Серая нить. Книга первая.

Вокруг разгорался скоротечный бой, свист стрел, крики раненых заглушили звуки леса. Из кустов с другой стороны поляны выскачел дадг, прямо за спиной у Лохмача. Следопыт, сцепившись сразу с двумя дадгами, не видел этого. Ипат метнул топорик, вложив всю злость и ярость, в бросок. Раздался хруст ломаемых костей, и на землю упало тело с торчащим между глаз топориком.

И вдруг все закончилось, лишь разгоряченная схваткой кровь пульсировала в висках. Ипат стоял по среди поляны с обнаженным мечем, но вокруг воцарилась тишина, словно и не было не какой стычки. Ни стонов, ни ругани только жужжание мух. Следопыт, выждал ещё немного и тихо позвал.

– Лохмач?

– Сыч? – раздалось неподалеку.

– Все целы.

– Кажись да.

– Вот и славно, – Ипат оглянулся, в шагах тридцати от него стоял Лохмач.

И тут со стороны, откуда и должен был, появится отряд преследователей, послышался шум. Казалось, что сквозь лес ломилось стадо коров, а не маленький отряд. Разведчики, схватили трупы, скрылись в кустах. Вскоре на тропе появились двое воинов, которые по идеи должны были, изображали из себя преследующий врага отряд, но вместо этого по тропе ничего не опасаясь, срубая прутиком, цветы, плелись горе воины.

– Ну, я им сейчас, – процедил сквозь зубы Сыч, подымаясь чтобы наказать, расслабившихся воинов.

– Погодь, не спеши, – удержал его Лохмач. Он достал стрелу, и отломал наконечник, – забыл что ли, как нас учили, когда мы рот разевали.

– Тоже дело, – согласился с ним Ипат, и тоже потянулся за стрелой.

Между тем сладкая парочка продолжала плестись, воюя с цветами. Наконец один из них остановился, когда увидел капельки крови на траве. Горе воин нагнулся и дотронулся пальцами до крови. В этот момент, в его пятую точку вонзилась стрела. Такая же учесть постигла и второго воина, продолжавшего размахивать прутиком.

– Вы что творите, сосунки, – шипел Ипат, брызгая слюной, – думаете, мы на прогулке.

Молодые воины лежали на животе и старались не шевелиться, выслушивая упреки старшего. Они терпеливо ждали, пока их товарищи обрабатывали раны, отпускали шуточки по поводу нерадивости раненых.

Между тем следопыт распалялся все больше, он схватил провинившегося воина за шиворот и потащил его к яме, где были свалены мертвые дадги.

– Смотри, – Сыч схватил молодого за волосы и наклонил его к окровавленным телам, – из-за вас мы могли здесь лежать, и по нам сейчас лазили жирные мухи, а дома наши матери и жены рвали на себе волосы от горя, и всё потому, что мы верили вам. Запомни это. Запомни на всю жизнь, и знай, ты теперь живешь в долг.

Следопыт отпустил провинившегося и побрел к сидевшему у дерева Лохмачу. Он сел рядом, достал из висевшей на поясе сумки кусочек вяленого мяса, принялся его равнодушно жевать, уставившись в одну точку.

– С чего тебя так понесло. – Спросил у него Лохмач, чистя нож от грязи и крови, которая успела засохнуть.

– Жалко стало вот и понесло, – продолжая жевать, ответил Ипат.

– Смотри, как бы он от такой жалости себе штаны не изгадил, – усмехнулся разведчик. Следопыт с мрачным прозвищем Сыч тяжело вздохнул.

– Ничего штаны выстирать можно, а вот горло перерезанное, наврятли зашьешь.

– Оттуда такие мрачные мысли, – произнес Лохмач, со своей вечной усмешкой.

Не уж-то сам не видишь, как все вокруг меняется, – в голосе Ипата появились озабоченные нотки. – Из года в год, все больше недругов пытается проникнуть на наши земли, приезжие купцы становятся все жадней. Их глаза, смотрят на тебя не как на живого человека, а как на мешок монет. Заканчиваются они в тебе, и все, ты не интересен, ты пустое место. Поверь, наш край для них, всего лишь кусок большого пирога, который ещё ни кто не надкусил. Тем более мы не такие как они, другие, и это их пугает. Поэтому, нас народ пяти кланов рано или поздно попытаются уничтожить, стереть с лица земли, чтобы не мешали переделывать мир под себя. А те, по чьи, души мы прибыли сюда, лишь первая весточка от войны, которая грядет.

Молодежь, что пришла с нами, не понимает этого. Они приехали сюда за славой, подвигами. Мечтают, чтобы о них слагали песни. По этому их надо мордой в кровь, в грязь, вонь, чтобы мутило, рвало, стало страшно. Страх, он от глупостей спасает, пусть увидят, к чему она приводит. Пусть им станет страшно умирать. И тогда, может быть, они научатся выживать, прежде чем им воткнут меч в пузо, или стрела вонзится в грудь.

– У-у-у-у, как в тебе бурлит, – усмехнулся Лохмач. – Только меня пугать не надобно, я и без тебя пуганый.

– Я и не пугаю, ты спросил, я ответил, – сказал Сыч.

– Ну что молодцы закончили? – поинтересовался Лохмач, у прятавших трупы воинов.

– Да, все, – ответил молодой воин и вытер пот со лба.

– Тогда в путь, нам ещё до заката успеть надо, бухту нужную найти, – сказал следопыт, подымаясь на ноги.

Косме выпала самая трудная смена. Первую часть смены он успешно боролся с дремотой и утренняя роса, скатывавшаяся за шиворот, помогала ему в этом. Но потом он присмотрел уютное местечко и перебравшись туда. Пригревшись, он стал клевать носом.

После очередного провала в дремоту, Косма мотнул головой и услышал, верней, почувствовал присутствие ещё кого-то.

– Ну, что все спокойно, – раздался шепот почти у самого уха.

Дозорный резко обернулся и у его горла, прямо на выемке под кадыком, сверкнуло остриё клинка.

– Ты бы родимый, так не дергался, поцарапаешься, – мягко произнес голос из темноты. – Учишь, вас учишь, а все напрасно.

Остриё ножа перестало упираться в горло и Косма смог облегчено вздохнуть.

– Как портки сухие, не обгадил, – ехидно спросил голос.

– Сухие, – простодушно ответил молодой воин, но для полной уверенности потрогал между ног.

– Ну, прям как дети, – сокрушёно вздохнул Косма.

– Слушай меня очень внимательно воин, никогда не поворачивайся в дозоре на голос или в другую сторону. С начало сделай шаг назад, аль присядь но, никогда не поворачивайся сразу. Уяснил? – произнес Крыс, делая шаг на полоску лунного света. – И ещё, не разговаривай с тем, чьего лица ты не видишь. А напоследок я тебе посоветую, если хочешь остаться живым в дозоре, не ищи уютных и сухих мест, их в первую очередь проверяют враги. Оно как бывает, капелька росы за шиворот, спасает жизнь не только тебе, но и твоим товарищам. Следопыт развернулся и скрылся в темноте. Молодой воин облегчено выдохнул. «Кажется, не заметил» – подумал Косма .

– Ещё раз замечу, что спишь на посту, уши обрежу, – раздалось из темноты.

Косма, последовав совету старшего товарища, сменил уютное место среди корней дуба, на сырое под сосной. Протиснувшись между ветками, он выбрал место, откуда было видно, как на ладони, подходы к их временному лагерю.

Небо стало светлеть, когда Косма стуча зубами от холода, услышал мягкие крадущиеся шаги.

«Неймется же этому Крысу, везде свой нос засунет», – злился на старшего группы дозорный, – «но ничего», – успокаивал он себя, – «Ещё один тэй и конец смены». Шорох слышался как раз в том месте, где до этого прятался Косма.

– Что, съел, – самодовольно, одними губами произнес воин, и по удобней перехватил копье, – сейчас, и я тебя на остриё возьму.

Молодой воин даже перестал дышать, чтобы ничем не выдать своего присутствия, когда с боку качнулась ветка. Он готов был протянуть руку, чтобы дать о себе знать, кольнуть копьем, Косма все же не решился, как рядом с первой тенью появилась вторая, а вскоре послышались и более громкие шаги еще нескольких человек.

Косма медленно втянул в себя воздух, решая, что делать. Поднять шум – это верная смерть. Промолчать – значить принести погибель для спящих в лагере. Молодой воин закрыл глаза, сделал глубокий вздох, наполняя воздухом грудь. Затем, он замер на миг, и заорал во всю мощь своих легких.

– ТРЕВОГА!

Переступив черту страха, молодой воин отбросил все сомнения, ударил копьем по стоящей рядом тени.

Вопреки ожиданиям Космы, копье провалилось в пустоту, сам он был сбит на землю, а рот плотно прикрывала, чья-то мозолистая ладонь.