Нервы ни к чёрту (СИ)

На старике, поверх блестящих стальных доспехов, была напялена обширная накидка из серой мешковины; на поясе, в широких ножнах, висел двуручный рыцарский меч.

Его спутники выглядели не менее колоритно: стройный юноша в чёрном облачении лекаря или боевого мага и тщедушный, похожий на подростка мужчина неопределённого возраста, закутанный в огромный рыбацкий плащ.

Старик обвёл залу светлыми жёсткими глазами, влажно блестевшими через прорези маски, ожидая ответа на свой вопрос. Его твёрдый острый подбородок, покрытый редкой седой щетиной нетерпеливо подрагивал.

- Вы не ошиблись, благородный сир, - послышался спокойный голос из дальнего конца залы. - Соискание проходит именно здесь...

7. ТИБАЛЬД. БЛАГОРОДНЫЙ ВОИТЕЛЬ

Он поднялся из высокой мокрой травы - неуверенный и жалкий - маленький щуплый человечек в огромном рыбацком плаще, скроенном из разнокалиберных кусков рябой кожи; стал опасливо приближаться к костру, хромая, казалось, на обе ноги сразу и обхватив тонкими руками в непомерно широких рукавах свои узкие плечи.

Подходя, он откинул с головы жёсткий треугольный капюшон, обнажив высокий бледный лоб с прилипшими к нему жидкими прядями волос неопределённого цвета, сквозь которые проступали ещё более бледные шрамы - три кривых перекрещенных линии, напоминающих руну "анут".

Тибальд увидел пугливые бегающие глаза под редкими бровями; искусанные дрожащие губы; впалые щёки с нездоровым чахоточным румянцем, поросшие редкой нечистой порослью; тонкий горбатый нос с широкими трепетными ноздрями и безвольный скошенный подбородок над хилой кадыкастой шеей.

И запах - Тибальд не мог бы спутать его ни с каким другим - запах страха и недоверия, запах затравленного дикого зверя, запах ликанта... Но сейчас это не имело ни малейшего значения - данный им обет требовал проявления гостеприимства к любому страждущему, а этот человек действительно испытывал страдание: от холода, голода и недавних побоев.

- Благодарю вас, милостивые господа, - робко промямлил он, усаживаясь к огню на равноудалённом от обоих путников расстоянии. - Сир Тибальд, мастер Сименс...

- Не назовёте ли и вы нам своё имя, почтенный, - с некоторым пренебрежением в голосе, осведомился лекарь.

- Охотно, - бродяга протянул к огню озябшие руки с длинными тонки пальцами. - Чаще всего меня теперь называют "Выродком", но если господам будет угодно, то когда-то я был известен в здешних краях под именем Фархода Аль-Саади...

- Ты лжёшь, презренный бродяга! - Сименс вскочил, отбросив на сидящего приблуду тонкую чёрную тень. - Я учился в Университете и многое слыхал о мятежном поэте Аль-Саади! О его благородной внешности, весёлом нраве и смелых выходках там до сих пор бродят легенды! Ты похож на него не больше, чем крыса на соловья!

- Жизнь меняет людей, - смиренно ответствовал пришлый, отодвигаясь от костра и надвигая на лицо свой нелепый капюшон.

- Прекрати, Сименс, - просипел Тибальд. - Нам нет дела до того, кем является наш гость, если он голоден и замёрз. Помни о данных обетах...

- Это ваши обеты, сир Тибальд, а не мои! - яростно сверкнул глазами Сименс, нехотя усаживаясь на своё место. - И мне претит, что какой-то проходимец порочит светлое имя этого выдающегося человека! Я видел несколько гравюр с изображением Аль-Саади и клянусь черепахой, что это не он!

И тогда незнакомец вдруг заговорил, не поднимая лица, скрытого в густой тени капюшона. Его голос был болезненно-скрипучим, но произносимые слова звучали волнующей музыкой для слуха старого воина:

Когда сольётся рябь домов

В аляповатую картину,

Я побреду, скукожив спину,

От льющих слёзы облаков.

Накроет тень овал лица,

Омытого волнАми грусти.

И когти прямо в грудь запустит

Тоска, которой нет конца... [7]

Когда незнакомец умолк, Тибальд ещё долго сидел, отрешённо глядя в отблески оранжевого пламени, Сименс задумчиво морщил лоб, не умея совладать со своим лицом.

- Я слышал эти стихи в несколько иной интерпретации, - неуверенно пробормотал он, косясь на случайного попутчика.

- Тогда и я был иной, - тихо проскрипел незнакомец, обхватывая руками колени и ещё глубже утопая в своём треугольном капюшоне.

- Однако, суп, должно быть, уже готов, Сименс, - сказал Тибальд. - Позаботьтесь в первую очередь о нашем госте, а потом уже и о нас самих.

Сименс рассеянно кивнул, пребывая в явно растрёпанных чувствах. Покопавшись в заплечном мешке, он извлёк из него краюху ржаного хлеба, несколько мелких луковиц и пару мятых жестяных мисок. Наполнив миски ароматным горячим варевом, он протянул одну из них странному гостю, а вторую Тибальду. Сам же он принялся черпать суп прямо из котелка, имея вид человека, который уже очень давно пытается решить слишком сложную задачу и никак не может найти правильный ответ.

Гость торопливо выхлебал суп и теперь ковырялся пальцами в мелких тушках, доставшихся ему варёных рыбёшек, жадно заедая их хлебом. Когда он потянулся за очередным куском, из рукава его плаща на тонкое запястье соскользнуло широкое железное кольцо с обрывком толстой кованой цепи. Бродяга поспешно спрятал своё сомнительное "украшение" обратно в рукав, бросив испуганный взгляд на своих сотрапезников.

Тибальд сделал вид, что ничего не заметил, занятый неторопливым поглощением пищи; его ложка мерно постукивала о нижний край маски, скрывавшей верхнюю губу. Сименс был слишком захвачен собственными мыслями, чтобы обращать на что-либо внимание. Казалось, он целиком ушел в воспоминания о своей студенческой жизни.

Бродяга тщательно подчищал остатки супа куском хлеба (оказалось, что он съел варёную рыбу прямо с костями) и Тибальд молча протянул ему свою, почти нетронутую, миску. Тот с благодарностью принял её и тут же начал шумно сёрбать, проворно работая ложкой.

- Послушайте... э-э-э... любезный... - Сименс мялся, не зная, как следует обращаться к их странному гостю. - Если, по вашим словам, вы Аль-Саади, то не составит ли вам труда ответить, кто занимает в Университете пост декана на факультете естествознания?

- Десять лет назад это был Мастер Том Дулли по прозвищу Жаборез, - неохотно откликнулся бродяга, словно уже жалея, что назвался своим настоящим именем. - Хотя я и не имел чести присутствовать на его скучнейших (по слухам) занятиях, поскольку учился на факультете изящной словесности.

- А известно ли вам имя Гануша Клемента? - продолжал свой допрос Сименс.

Тибальд пока предпочёл не вмешиваться в разговор.

- Ган - Седой Медведь, - в голосе странника послышалась теплота и ностальгия. - Немало дрянного пива мы выпили с этим дебоширом в портовых кабаках...

- Невероятно! - Сименс, казалось, был искренне удивлён. - Но если ты и вправду легендарный Аль-Саади, то почему бродишь в лохмотьях и шарахаешься от людей?

- Это длинная и печальная история, - незнакомец снова укрылся в тени своего капюшона. - Но если милостивым господам будет угодно, то я могу рассказать её.

Сименс был явно не против - азартное предвкушение ясно читалось на его гладком, ещё не знавшем бритвы лице. Он устроился у огня поудобнее, приготовившись слушать, но Тибальд был вынужден его разочаровать.

- Мы охотно выслушаем ваш рассказ, почтенный Аль-Саади, - сказал он. - Но несколько позже. Сейчас нас ожидают в Солёной Гавани. Вы ведь, если я не ошибаюсь, направлялись именно туда? Так может быть составите нам с Сименсом компанию? А свою историю можете рассказать по пути...

__________________________________________________

7. Здесь и далее стихи Геннадия П. Мыша. Использованы с разрешения автора.