Укрощение огня

Эмори в основном молчал, но тут вдруг захихикал.

– Что такое? – спросила Кортни.

– Вряд ли тебе понравится, – резко ответил он. – Я вспомнил: «Не верь тому, кто пять дней истекает кровью и остается в живых».

– Ну, спасибо! – обиженно выпалила Кортни.

– Я же говорил, что тебе не понравится, – хихикнул Эмори.

Герцер и Круз тоже усмехнулись, Майк улыбнулся.

– И вам тоже спасибо. – Кортни нахмурилась. – Эх вы, мужики!

– А что? – К ним подошла и присела на пенек Динн.

– Без них не прожить, но что за мука! – ответила Кортни.

– Если не хочешь отяжелеть, – ответила Динн, – лучше подумай, как жить без них.

– Что это значит? – резко спросил Майк

– Я не собираюсь разлучать вас, – так же резко ответила Динн. – Но эта кровь означает, что мы можем забеременеть. Как любые другие животные. Так что если будешь миловаться с Кортни, то через девять месяцев можешь увидеть младенца.

– Ну… – Майк посмотрел на Кортни, и та покраснела. – Мы… мы уже думали, что неплохо бы завести ребенка. Но теперь нет репликаторов.

– В том-то и дело, – кивнула Динн. – Репликаторы есть. Все женщины стали теперь репликаторами. Мы можем рожать, Майк. Можем беременеть, и младенец будет расти внутри нас, как какой-то паразит!

– Но разве это плохо?! – возразила Кортни. – То есть… я не знаю. Мне бы это даже… понравилось. Хочется посмотреть, как это все будет.

– Сколько раз? – спросила Динн. – Представь только, десять килограммов лишнего веса, и все внутри тебя.

– Ну и что? Динн, мы созданы для этого! Наши тела специально приспособлены. Конечно, будь у меня выбор, я бы выбрала репликатор, но теперь об этом нет речи. Так что…

– Так что, ты собираешься беременеть? – в ужасе спросила Динн.

– Если надо выбирать между беременностью и отказом от мужчин, тогда да, – снова покраснев, ответила Кортни.

– С ума сойти, – бросил Герцер.

– Слушай, эта чертова война все с ног на голову перевернула! – огрызнулся Круз.

– Ну да, – пробормотал Эмори.

Круз рассмеялся со всеми остальными.

Майк протянул ногу и постучал Герцера по ботинку.

– Кажется, к тебе гостья. – И он показал рукой за спину юноши.

– Привет, Герцер. – Баст окинула всех взглядом и кивнула. Она, как всегда, была во всеоружии, но еще несла на спине полную корзину.

– Баст! – Геррик с радостью потянулся к ней.

– Привет, родненький! – Она повисла на юноше, прильнув к нему всем телом. – Пойдем пройдемся.

– Извините, – бросил он остальным.

– Я отнесу твою миску, не волнуйся, – с улыбкой сказала Кортни.

– Спасибо, – улыбнулся в ответ Герцер, а Баст соскользнула на землю и, взяв его за руку, повела в лес.

– Ты собираешься где-то выкупаться? – Герцер прекрасно знал, что от его одежды потом несет за версту.

– Нет. – Они как раз зашли под сень деревьев. – Еще успеем. Сегодня полнолуние.

– И что это значит? – спросил он, а Баст наклонилась и что-то подобрала с земли.

– Что и ночью сможем спокойно выкупаться, дурачок. – Она улыбнулась и отряхнула с корешка землю.

– Что это?

– Арморация, – ответила Баст. – Хрен. Очень острый, его добавляют в пищу. Его можно использовать и в медицине: для припарок и при бронхите. А это румекс, щавель. – И она дотронулась до небольшого раскидистого растения, оторвала небольшой листик и протянула его Герцеру. – Он хорош в отваренном виде, особенно со свининой, но его можно есть и сырым.

Герцер попробовал, листик показался ему горьковатым, но вполне вкусным. Он сорвал еще парочку и поспешил вслед за Баст. Теперь он чувствовал себя, как лошадь на выпасе.

– Липа, – произнесла Баст, дотрагиваясь до небольшого деревца. – Можно использовать как специю, можно заваривать как чай. Лучше кору, но можно и почки. Береза. – Это дерево было повыше, с большим количеством ветвей наверху. – Часто растет вдоль ручьев вместе с ивами и тополями. Приятно жевать почки и молодые побеги, у них своеобразный, островатый привкус, внутренний слой коры можно использовать в качестве жевательной резинки.

Они шли по темнеющему лесу, и Баст показывала ему растение за растением. Она знала и то, как они растут, и где, все возможные области применения, а также, какие животные их любят. Время от времени им попадались небольшие звери, и она называла их, едва взглянув, рассказывала все подробности.

– Баст, – наконец сказал Герцер, – есть в лесу что-то, чего ты не знаешь? – Руки его были заняты всеми теми растениями, о которых она ему говорила.

– Не понимаю, почему люди не могут оставить лес в покое, – с грустью ответила она.

Герцер остановился у небольшого ручейка, которых тут было великое множество, и посмотрел на Баст. Солнце уже село, луна не взошла, ее свет загораживали горы на востоке, и в долине было темно. Фигурка Баст еле вырисовывалась под сенью деревьев.

– Баст, я тебя обидел тем, что рубил деревья? – мягко спросил он.

– Нет, ты меня не обижал, Герцер. – Она подошла к нему и погладила по щеке. – Пойдем, пора умываться.

Она подвела его к расщелине, из которой бил родник. Они не только помылись сами, но еще и постирали грязную одежду Герцера, постоянно при этом обрызгивая друг друга водой. На востоке поднялась луна. Из заплечной корзины Баст достала меховую подстилку, развела небольшой костер прямо у ручья и приготовила легкий салат из весенней зелени. Они поели при свете костра, запили все водой из родника, а потом еще долго наслаждались друг другом.

Рано утром Герцер проснулся, протянул руку и не нашел Баст. Вокруг пахло потухшим костром, а когда он открыл глаза, то Баст нигде не было видно. Только корзинка и меховая подстилка.

У костра лежала записка, написанная угольком на коре дерева.

«Милый, я наблюдала за ростом деревьев в этой долине еще до исчезновения городов. Я видела, как долина возвращалась к своему первоначальному состоянию, ходила по здешним местам с незапамятных времен. Я знаю все эти деревья с рождения, все их веточки, листочки, орешки. Могу назвать тебе каждое, рассказать все об их жизни.

И я больше не могу смотреть, как они умирают.

Я ухожу от жилищ людей, ухожу как можно дальше, отправляюсь в поля и леса моей жизни. Возможно, когда-нибудь я и вернусь, может, нет. Я никогда не говорю «До свидания», только «Эсол». Это значит «Завтра снова». Помни нас, какими мы были.

Баст Л'сол Тамел д'Сан».

Герцер потер пальцем кору, потом положил записку на землю и вздохнул.

– Замечательно, Баст. Очень трогательно, но я понятия не имею, где я.

В этот вечер ни Эдмунд, ни Даная не работали и могли поужинать вместе. Еда была простая, но сам ужин оказался крайне знаменательным. Не просто перекус между двумя серьезными операциями, и не совместная трапеза никогда не прекращающих спорить членов магистрата.

Эдмунд сразу понял, что говорить им особенно не о чем.

– Как прошел день, дорогая? – спросил он, хотя и понимал, насколько глупо звучит вопрос.

– Как обычно: неотложные операции без анестезии. Клянусь, я найму полный штат медбратьев, чтобы они держали тех пациентов, которые кричат и вырываются из-под скальпеля.

Эдмунд не знал, смеяться ему или хмуриться, и ничего не ответил.

– Джоди Дорсетту придется заново учиться держать в руках топор, – продолжала Даная. – Он умудрился отрубить себе большой палец на левой руке.

– О-о-ох!

– Даже в давние времена врачи смогли бы пришить его назад. Я читала где-то о пересадке нервной ткани, но понятия не имею, как это делается. А экспериментировать на человеке, который в два раза больше тебя и места себе от боли не находит, очень не просто. – Слова лились вроде бы легко, но Эдмунд чувствовал, что она сильно переживает. И почти ничего не ест.

– Прости, – попросил он. – Вот вырастет мак, тогда можно будет подумать об анестезии.