Я – хищная. Возвращение к истокам (СИ)

– Почему? – выдохнул он раздраженно. – Что снова не так?

– Влад, послушай…

– Нет! – перебил он яростно. – Я слушал тебя все это время. Ты делала, что считала правильным, и я не мешал. Хватит. Тебе нужно идти дальше. Иначе и правда не будет никакого будущего. Ни у одного из нас. Поэтому давай ты успокоишься, и мы попробуем снова. Осторожно, не торопясь. Я много прошу?

– Нет, – покачала я головой. – Не многого.

– Тогда что?!

– Я люблю Эрика.

Слова – острые, как нож – взрезали воздух между нами. И Влад выглядел так, будто ему дали пощечину.

– Извини…

– Эрик мертв, Полина, – сказал он тихо, но твердо. Сказал впервые, с Того Самого Дня. – Эрик мертв. А ты жива.

Верно, жива. Пока.

– Ты ведь знаешь, как ушла Божена, верно?

– При чем тут… Нет. – Он усмехнулся, нервно, недоверчиво. – Ты не сделаешь этого. Я не позволю.

– Я знала, что не позволишь, – согласилась я спокойно. – Потому и не сказала тебе до…

– До чего?

Влад оказался рядом так быстро, что я вздрогнула от неожиданности. И плечи мои сжал сильно, до боли.

Я молчала – мудрые слова застряли в глотке и решительно не хотели оттуда выдавливаться. Он смотрел на меня, в меня, обнажая душу, выворачивая ее наизнанку. Высверливая каждую крупицу горькой правды.

Для этой правды не нужны были слова.

Мне не нужны были – Влад буквально требовал.

– Что молчишь? Говори!

– Я не сказала тебе до того, как Роб провел ритуал. – И добавила уже тише: – Это мое решение. Я так хочу.

– Хочешь чего? Умереть?!

На секунду мне показалось, он меня ударит. Страшно не было, только усталость усилилась, давила на плечи. И я просто подумала о том, что скоро все закончится, и я увижу Эрика.

– Ты обещал помочь его найти. Теперь найду. Знаю, тебе тяжело понять, но… так нужно.

– Сколько у тебя времени?

– Сегодняшний день. До вечера. – Я вздохнула – Мне жаль.

– Нет, – мотнул он головой и отпустил меня. Гнев растаял, как снег на солнце. Испарился. На смену ему пришло разочарование. Влад больше не смотрел на меня. – Тебе не жаль.

Он отодвинул меня от двери и вышел, оставляя в пустынной тишине гостиной легкий шлейф разочарования. Отголоски его шагов звенели в застывшем моменте последней фразы, брошенной, как нож.

Ножи не ранят мертвых.

Наверное, это прозвучит странно, но у меня не было надежнее причала, чем этот дом. Всякий раз, когда было больно или плохо, или некуда было идти, он принимал меня – беглянку, отступницу, сумасбродку. Принимал и прощал.

Теперь тоже принял.

Послушно приминался под ногами высокий ворс ковров. Лили мягкий свет настенные лампы. Тепло было. Уютно. Я трогала стены, касалась лакированых перил и вспоминала, как впервые попала сюда. Как меня ослепила роскошь, как угнетала классическая обстановка и бордовые тона. Я казалась себе здесь маленькой, незначительной. Не то, что теперь.

Теперь дом меня ждал. Принимал, как желанную гостью. Возможно, хотел сделать хозяйкой. И каждая комната гостеприимно распахивала двери, приглашала войти, остаться…

Моя спальня меня ждала больше остальных комнат. Аккуратно застеленная кровать, небрежно брошенные на покрывало подушки. Комод, уставленный фотографиями. Совята. Все еще тут – неизменно. Приоткрытая дверь балкона…

– Привет.

Глеб вошел неслышно. Или я настолько задумалась, погрузилась в знакомую атмосферу, что не услышала, как открылась дверь.

– В гости?

– Хочу открыть тебе тайну, – сказала я и усадила его на кровать. – О моем отце…

Рассказ о том, как появляются на свет сольвейги, Глеб выслушал спокойно. И выводы сделал сам, без посторонней помощи.

– Если вдруг… моего ребенка заберут?

– Нет, если ты не захочешь отдавать. Во всяком случае, я не знаю примеров, чтобы сольвейгов забирали насильно. Но ты должен понимать, что…

– Твоя история показательна, да. Но я бы все равно не отдал.

– Тебе решать, – кивнула я. – Но Дэн не Барт, он никогда не прятался и принимает этот мир таким, как есть. Думаю, он тебе поможет, если вдруг.

– Для этого у меня есть ты.

Я опустила глаза и поняла: разговор будет долгим.

Так и вышло.

Глеб понял не сразу. Сидел и смотрел на меня, будто старался выявить ложь, ждал, что я рассмеюсь и скажу, что пошутила. А потом выдохнул – громко, надрывно даже.

– Осуждаешь? – тихо спросила я.

– Нет. Просто… ты была всегда, была рядом, пусть иногда мы не виделись, но… умереть?

– Влад спросил о том же, – усмехнулась я.

– И он, черт возьми, прав!

– Эрик там один. Один, понимаешь? И ему не выбраться оттуда никогда.

– А с чего ты взяла, что поможешь ему выбраться? Откуда знаешь, что у тебя получится?

– Я не знаю. Но даже если не получится, ему не придется сидеть там в одиночестве, изводя себя внутренними демонами. Я буду рядом. Я спасу его.

– Иногда нужно перестать всех спасать, Полевая, – мрачно подытожил Глеб. – И жить, наконец, для себя.

– Эрик – не все.

Он вздохнул. Замолчал, и мне казалось, он подбирает слова, но Глеб так ничего и не сказал. Мы сидели с ним, держась за руки, почти до заката. Он о чем-то думал, а я отпечатывала в памяти драгоценные мгновения, проведенные с другом. Потом, когда уйду, я вытащу их на свет, и Глеб останется со мной навсегда.

Люди мало ценят время. Тратят его на ненужное – глупые обиды, бесполезные дела, мелкие ссоры и зависть. Не понимая, что важнее всего не это, а ощущение единства и принадлежности чему-то большому. Семье. Племени. Миру.

Этот мир, несмотря на сложность и многогранность, невообразимо прекрасен. Жаль, что я поняла это только сейчас – когда настало время его покинуть. А может, так и должно быть?

– Иди, – сказал Глеб, наконец, выпуская мою руку. – У тебя не так много времени осталось, и это время мне не принадлежит. Не хочу красть его. – Он посмотрел на меня еще раз, но теперь раздражения больше не было. Тоска, наверное, или что-то иное, напоминающее тоску. Но Глеб сильный, справится. Оставляя этот мир, за него я переживать не стану. – Иди к нему. Он съест мозг себе и всем, кто в этом доме, если вы расстанетесь вот так.

– Не уверена, что он хочет меня видеть.

– Влад считает, что иногда нужно уметь плевать на то, чего человек хочет. И давать то, что ему нужно. А ты нужна ему.

Коридор. Несколько метров до заветной двери, и я даже не знаю, есть ли кто-то за ней. Что, если я открою ее, и меня встретит пустота? Что, если Глеб ошибся, и меня на самом деле никто там не ждет?

Вспотевшей ладонью берусь за ручку двери, тяну на себя…

Он стоит у окна и смотрит в окно на закатное небо – сегодня цвета особенно насыщенные, глубокие и яркие. На щелчок двери не реагирует никак, как и на мои мягкие шаги. Он неподвижен, пока я приближаюсь, и несколько мгновений после – когда становлюсь рядом и смотрю туда, куда смотрит он.

Алый горизонт расплескал персиковые брызги на полнеба, окрасил розовым животы облаков. И мне почему-то становится спокойно и легко. Просто приятно вот так стоять и смотреть на мир, на стекающее вниз солнце и наползающие сумерки. Дышать свежим воздухом из приоткрытого окна. Слушать чужое дыхание.

– Я не очень-то умею прощаться, – сказал Влад тихо, не поворачиваясь. – Мерзкое ощущение, а еще омерзительнее, что я не могу от него избавиться. С тобой так всегда.

– Теперь избавишься, – ответила я и взяла его за руку. Мне нужно было его коснуться, чтобы запомнить. Эгоистичное действие, и я решила, что сегодня имею на него право.

– Сомневаюсь, – поморщился Влад, но руку не отнял. Сжал мои пальцы крепко, будто если будет держать, не выпустит, то я не уйду, останусь здесь навсегда. – И как это будет?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Те, кто мог бы рассказать, давно мертвы.

– Удобно, – усмехнулся он криво, коснулся меня плечом.

– Могу я попросить тебя кое о чем?

Не то, что я думала, что он откажет, но… Было бы нечестно ставить перед фактом, особенно если учесть, что желания умирающих выполняются всегда.