Мишень (СИ)

Фраза хлестнула. Авирона вздернула подбородок, в ее глазах отразилось недоумение, затем гнев. Через мгновение он сменился пониманием — а потом влагой слез, которым она ни за что не позволит скатиться по щекам.

— Возможно, — она опустила голову. — Спасибо за правду.

— Сейчас все хорошо, почему же ты грустишь из-за Сэма?

Она вздрогнула от резкой смены темы. На самом деле говорить об Аримане больше не хотелось, мне приходилось давить в себе тоску по отцу, а подобные разговоры лишь распаляли желание его увидеть, хотя я знал: ничего не изменится, пока Темный Основатель не решит иначе. Оставалось лишь гадать, чем он сейчас занимался. Хотя я вполне понимаю, почему он встретился с Авироной, но не показался на глаза мне.

— Не знаю. Я не решила. Не вижу смысла Теодоре Барт дальше связывать свою жизнь с балаганом Самуэля Муна. Им хорошо работать вместе, но продолжать быть мужем и женой? Он задыхается с одной женщиной, слишком привык к тому, что меняет их как перчатки. А изменять мне не может.

— Вот как.

Она сверкнула глазами.

— Рано или поздно это бы прекратилось. Наши отношения со смертными скоротечны.

— Ну да, но ты воспринимаешь это очень серьезно.

— Естественно. Это же моя жизнь. И мое тело.

Она отвернулась к окну. Хвост окончательно рассыпался, делая ее еще больше похожей на студентку. Я улыбнулся скорее собственным мыслям, чем ей.

— А пошли в ресторан?

— Что?! — не поняла она.

— В двух шагах отсюда есть чудесный итальянский ресторан. Тебе понравится.

— Ладно, — она рассеянно оглянулась. — У тебя есть расческа? Переодеться с не смогу, так хоть голову в порядок приведу.

— Надо выяснить, кому принадлежит это заведение, — проговорила Авирона, задумчиво крутя в руках папку с меню. Ее заинтересовало, как оно было реализовано: дизайн папки, расположение блюд, языки. Профессионал не дремал даже в выходной.

И как можно было сочетать в себе столько профессиональных качеств? Арт-индустрия, гостиничный, ресторанный бизнес… Недавно она рассказала мне о своих планах, и я подумал, что даже мафиозная сеть может померкнуть перед тем, что выстраивала Теодора Барт. И зачем это темному существу? Не иначе попытка напомнить самой себе, что жива и еще способна приносить пользу. А деньги — лишь инструмент для достижения более амбициозных целей.

— Что хочешь?

— Выкупить, — просто сказала она. — Или предложить партнерку.

— Надо же. Теодора Барт всегда остается Теодорой Барт. Если она пришла в ваш ресторан — бойтесь. Скорее всего, она решит вас его лишить.

Она рассмеялась.

Подошедший официант сначала смерил нас высокомерным взглядом — прям флорентийский купец, не меньше, — но, узнав сначала Теодору, потом меня, стушевался. Принял заказ, перепроверил его и унесся вбивать его в систему, пока данные свежи в голове. Вот еще, запоминать, кто что заказал. И к чему эта старина, если можно использовать технику или на крайний случай фирменный блокнот? Но ведь нет. Помнить слова клиента. Сервис.

— Ну почему сразу лишить, — вернулась к разговору она, когда официант удалился. — Никого не заставляют…

— Ты Наполеон в юбке. Все тебе покорять и осваивать.

— Что ж теперь. Зато нескучно жить.

— Хочешь вернуться?

Авирона хотела ответить, но промолчала. Вернулся официант. Он разлил по бокалам вино, предупредил, что блюда будут чуть позже, и испарился, удостоверившись, что гостям больше ничего не надо, и они не нуждаются в дальнейшей помощи.

Синие глаза, ставшие почти кристальными после вопроса, смотрели мне в лицо.

— Со мной говорит сейчас друг или Первый Советник?

— А кого ты хочешь услышать?

— Ариман дал мне свободу, Киллиан. Он бы не сделал этого, если бы хотел видеть меня в Библиотеке.

Женская логика. Прямая и несгибаемая. Это было почти двести лет назад. Ну ладно, сто пятьдесят. Это был дар, но Авирона восприняла его как проклятие. Я не могу судить, зачем Ариман принял решение освободить ее и по сути выпустить в большой мир без должной подготовки. Она практически не жила вдали от Храма, не нуждалась в людях. И вот в конце девятнадцатого века была вынуждена научиться прятать свою сущность, вылезти в свет, соткать новый облик. Когда-то очень давно она прикрывалась маской итальянской герцогини. И то лишь ради того, чтобы встретиться со старыми друзьями в новой обстановке. Но тогда… тогда у нее не было пути назад. В итоге сейчас мы имеем дело с Теодорой Барт. Одной из самых жестких женщин в бизнесе в свое время. Она ведет дела легко и с улыбкой, но к конкурентам безжалостна. На какой точке начнется ее новая история? Вернется ли она к себе?

— И все же. Хотела бы ты вернуться?

— Не сейчас.

Что-то заставило меня оторвать взгляд от Авироны и посмотреть поверх ее головы. Она сидела спиной к зале, так что я мог спокойно обозревать окрестности — старая привычка следить за всем, оставаясь в тени. Когда я узнал девушку, нерешительно переминавшуюся с ноги на ногу за огромными стеклянными витринами ресторана, мне стало не по себе. Эмили выглядела ребенком, не решавшимся потревожить родителей. Она стояла за стеклом, глядя на меня и не решаясь никаким образом привлечь к себе внимание. Просто смотрела. Даже не обратилась мысленно. Не позвонила. Поймав мой взгляд, она смущенно отвернулась.

Мне кажется, или она действительно изменилась? Когда я видел ее в последний раз? Тем безобразным днем, когда она устроила истерику. Но стоило ли ее винить?

— Извини, дорогая, — сказал я Авироне. — Мне нужно отойти. Пару минут.

— Конечно, — кивнула она, доставая из сумки ноутбук. — Поработаю.

Я не стал брать пальто. Вряд ли предстоит длинный разговор. Да и холода я не почувствую. Можно сделать вид, что я вышел покурить. Без сигарет, правда. Эмили поборола желание отшатнуться в сторону — вместо этого она замерла, будто вкопанная в землю.

— Здравствуй, — сказал я, ловя себя на мысли, что пытаюсь сложить руки на груди. Вместо этого прикрыл за собой дверь ресторана и отошел от нее на несколько шагов, жестом показывая Эм, чтобы следовала за мной. Мы отошли от стеклянных витрин и одновременно спрятались от ветра, укрывшись за выступом стены.

— Привет. Я тебе принесла… мне нужно. В общем, держи, — она протянула мне конверт. — Только не открывай сейчас, обещаешь?

Я спрятал письмо во внутренний карман пиджака.

— Обещаю.

— Хорошо. Пока.

Она развернулась, чтобы уйти. Я хотел остановить движением руки, но переборол себя.

— Эмили? — девочка с готовностью развернулась на мой голос. — Прости меня.

Она сжалась в комок. Огромные глаза были полны слез. С некой долей ярости она провела пальцами по ресницам.

— Ты придешь на папину свадьбу?

— Да.

— Пока, Киллиан.

К письму я вернулся глубокой ночью, когда отвез Авирону домой и вернулся к себе. Было что-то трепетное и странное в этом. Она написала мне письмо. Я боролся с желанием сжечь его, не читая, до последнего. Я не знал, что от нее ждать. И не знал, нужна ли этой истории другая точка. В итоге странное чувство долга пересилило. Я сел за рабочий стол, распечатал конверт с помощью ножа для бумаги, и выудил оттуда исписанный аккуратным почерком Эмили лист. Сердце глухо колотилось в груди, к горлу подступал ком. Наша история не начиналась и не закончилась. Несколько моментов, даже не связанных единой цепью. Пара поцелуев. Эмоции. Что между нами было общего? Ничего. Я решил идти от простых желаний, а она углядела в этом жесте судьбу. В итоге мы там, где оказались.

Наверное, на месте Винсента я бы все же не сдержался, если бы моя дочь влюбилась в пятитысячелетнего некогда вампира, который и самого тебя еще когда-то учил. Что ж, все мы меняемся, это не может не радовать.