Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ)

— Марта, подай нам вина, — приказала Клодия. — Желательно красного. Папа, у тебя есть красное вино? Вечером полагается пить только такое, можно даже подогреть и положить специи. Что-то ты совсем осунулся, пожалуй, после смерти мамы ты совсем постарел и перестал даже так бодро двигаться, как раньше. Ну как, даешь мне ключ?

— Клодия, ты уже забрала в прошлый раз ту серебряную цепь, которую так и не вернула. Теперь ты хочешь забрать ожерелье, чтобы похвастаться перед чужими гостями. Я его привез твоей матери, а не тебе, — сдержанно объяснял Фриц, потягивая вино. — Марта, унеси тарелки, мы больше не будем есть.

— Какая жалость, — ядовито пропела Клодия, смахивая мне на юбку тарелку с остатками ужина. Та мигом покрылась жирными пятнами и прилипшими шлепками еды, скатывающимися на пол. — Надо быть половчее, Марта, — бросила она презрительно, толкнув ногой под стол крупную кость.

Я собрала тарелки и пошла за веником, чтобы подмести с пола. Клодия уже успела наступить своим башмачком на то, что лежало рядом с ней и теперь надо было отскребать раздавленные объедки, а потом еще и жирные пятна. Делать это можно только ночью, когда все лягут спать, значит, время сна автоматически сокращается на час, а то и два. Дрянь, паршивая малолетняя дрянь!

Фриц и не подумал осадить свое чадо — кто я, а кто она — и милое дитятко снова стало канючить ключ от заветной шкатулки.

— Клодия, хватит! — вдруг взорвался мужчина, — сколько можно тянуть у меня то, что осталось? Твоя мать была жадной, но ты переплюнула ее во всем!

— Ты…ты пожалел для меня какого-то ожерелья? — слезам дочурки мог позавидовать любой трагический актер. — Теперь я поняла, ты не хочешь мне ничего оставить, потому что…потому что… ты решил подарить его ей! — она патетическим жестом протянула бледную руку, указывая на меня и Фриц удивленно уставился на ее палец, покачивающийся в моем направлении. — Папочка, ты не можешь меня так обидеть…

Она кинулась ему на шею, зажимая изо всех сил и задушенному отцу оставалось только протянуть ей ключи. Тонкая рука подхватила их и уже на лестнице послышался стук каблуков и шорох юбок.

— Марта… — Фриц потирал рукой шею, сдавленную любвеобильной дочкой. — Я не собирался…

— Простите, герр Хайгель, я даже не держала в мыслях, что вы хотите мне что-то подарить. Мне ничего не надо.

— Совсем ничего? — хозяин устало улыбнулся. — А может быть, ты все же приняла бы от меня колечко за твою службу у меня? Такое красивое серебряное колечко?

— Мне некуда его носить, герр Хайгель, а мыть полы с ним несподручно. Простите, если сказала не то.

— Колечко тебе не надо…а что надо? Может, ты хочешь пойти погулять? Не на целый день, конечно, кто же будет нас кормить с фрау Альмой, но на полдня я могу тебя отпустить.

— Спасибо, герр Хайгель. Я с удовольствием пойду погулять полдня по Варбургу.

В тот раз я обошла почти весь город. У меня не было ни единого пфеннинга, чтобы купить сладкий пирожок или красивую ленточку, но у меня была свобода на целых полдня и я хотела насладиться ею от души. Выйдя за городскую стену, я присела на берегу речки и прислушалась к неумолчному журчанию воды. Стража меня запомнила и пустит обратно без денег, а я могу отвлечься от тоскливых мыслей по утерянному дому и просто подышать свежим воздухом, послушать пение птиц и подставить лицо солнцу…и сдернуть с головы надоевший чепчик, который раздражал неимоверно. Можно было закрыть глаза и представить, что я дома, за спиной дачный поселок, а где-то рядом находятся друзья, приехавшие на шашлыки.

Время текло так быстро, как только бывает, когда этого совершенно не хочется. Кажется, еще недавно я вышла из двери моей тюрьмы, а уже пора идти назад, иначе будет нагоняй за опоздание. Отряхнув платье, я пошла к городским воротам, на ходу напяливая чепчик на распущенные волосы. Стражники беспрепятственно пропустили меня за ворота, а молодой и задорный голос сзади окликнул:

— Эй, куда ходила-то, красавица? Может, еще раз хочешь сюда прогуляться вечерком?

— Благодарю, но я уже должна возвращаться к хозяевам, — в полуобороте отвечать трудно, но что окликал меня совсем молодой парень, я поняла. Наверняка новенького взяли в стражу, вот он и пристает ко всем, кто проходит. Те, кто в страже давно, уже не пристают с разговорами, а только подмечают, кто прошел да что пронес. Это в наше время стражников изображают пивными бурдюками, способными нести только себя. На самом деле это сплоченная команда и перед ней не пасуют только наемники, основная работа которых — война.

Вернувшись в дом Фрица, я прошла на кухню и занялась своей работой, как увидела хозяина, который встал в дверном проеме.

— Ты ходила за городскую стену, Марта? — голос был не злой, а немного удивленный. — Зачем?

— Простите, герр Хайгель, но вы не запрещали мне этого… — Главное тут изображать покорность, тогда никто не будет орать и браниться. — Если нельзя, то я больше не буду это делать.

— Мне интересно, зачем ты туда ходила? — повторил свой вопрос Фриц уже немного раздраженно.

— Думала, что смогу вспомнить что-нибудь из своей прежней жизни, — продолжала я драить котел.

— Я уже сказал тебе, что это глупое дело. Нечего стараться, все равно ничего не получится. — хозяин с силой хлопнул тяжелой дверью и ушел.

Ну и город, не успеешь чихнуть, а тебе уже «Будь здоров» говорят! Кстати, а откуда он узнал, что я выходила за стену, да еще так быстро?

То, что наделала Клодия, надо было срочно отскребать ножом, иначе на полу проявятся большие жирные пятна. Дождавшись, пока все уснут, я пошла в столовую и стала шкрябать пол специальной штукой вроде лопатки, снимающей небольшую стружку и делающую поверхность дерева гладкой. Стружки надо было замести, а в темноте искать совок было несподручно и я зажгла свечу. Убирать все надо было как возможно быстрее, чтобы успеть поспать, я перестала ходить на цыпочках и налетела на Фрица, стоящего в темном коридоре.

— Простите, герр Хайгель. Я убираю тут…я все уже закончила и ухожу.

— Марта…ты…разбудила меня.

— Простите, герр Хайгель. Я больше не буду…можно, я пройду?

Фриц стоял посреди коридора и никуда не отходил, что мне страшно не понравилось. Вроде бы вечером он не был пьян, так что сейчас случилось? Я попыталась обойти его справа, потом слева, но узенький коридорчик не давал такой возможности, а он смотрел в упор так, что мне стало не по себе. Из разговоров фрау Альмы я слышала, что хозяин захаживает к фрау Лейден и, хоть не знала, кто она и как выглядит, внутренне облегченно вздохнула и расслабилась. Признаться, меня очень мучил этот вопрос — а что делать, если Фриц начнет домогаться меня? Но время шло, он не делал таких попыток и сообщение о фрау Лейден обрадовало меня донельзя. И вот теперь эта встреча в пустом коридоре ночью опять заставила всколыхнуться прежние опасения.

Фриц протянул руку ко мне, но в этот момент заскрипели половицы наверху и со второго этажа свесилась голова фрау Альмы в ночном чепце.

— Кто там полуночничает, Фриц, это ты?

Я проскользнула под его рукой так тихо, что сама удивилась. Обычно половицы скрипят, а тут — ни единого писка! Дверь в мой чулан была уже отворена заранее и я тут же рухнула на тюфяк, прикрыв ее за собой, пока старая фрау разбиралась со своим племянником.

— Ты так и будешь держать меня у порога? — Клодия едва сдерживалась от того, чтобы не заверещать, как обычно, но со мной этот номер уже не проходил. Если поначалу я начинала испуганно озираться, чтобы на нас, не дай Бог, обратили внимание любопытные соседи или прохожие, то спустя полгода жизни с Фрицем это меня уже не трогало. Первый раз, когда я ее осадила, получился совершенно непредсказуемо, но зато я поняла, как с ней надо обращаться, чтобы потом кумушки на базаре хихикали над ней.

В тот день у меня было обычное женское недомогание, болел живот и я с трудом ползала по дому, как снулая муха. На требовательный стук в дверь подошла не сразу, а потом закружилась голова я прислонилась к косяку, закрыв собой дверной проем. Каждое движение вызывало боль, даже шевелить языком не хотелось и я вынужденно молча слушала визгливый голос падчерицы. Та верещала на всю улицу, но почему-то не поднималась по ступенькам, а я слышала ее как будто сквозь туман, не делая никаких движений. Энергия у Клодии наконец иссякла, она еще выплюнула пару забористых фраз, а сбоку, из приоткрытого окна, раздался громкий смех. Его подхватили те, кто уже топтался поодаль на улице, с интересом наблюдая за развитием событий, и Клодия стушевалась, побагровела еще больше и уже вне себя от ненависти заорала, обернувшись к зевакам: