Из того ли то из города (СИ)

На следующий день - сызнова все повторилось. Только ему в этот раз потруднее стало. Те, что вчера красный товар выложили, сегодня все остатки по сусекам поскребли да повынули. Иной с изъяном, иной с гнильцой - так за него и цена пустяшная. Покачал головой Садко, однако ж и этот купил. Ну, и другой тоже, до которого давеча руки не дошли.

На третий день, кутерьма великая поднялась. Солнышко, оно быстро по небу бежит, гость приезжий уже и не торгуется особо, большей частью запрошенную цену платит, только и на торг выставлять нечего. Все амбары-закрома начисто выметены. А Садке и горя мало; знай себе похаживает, да покрикивает: у меня, мол, и половина казны не истратилась, что ж мне, с пустыми руками домой возвращаться? Эк, куда хватил! С пустыми руками. Это ж сколько ладей нужно, чтоб все увезти, им тут нахапанное?

На четвертый день снова пошел Садко по рядам. А там - шаром покати. Народ диву дается, гости руками разводят. Хоть и нет охоты признать, что спор проигран, а супротив очевидного не попрешь. Все приезжий выгреб, ничего не оставил. Разве что горшки побитые в горшечном ряду. Он и их купить хотел, да народишко подразозлился маленько. Ишь, чего удумал! Пойдет гулять присказка по земле, что, мол, "новгородцы горшками битыми торговали", прилепится какое-никакое прозвище, вовек не забудется. Даже побить Садка собирались, да Ильмень спас. Сам на торги заявился, пристыдил. Сколько, мол, вы от меня добра видели, а ни разу ничем не отблагодарили, даже весточку от сестрицы родимой, и той не привезли, а сколько из вас по Волге ходит?.. Повинились люди. И перед Ильменем, и перед Садком. Тот им товары купленные обратно возвернул, а про деньги, что плачены были, Ильмень сказал их обратно в озеро бросить. Бросили. И что ж? А то, что побежали деньги, едва воды коснувшись, рыбой большой и малой... Отстроили Садку хоромы и прочий почет оказали, что прописано было, и уж с той поры, как кто на Волгу собирается, непременно весточку ей у Ильменя спрашивает, а как обратно возвращается, у сестры - для брата. Ну, и подарки какие преподносят. Так-то вот...

Только байки байками, а сыт ими не будешь. Плещет вода под веслами, мягонько так. Обтекает-обвивает нос корабельный, высоко над волной взметнувшийся. Мечется Сокол-корабль, ровно орел по поднебесью; то в море выйдет, то опять в реку возвернется, а все без толку. Утекает ворог, ровно вода сквозь сети, полнится сердце молодецкое тоской-кручиною. И рады бы скорее в Киев возвернуться, ан не с пустыми же руками. Ежели б только наказ княжеский не выполнить, а то ведь не прекращаются набеги, смерть и разорение людям несущие.

Не ведомо, сколько б тому тянуться-продолжаться, когда б не случай. Услышал раз Добрыня на базаре, - его с той самой поры, как лошадь покупал, помнили, не то, чтоб уважали, но с опаской в его сторону поглядывали, - что есть где-то на реке старец мудрый, прошлое-будущее ведающий. Все то ему ведомо-знаемо. Сквозь воду-землю видит, не успеешь подумать вопрос задать, - он уж на него ответ дает. Услышал Добрыня про старца, к Илье поспешил. Так и сяк умом раскидывали, а другого пути не выдумали, как старца того искать и совета-помощи спрашивать. Вроде и найти его несложно. Место, где он пристанище себе подыскал, больно уж приметное, хоть и непривычное. Утес там. Щуку иногда народ выловит, в сажень длиною, а она от старости вся зеленью поросла. Вот и утес такой же. Зеленый весь, от подножия до самой вершины. Точнее, не до самой вершины, потому как там камни сложены, будто кто когда-то крепость там построить хотел, да по каким-то причинам не сложилось. И сосны там вековые, богатырями на утесе том выстроились. В камнях пещерка имеется, которую старец себе под жилище и устроил. Такой - да не сыскать?

А ведь не сыскали б. С какого берега искать надобно, Добрыне спросить невдомек было. Утесов же много оказалось, только все с описанием не схожи. То крепость есть, а сосен нету, то наоборот. В общем, совсем соромно - на реке, и утес не найти. А потому не найти, что он промеж двух других спрятался. Эти два, которые обок его, они в реку вдались, а он затаился. Сказать, сколько раз мимо него плавали и не видели - никто не поверит. Ан и не важно это. Главное - отыскался. Еще бы место нашлось, где пристать, а то ведь обрывается камень в воду глубокую... Нашли и место: кое-как приткнулись к соседнему утесу. Выступ там имелся: будто кто когда пристань вытесывать начал. А от нее вроде как тропинка наверх вьется. Не очень удобная, где поуже, где пошире, в иных местах и соскользнуть недолго. Не соскользнули, взобрались. Отсюда и соседний утес хорошо видать. Все в нем, как описывалось. Только камни те, что снизу вроде как крепостью казались, - просто камни, как блины, один на другой, наложенные. Дырку видать. Ну а уж пещерка это, или еще там что, отсюда не разглядеть.

Идут Илья с Добрыней, петляют промеж дерев. Птички поют, листва шелестит, солнышко светит. Вот ежели б давеча утес этот самый нашли, тогда б иное дело. Тогда гроза такая разыгралась, не знали, куда деться. Молнии, казалось, в самый их корабль метят. Гром - уши закладывало. Ливень такой, что руку вытяни - едва до локтя видать. Натерпелись страху. Это земного ворога одолеть можно, а супротив неба не попрешь.

Вот уж и камни те самые. А чуть поодаль от них, почти на самом краю, старец застыл, к ним спиною. Волосы у него - белые-белые, солнцем горят. Одет простенько, лапти, да онучи, да порты, да рубаха длинная - как у всех. Борода до пояса, - ветерком ее колышет, вот она и показывается. Одна рука вдоль тела опущена, в другой - посох. Вообще-то, мог бы и получше палку подобрать. Кривая вся, что за дерево - не разобрать, до того потемнело, а в навершии будто колесо со спицами вырезано.

И как-то так, ни с того, с сего, оробели вдруг богатыри. Подталкивают один другого. Ты, мол, поспособней, тебе и речь держать. А другой ему - ты старшой брат, тебе первым и быть. Пихаются, сопят, вот еще сумятицу затеять - и совсем гоже.

Наконец, сдался Илья.

- Доброго здоровья тебе, старец, - произнес он.

- И долгих лет, - зачем-то добавил Добрыня.

- И вам поздорову быть, - степенно ответил старец, не оборачиваясь. - Далеко ли путь держите? Что за нужда привела вас ко мне?

Словно ушат воды ледяной слова его. Какой же он всеведущий, коли такой простой вещи не знает? Досадно, конечно, что так вышло. Однако, за просто так развернуться и уйти, еще досаднее. Переглянулись Илья с Добрынею, вздохнули дружно, и повел Илья рассказ про корабль разбойничий. Про то, какие бедствия людям чинит, про то, как ищут они его, ищут, - сколько дней пролетело, не сосчитать, да и не дней, годов, - а все без толку, как прослышали они случаем про мудрость его, и пришли помощи просить. Илья замешкается, Добрыня подхватит. Добрыня замешкается, Илья рассказ продолжает.

Стоит старец недвижимо, ровно из камня вырезан, не поймешь, слушает, нет ли. Колышет ветерок легкий бороду да рубаху. Что он там об себе думает?

Закончили, наконец, богатыри. Ждут. А старец опустил голову, и вроде как рассмеялся тихонечко. Не обидно, будто над несмышленышами.

- Не вы первые, - ответил, - не вы последние, кто помощь не в сердце своем, в словах чужих ищет. Всего-то и надо, что глазами иными окрест взглянуть.

- Где ж их взять-то, иные? - буркнул Добрыня. - Какие с рождения дадены, такие и есть. Иных нету.

- И их хватит. Вот стоите вы там, помощи ожидаючи. Не о помощи помышляйте, о мире, что вокруг вас по край неба раскинулся. Ваш он, а вы - его. Он - это вы, а вы - это он. Что глаза в кучку свели? Не понятно? Добро, помогу поначалу.

И старец неожиданно тихо запел:

Из-под бережка, из-под крутого,

Из-под камушка, из-под белого,

Потекла река, речка быстрая...

Сквозь леса бежит,

Леса темные,

Меж лугов бежит,

С зеленой травой,

Средь полей бежит,

К морю синему...