Из-под снега (СИ)

Пожилой мужчина во главе стола привстал и удивлённо-радостно протянул:

-- Старый, ты же умер, нет? Травник хвастал, что засадил в тебя стрелу. Недолго хвастал, наутро самого нашли с перерезанным горлом.

-- Ты же понимаешь, Груна, я -- мудрый, меня не так-то просто убить. А травник то ли окосел, то ли нарочно стрелял, чтобы упустить подранка. Жаль, его прирезали, я хотел поговорить с ним по душам...

Латира подтащил к столу табурет -- ему уважительно освободили место -- и уселся, важно приосанившись. Некоторое время мудрый и охотники оживлённо обсуждали ярмарочные новости.

Ромига стоял, привалясь плечом к стене, слушал и на всякий случай запоминал. Его по-прежнему не замечали. Понятно, почему мудрый оставил на нём маскирующее заклятье. Однако нав поймал себя на мерзком ощущении, что его, в самом деле, уже почти нет: тень за спиной Вильяры, тень за спиной Латиры. Ловля беззаконников может продолжаться вечно, мудрая никогда не приступит к исполнению своей части договора. Чужак Нимрин останется на Голкья, пустит здесь корни, с каждым годом всё больше забывая и забываясь... "Нет, я -- Ромига, нав из Великого Дома Навь. Я вспомню всё, я увижу смерть своего врага и обязательно найду дорогу домой! Сам или с чьей-нибудь помощью, но я это сделаю!" А кстати, почему "я увижу смерть врага", а не "я убью"? Цепляла некая закавыка, нечто из последних дней (или месяцев?), перед тем, как Ромигу унесло в неведомые дали. "Встретит самого страшного своего врага и умрёт от его руки поганой смертью!" -- кто это сказал, о ком, при каких обстоятельствах? Никаких подробностей! Нав положил себе вспоминать: сознательно и целеустремлённо...

-- Слушай, а что за мертвец поднял переполох сегодня ночью? -- Латира продолжал расспрашивать местного трактирщика Груну.

-- Да какой-то арханин. Я его живым не знал по имени, но пару раз кормил здесь. Он вполз в трактир и, ну, плакаться, как их убивали на тракте. Я сам не слыхал, меня позвали, когда он уже дрыгнул ногами. Хочешь посмотреть труп? Мы сложили его в ледник, где обычно.

-- Пореже бы такое обычно! -- вздохнул Латира. -- Может и травник у тебя?

-- У меня, его в соседнем проулке нашли. И ещё какие-то четверо архан, оттуда же. Кстати, если тебе интересно: рыжий заходил сегодня ночью, смотрел тела. Вот спрашивается, какое ему дело до архан? Наритья-то своих он, говорят, бросил на растерзание Вильяре.

-- Не на растерзание, а она их в клан приняла. Кое-кого изгнала совсем, но большинство теперь -- Вилья. И некоторым арханам тоже повезло. Если уживутся вместе в доме у Синего фиорда.

-- В том вымершем?!

-- Мудрые проверили его и сняли печать. Теперь дом как дом. Ладно, Груна, рад с тобой посидеть, да некогда мне язык морозить. Пойду гляну на покойников, а ты готовься принимать почётных гостей. Ещё трое мудрых собираются вскоре посетить твой трактир, если не передумали. Хорошо бы ты нашёл свидетелей рассказа того арханина.

Латира жестом поманил Ромигу за собой, они миновали ещё некоторое количество снежных куполов и вышли во внутренний дворик, крытый навесом из чего-то вроде рогожи. По правую руку штабелем были сложены разделанные туши рогачей: объём продовольственных запасов трактира впечатлял. По левую -- на утоптанном снегу, рядком, лежали шесть мёртвых охотников. Одетые, обутые, только без поясов, и лица прикрыты кусками шкур. Мудрый тяжело вздохнул и прошёлся вдоль ряда, открывая их. Спросил нава:

-- Который?

-- Крайний слева.

Латира тут же принялся осматривать труп и ворожить над ним. Ромига, при желании, мог бы узнать о покойном немало всякого, но ничего особо полезного. Живой беззаконник был ему любопытен, а мёртвый -- нет. Нав мельком глянул на остальных: знакомых не обнаружил. Просто стоял и ждал, пока Латира закончит осмотр.

Ощущение смутной, разлитой в воздухе опасности стремительно сгущалось - и сгустилось до предчувствия катастрофы. Мир снова трещал по швам, снова нуждался в тёмной заплате. В чём дело? Вероятно, кто-то из мудрых где-то неподалёку сорвал песнь...

-- Иули, с тобой всё в порядке? -- вопрос Латиры застал нава врасплох, что само по себе было ответом.

-- Нет, -- Ромига сделал над собой нешуточное усилие, чтобы пояснить, уже строя портал. -- Я иду в круг. Ближайший!

Нужное место -- совсем недалеко, и яснее маяка... Тёмная воронка портала. Чёрный, покосившийся, будто обглоданный сверху, менгир. Он до ужаса похож на давешний жёлтый, и тяга почти так же сильна, но Ромига понимает, что в принципе, способен остановиться. Только это значило бы, с большой вероятностью, скоро умереть вместе с изрядным куском чужого мира. Нет уж, лучше он постарается вместе выжить. Руки легко толкают Камень, словно бы отворяя ворота. Ромига шагает в круг, дальше -- только вперёд. Он идёт долго и почему-то в гору, дневное небо над головой стремительно темнеет, расцветает звёздами... Середина круга! Тридцать семь камней и три зияющие прорехи не ждут имён и приветствия, они торопят: "Прими силу, скорее!" Нав садится в позу медитации, закрывает глаза и зовёт родную стихию. Она здесь, она с ним всегда и везде, даже если поначалу казалось, будто в чужом мире Тьма говорит на неведомом языке. Он выпрямляется в полный рост и даёт волю рвущейся из горла песни. Он открывает путь силе, не зная, уцелеет ли в этот раз, но кажется, сами Камни берегут его, сдерживая поток.

Вот и всё, дело сделано. Можно идти прочь, но Ромига стоит и смотрит на свои почерневшие ладони. Тьма, которая всегда с собой, уже прячется, уходит под кожу. Он оглядывается по сторонам -- видит сорок камней и ни одной щербины в круге. Делает всего несколько шагов до выхода под яркое дневное небо. С любопытством оборачивается: нет, снаружи древний менгир не изменил своего вида, только под рукой -- тёплый. Ромига тихо благодарит Камень и, кажется, знает, куда придёт в следующий раз.

Он улыбается и посылает зов Вильяре -- та молчит, но беспокойства за неё нет. Латира отвечает сразу. Убедившись, что пропащий Иули жив-здоров, мудрый велит ему искать тропинку и спускаться с горы. Нав отвечает: "Если ты ещё в трактире, я могу просто вернуться, откуда ушёл." "Я убалтываю троих мудрых с Арха Голкья. Найдёшь залу, где мы сидели с Груной?" "Найду. А ты, если не трудно, закажи мне какой-нибудь еды?"

Портал во двор: энергии много, можно не экономить. Знакомый путь. Встречные охотники удивлённо пялятся, но не шарахаются: паническая реакция Даруны и Нгуны, к счастью, редкая аномалия. Ромига входит в нужную залу, приветствует собравшихся, подсаживается к столу -- пятым. Он просто ест из принесённой Груной плошки. В разговоре не участвует, но, очевидно, давит на нервы арханским мудрым: они косятся на него с опаской. Латира таки убеждает их постепенно забрать с ярмарки всех желающих, после того, как те правдиво ответят на несколько вопросов. Мудрые договариваются, торгуются, назначают сроки...

Архане ушли, Латира остался. Он смотрит на нава, который как раз отставил в сторону третью плошку из-под супа. Старик чем-то страшно доволен. Ромига облизывается и говорит:

-- У меня нет ни золота, ни меди, ни железа, чтобы заплатить за обед. Но я понял, что мудрых здесь кормят задаром, а я сделал работу кого-то из мудрых. Голкья охотно берёт с меня моим стихийным началом. У вас, что, больше не с кого?

Нав завёл разговор, на который ему отчаянно не хватает слов, однако давно пора разъяснить некоторые вопросы: именно словами, вслух. Беседовать приятнее с Вильярой, однако старик знает больше.

-- Да, Иули. Тот, кто хотел стать Голкирой, нарушил равновесие. Обычно мы не обращаемся к старшим, изначальным стихиям. Мудрые давным-давно условились не тревожить свет и тени, время и пространство.

Нав поспешил уточнить:

-- Давно -- по твоему счёту?

-- Даже по счёту старейших. Каждого мудрого учат песням изначальных стихий, эти песни не должны быть утрачены. Но всех нас выучили именно знать их, а не петь, и мы так же наставляли учеников. Теперь, когда возникла нужда, одни мудрые забыли, другие разучились, третьи боятся, и многие ошибаются. Рунира был силён и опытен, однако погиб сам и едва не навлёк бедствие на половину Нари Голкья. Ты исправил его ошибку. По делам, ты уже обрёл право говорить в Совете Мудрых и прочие наши права. Но ты не рождён на Голкья, не проходил посвящение, значит, будут желающие оспорить. Много желающих!