Силой и властью (СИ)

Оказалось, что кроме книг в башне было все необходимое для жизни: широкая лавка, стол и сундук. На лавке - цветной войлок, не предел мечтаний, но для ночевки подойдет. У стола - корзинка с яблоками, по виду - из замкового сада. Только увидев яблоки, Адалан вспомнил, что с утра ничего не ел. Обшарил все углы и даже вернулся в прихожую, нашел там другую комнатушку с водопроводом и отхожим местом, но никакой другой еды в башне не было. Зато было богатство иного рода: большой запас свечей, подставки для книг, хорошая бумага и угольные палочки! Что ж, если пищи для тела ему не припасли, то уж пищи для ума оставили с избытком. Скучать точно не придется.

Довольный своими открытиями, Адалан умылся, зажег свечи и выбрал книгу, ту самую, с тоненькими страницами, которую не смог понять сразу. Стряхнул пыль - пылищи тут и правда накопилось немало - и установил на подставке.

- Уборка! Ха! - сказал он мрачному книгохранилищу. Потом придвинул к себе корзинку и, поедая яблоки, принялся за чтение.

4

Начало лета года 637 от потрясения тверди (двадцать пятый год Конфедерации), Серый замок ордена Согласия,Тирон.

Тишина была почти осязаемой. Темно-зеленую от обилия листвы ночь не тревожил ни единый звук, лишь легкий ветерок колыхал невесомые ткани и относил вдаль струйки табачного дыма, сдобренного запахом цветов ночной невесты. Распахнутое настежь окно комнатки, последней на верхнем этаже девичьего крыла, выходило на самый запущенный участок сада и как раз на здание библиотеки. Странно, но почему-то даже получив лиловую мантию, а с ней и право на жизнь в роскоши, магистр Жадиталь оставила за собой эту скромную ученическую келью.

Сама хозяйка, подобрав под себя одну ногу, сидела на подоконнике и курила. Силуэт ее таинственно и четко выделялся в слабом свете звезд. Глаз почти не было видно, зато высокий лоб, тонкий нос с горбинкой, округлый подбородок и ниже - грудь с крупными сосками, мягкий живот и бедро, едва прикрытые хлопковым покрывалом - все это можно было разглядеть в подробностях. Тонкая серебряная трубка поблескивала, порхая между пальцев, и легкие облачка слетали с губ. Несмотря на темноту, кожа Таль казалась переливчато-жемчужной, а в волосах мерещились алые сполохи. И даже ее теплый запах, полнота и упругость тела были явственно ощутимы.

Это все а-хааэ, не иначе.

Чтобы лучше видеть подругу, Армин приподнялся на постели. Она тут же услышала, оглянулась:

- Ты не спишь?

Не спишь...

Когда-то, лет в шестнадцать, он готов был не спать целый год, лишь бы вот так любоваться ее профилем в стрельчатой раме окна, потому что ничего прекраснее на свете не было! Только вот она-то рано ложилась, а он все сидел на подоконнике напротив и ждал, сам не зная чего. Хорошо, что ветви тут не стригут - она так и не узнала о его ночных бдениях. Зато он полюбил библиотеку, запах горячего воска и долгие часы за книгами.

Потом это стало казаться смешным, таким же смешным и глупым, как детская мечта о драконах. Жадиталь - девушка, бесспорно, симпатичная, но всего лишь берготка, а потому... в общем, тратить время на то, чтобы ждать возможности поглазеть на нее, явно не стоило. А потом все забылось.

И вот она сама вспомнила про Армина. Мало того: в присутствии чуть ли не всего крылатого гарнизона позвала разделить а-хааэ! По законам даахи вознесла до небес: не только ночь страсти пообещала, но и статус достойного любви.

И еще ребенка. Ведь не забыл же он, зачем на самом деле варят и пьют а-хааэ.

- Почему ты ушла? - спросил он тихо. - Ведь еще не утро.

Таль мягко соскользнула с подоконника, села рядом и, улыбаясь, заглянула в глаза.

- Думала, ты устал и хочешь спать.

Он тоже хотел улыбнуться, но побоялся, что выйдет напряженно и фальшиво. Спать? Армин был убежден, что если когда-нибудь ему удастся заполучить эту женщину, то не за тем, чтобы спать в ее кровати! И уж точно не стоило ради этого принимать подарок Младшей.

Надо было бы сгрести ее в охапку, притиснуть, и уже никогда больше не отпускать. Но, наткнувшись на ее взгляд, он не посмел: Таль смотрела не так, как он ждал, неправильно! Он хотел восторженной радости, благоговения, восхищения во взгляде... и робости. Да! Робости, быть может, даже страха. Самую малую каплю, просто чтобы чувствовать себя сильным. А она смотрела иначе... нет, и радость, и восхищение, и нежность - все это было. Только вот походило больше не на восторги влюбленной девочки, а на глубокую, выстраданную гордость женщины. Так мать могла смотреть на выросшего сына или наставница на достигшего мастерства ученика. И Армин тонул в этой ее гордой нежности, терял уверенность и сам себе начинал казаться мальчиком, слишком глупым и слишком влюбленным, чтобы поступать правильно.

- Знаешь, Таль, наверное, я не лучший любовник, в библиотеке этому искусству сложно научиться. Простишь?

Он все же усмехнулся, пытаясь спрятать робость за иронией, хотя и знал, что не силен в этом, и она обязательно обо всем догадается. Но она, кажется, ничего не поняла, удивилась: пушистые ресницы порхнули вверх, мазнув по вискам тенями, и в глубине расширенных глаз замерцали лунные отсветы.

- Смеешься надо мной, златокудрый? Ты лучший.

И тут же отвела взгляд, кокетливо и чуть застенчиво - дыхание сразу сбилось, в паху заныло сладко и мучительно.

- Чтобы заполучить тебя, - продолжала Таль, - понадобилась нечеловеческая магия...

Армин не дослушал - притянул к себе и закрыл рот поцелуем. Целовал долго, слизывая ее свежий вкус, с тенью табачного дыма и цветов ночной невесты, зарывался пальцами в плотные скользящие пряди на затылке. Так и не выпустив губ, перехватил под спину, опрокинул поперек кровати, бедрами раздвигая ее колени. Она радостно раскрылась навстречу: руки захлестнули его шею, тоже запутались пальцами во влажных волосах, ноги обняли крестец и плотно прижались к ягодицам. Армин лишь на миг разорвал поцелуй, чтобы отстраниться, заглянуть ей в глаза и увидеть в них отражение собственного жгучего желания. А потом вновь завладеть и ее ртом, и ею самой, запечатлеть свою власть, свою силу и победу.

Страсть нарастала как волна, переполняла, выплескивалась с поцелуем, чтобы подхватить его и ее и вынести обоих в мир, где нет ни комнаты, ни сада, ни летней ночи - и есть все. Все сразу - от начала и до конца. В мир, еще не сотворенный, но творимый ими, сейчас, в этот самый миг, каждым движением, каждым вздохом и ударом, током единой крови, единой мысли. Единой жаждой творения!..

И уже после, сжимая друг друга в объятиях, словно боясь потеряться, они плавно парили в окружении тихой покойной неги. «Моя. Не отдам. Моя до скончания времен» - шептал он хриплым сорванным голосом, вдыхая тепло ее тела. «Твоя, родной. Вечно...» - тихо отвечала она и невесомо прикасалась губами к его скуле, уху или щеке. И оба свято верили своим клятвам, нерушимым до конца этой колдовской ночи.

- Люблю тебя...

Рука Таль, нежно перебирающая его кудри, дрогнула и замерла.

Зачем он сказал такое?.. Армин и сам не понял, как, почему вдруг вырвалось это признание. Но подумав, через миг уже понял, что это правда. Именно так он и должен был сказать, и сейчас готов сделать все, что она попросит, лишь бы поверила. Он приподнялся, опершись на локоть, заглянул ей в глаза и повторил:

- Я тебя люблю, Жадиталь, ты слышишь?

Она смешалась, отвела взгляд и потом долго молчала. Так долго, что он уже успел раскаяться в своем признании. Наконец ответила:

- Армин... я совру, если скажу, что мне неприятно твое признание. И эта ночь - я ее никогда не забуду. Ты, правда, лучший из всех, кто у меня был... лучший из всех, кого вообще можно желать, но... это а-хааэ, Армин! Просто зелье, магия Любви Творящей. С восходом хмель пройдет, и все кончится.

Она казалась растерянной, даже испуганной. И слабой. Как раз такой, какой он и хотел ее видеть. Вот только пугать ее, портить волшебную ночь неловкостью и сомнениями он не хотел точно. И Армин придвинулся плотнее, прижал ее к себе, пряча в объятиях.