Год багульника. Летняя луна

Кравой несколько раз пытался вызвать князя Рас-Сильвана на откровенную беседу, надеясь узнать хоть что-то о судьбе той, которую так любил, однако Лагд каждый раз мягко, но решительно пресекал эти попытки. Однако, несмотря на то, что за все это время имя Моав ни разу не было произнесено между ними, Кравою казалось, что князь догадывается о том, что творится у него на душе, да и трудно было не догадаться. Всегда такой веселый, он теперь ходил, точно тень, с безразличной вежливостью отвечая на вопросы, методично и старательно решая дела. Проходили дни, а в его жизни ничего не менялось — все та же тоска, холодная и беспроглядная, как долгая зима.

Однажды вечером, вернувшись с очередных полевых учений, Кравой неспешно шел по изогнутому коридору замка. Его равнодушный взгляд скользил по золотым клеткам, выставленным в распахнутых на лето широких окнах. Диковинные птицы, призванные разгонять скуку эльфийских владык, заливались в них, но их звонкие трели не трогали Кравоя: его сердце само превратилось в пустую клетку. Его Моав, его драгоценная птичка, покинула его, упорхнула, как будто заслышав чей-то далекий зов… Без особой цели он переходил от одной клетки к другой, и его взгляд был похож на затупившийся клинок. Преданный друг, обманутый любовник, воин, проигравший в поединке — он даже не знал своего противника. Он мог бы прийти в ярость, но злоба была еще чужда ему — сердце молодого краантль наполняла лишь тупая боль, смешанная с удивлением.

Стражники испуганно провожали взглядами молчаливую фигуру, бесшумно бредущую по залитым светом коридорам, но солнечный эльф даже не поднимал на них глаз — потухших глаз цвета гречишного меда… Ничто не волновало его сердце, лишь изредка на него накатывали горькие воспоминания о веселом шумном детстве, проведенном в этих стенах — одним на двоих с Моав. Он тревожно прислушивался — может быть, топот маленьких ног еще раздается эхом под стрельчатыми сводами?.. Но камень молчал, как молчало и сердце Кравоя, осажденное любовью — любовью, которую он даже не выбирал. Она словно родилась вместе с ним: с того самого дня, как его, маленького, подвели к колыбели и показали непонятное, утонувшее в кружевах существо с огромными, как небо, синими глазами, навеки захватившими в плен его сердце, он больше не мыслил своей жизни без Моав. И вот теперь надо было учиться жить заново…

С грустью смотрел солнечный эльф, как маленькие пичужки прыгают по жердочкам, щебеча что-то на своем птичьем языке — они были пленниками, такими же, как и он сам. Лишь одна из них не пела — золотистая иволга; тихо и печально сидела она в своей витой тюрьме, блестящие бусинки глаз пристально смотрели на краантль. Сам не зная зачем, Кравой подошел к ее клетке, тонкие пальцы быстро открыли засов, придерживающий дверку… Несколько мгновений птица сидела неподвижно, не веря своему счастью, затем вспорхнула и, описав круг по коридору, вылетела в окно. Опершись о подоконник, Кравой наблюдал, как маленький желтый комок исчезает вдалеке, и в груди у него стало больно-больно. Он с силой зажмурил глаза, прижал веки ладонями. И с удивлением ощутил, как на сердце у него в одно мгновение стало пусто и светло.

В этот же миг его внимание отвлекли шаги — кто-то направлялся к нему. Еще миг и из-за поворота показался молодой эллари; сине-серебристый костюм указывал на то, что это младший жрец из храма Луны. Он подошел к Кравою.

— Ан синтари Эллар.

— Ан синтари… — отозвался краантль.

— Князь Рас-Сильвана просит, чтобы ты зашел к нему — это срочно.

Сердце Кравоя качнулось и как будто прилипло к спине — может, это что-то по поводу Моав! Ведь они должны встретиться с ней через три недели — неужели что-то поменялось?!

— Хорошо, — дрогнувшим голосом сказал он, — уже иду.

И, не дожидаясь, пока его проводят, сорвался с места и под изумленным взглядом эллари стрелой помчался по коридору. Вскоре он ворвался в кабинет Лагда. Тот уже ждал его, как всегда, подтянутый, спокойный, собранный. Споткнувшись об порог, Кравой ввалился в комнату.

— Ан синтари! — произнес он, тяжело дыша — весь его вид выдавал крайнее волнение, которое он не слишком успешно пытался скрыть.

Лагд удивленно поднял бровь.

— А-а, Кравой, заходи. Хотя ты и так уже зашел…

Жрец солнца пристыжено потупил взгляд. Лагд продолжил:

— Я хотел поговорить с тобой кое о чем. Это касается Моав.

Сердце Кравоя дрогнуло и качнулось в другую сторону — предчувствие не обмануло его. Неужели с ней что-то стряслось? Но Лагд выглядел довольно спокойным — случись что-то с его дочерью, он говорил бы совсем иным тоном.

— Слушаю тебя, князь… — выдавил из себя Кравой.

Веллар прошелся несколько раз по комнате, обдумывая что-то, затем сдержанно заговорил:

— Я сегодня зажигал сок сикоморы, и, мне кажется, тебе стоит поскорее выдвинуться на место вашей встречи.

— Но почему?! Моав сказала ждать ее на июльскую молодую луну — до этого еще уйма времени!

— И все-таки я советую тебе поторопиться…

— Но что случилось?! — не успокаивался Кравой; кровь так и кипела в нем. — Что…

Князь Рас-Сильвана резко перебил его:

— Если ты хочешь помочь Моав, ты должен ехать сейчас! Даже если она приказала иначе. Если ты согласен, выезжай сегодня же и прекрати, наконец, спорить! Виденье подсказывает мне, что каждый день промедления может стоить Йонсаволь очень дорого. Я не могу точно объяснить свои предчувствия — могу сказать лишь, что ей не справиться без помощи Твоей помощи…

Он поднял на Кравоя пронзительные синие глаза, от их взгляда краантль стало не по себе — веллар точно жалел его. Лагд снова заговорил, но уже совсем другим голосом:

— Кравой, я понимаю, что ты чувствуешь… — тихо, с удивительной, почти родительской теплотой сказал он. — Ты ведь мне всегда был как сын — еще с того дня, как я увез тебя из павшего Рас-Кайлала; ты и Моав — вы оба росли на моих глазах, на моих глазах росла ваша дружба, на моих глазах она превратилась в любовь…

Солнечный эльф смущенно опустил голову, Лагд грустно улыбнулся.

— Это только вы думали, что это ваша большая тайна — на самом деле весь Рас-Сильван только и делал, что наблюдал за вами двоими. И вот в один прекрасный день все мои надежды рухнули, так же, как и твои. Я знаю, Йонсаволь очень обидела тебя, взяв на сердце другого, но я прошу тебя, не оставляй ее сейчас. Я бы сам поехал, но я не могу оставить надолго Рас-Сильван, а эта поездка может затянуться на недели, может быть, месяцы.

Кравой болезненно вздрогнул, его глаза загорелись лихорадочной готовностью.

— Я быстро соберусь!

— Отлично, я был уверен в том, что ты не откажешься, — ободрился Лагд. — Поезжай, а я пока подумаю, кого еще можно попросить помочь нам в этом деле…

— Только не этого человека из Лоргана! — взмолился краантль.

Синий взгляд веллара недовольно сверкнул.

— Сейчас не лучшее время для междоусобиц, Кравой! Моав может быть в опасности, и мы должны сделать все, чтобы ей помочь.

Он холодно сощурился.

— Или, может быть, твое уязвленное самолюбие значит для тебя больше, чем жизнь Йонсаволь?..

Молодой эльф сцепил зубы.

— Ты знаешь — для меня нет ничего более важного, чем благополучие Моав, — твердо сказал он. — Я могу выезжать?

— Можешь. Думаю, тебе стоит направиться в сторону места, где ты договаривался встретиться с Моав — Ктор поможет тебе в дальнейших поисках.

— Где бы она ни была, я отыщу ее! — заверил его жрец солнца и быстро, почти бегом, вышел из зала.

Не прошло и получаса, как он уже скакал прочь от ворот Рас-Сильвана. Высоко в небе крестом парил Ктор, зорко осматривая окрестности в поисках маленькой эльфы, затерявшейся на просторах Риана.

Глава 5. О любви к устрицам и прочими морским обитателям

Встреча с отрядом Моррога, в коей Ифли показал себя героем, пока что была единственным неприятным происшествием за все время пути. С того времени прошло уже три дня, больше отряды не появлялись. Постепенно путники успокоились, жизнь вошла в привычный ритм — подъем, завтрак, переход до обеда, приготовление еды, затем отдых и снова переход — уже до ночевки. Иногда Моав и Сигарт шли одни — Ифли частенько исчезал непонятно куда, а затем так же непонятно откуда появлялся. Привыкшие к его странному поведению, эльфа и хэур не слишком волновались — обычно не проходило и двух-трех часов, как он снова возникал из воздуха.