцы скользнули по жесткой рясе и разжались.

Чьи-то шаги послышались на узкой винтовой лестнице, и сильный кулак забарабанил в дверь кельи. Настойчивый стук подействовал мне на нервы. Августина должно было бы испугать то, что меня застанут у него, но он с поражающим хладнокровием сделал мне знак молчать и быстро прошел к двери.

— В чем дело Бруно? — он знал, кто стоит за дверью, еще до того, как открыл ее.

— Я слышал…. Я предполагал, что… — привлеченный нашими криками лизоблюд едва успел отстраниться от двери, к которой приложил ухо. — Здесь было так шумно, и можно было подумать, — извиняющимся тоном пробормотал он.

— Я молился, — невозмутимо ответил Августин, с таким строгим и одновременно невинным видом, что в правдивости его слов вряд ли кто-то бы решил сомневаться. Очевидно, этой отговоркой он пользовался всегда, когда случалось что-то неладное, и каждый раз она срабатывала безотказно.

Бруно тут же стушевался, почтительно что-то пробормотал и с явным любопытством просунул нос в дверь, наверное, ожидал увидеть ангела и увидел бы, если бы я быстро не спрятался за один из столбов, поддерживающих сводчатый потолок, мои движения были такими быстрыми, что человеческий глаз просто не мог их уловить.

— Ты помешал мне, — уже более строгим тоном произнес Августин, после этого его замечания из-за порога тут же донеслись бурные извинения. Казалось, что раболепный слуга готов упасть на колени прямо перед порогом и с благоговением смотреть на пустую келью, в которой за миг до его прихода, несомненно, кто-то был. Кто-то или что-то, неописуемое, но прекрасное, потому что молитвы Августина никогда не остаются без ответа.

— Они опять являлись к вам? — тихим, дрожащим от волнения шепотом спросил Бруно.

— Разве можно о таком говорить, — снисходительно и, по-моему, слишком уж театрально отозвался Августин. — Лучше возвращайся к своим занятиям и не беспокойся, я сегодня ночью совершу свой обычный обход, и никогда больше не прерывай моих бесед с ними.

Дверь быстро и резко захлопнулась. Кажется, хозяина кельи совсем не волновало то, что он может прищемить край одежды или пальцы того, кто из любопытства терся у порога.

Только, когда шаги на лестнице стихли, он стал выискивать взглядом меня, и я вышел из-за столба, улыбаясь той загадочной улыбкой, какой может приветствовать кого-то только ангел.

— А ты еще утверждаешь, что сам честнее меня, — с легкой укоризной произнес я, в то время, как внутри у меня все уже дрожало от рвущегося наружу смеха.

— Только не вздумай показываться здесь кому-то, кроме меня, — потребовал Августин.

— Это еще почему? — мне не понравился его командный тон. — Ангелам в здание инквизиции вход запрещен, правильно, и в Рошен тоже. Здесь не должно встречаться ни одного существа, более прекрасного, чем народный кумир. Ты ревнуешь? Боишься, что я могу понравиться им всем больше, чем ты? Кстати, это забавная идея, почему бы мне тоже не изобразить из себя архангела? У тебя есть твоя показная невинность, у меня мои колдовские приемы. В паре с тобой мы разыграем отличный театр.

— Брось нести чепуху, — Августин начал злиться. — Один из моих помощников видел, как ты кормил в трактире отвратительного на вид зверька, может, крошечного бесенка.

— Ты и за мной установил слежку. Ну, поздравляю, ты превзошел большинство моих сородичей, — я попытался изобразить шутливый восторг, а сам лихорадочно стал припоминать. Да, точно, чьи-то быстрые, внимательные глаза следили за мной в трактире из дальнего угла. Чей-то пытливый взгляд жег мне спину, когда я уходил, неся на руках мирно спящего гремлина. Край чей-то рясы мелькнул у теплого очага трактира, и огонь в печи стал напоминать адское пламя. Тогда я не предал этому особого значения, но теперь догадался, что на самом деле Августин заинтересовался мной, куда больше, чем я им. А может, это его наставники предложили ему установить за мной слежку.