Осенний фестиваль (ЛП)

Даже после шести лет в шкуре крысы-моряа, эта мысль потрясла до основания весь мир Чарльза. Он больше не был человеком, там, под меховой шкурой... Он действительно стал крысой! Крысой-морфом, четырех с половиной футов ростом.

Или нет?

Чарльз остановился на полпути, и опустил взгляд на свои руки... лапы! Когтистые, покрытые мехом крысиные лапы... Ему понравилась жизнь здесь, в Цитадели, но чем больше он думал, тем яснее понимал, что потерял что-то, становясь крысой.

Что-то...

Весь мир.

До приезда в Цитадель Метамор Чарльз много путешествовал, видел другие страны и города, встречал такое величие и красоту, что перехватывало дыхание. А теперь он навечно заточен в этих стенах. Стал крысой. И демон побери, он влюбился в Кимберли, потому, что она тоже стала крысой!

Внезапно проблема с внешним миром показалась ему совсем незначительной... не стоящей внимания... да и иди он кобыле в щель, весь этот мир! Чарльз решил сначала обдумать другое. Другую.

Почему Кимберли не должна казаться ему привлекательной? Потому что похожа... является крысой-морфом? Но он тоже крыс-морф, и он самец, а она совершенно определенно самка. И быть может, когда-нибудь, он сможет вывести ее из стен Цитадели, и показать все, что видел в юные годы... показать ей мир, который знал раньше!

Или... Не сможет?

...

Там, за древними стенами, в огромном мире, были не только чудеса и великолепие... Там были вещи, которые Кимберли не стоит видеть. Не потому что она могла ужаснуться или испугаться... А потому, что они могут уничтожить его. Или ее. Он стал крысой, чтобы сбежать от прошлого. И он не должен подвергать себя... и ее риску.

Чарльз вздохнул, осматривая коридор, его лапы равномерно шлепали по теплым камням. Ничто не обогревало комнаты и коридоры Цитадели, ничто... кроме ее самой. Даже в самых дальних и глубоких подвалах всегда было тепло и почти всегда сухо. И темно. Пылающие факелы давали совсем мало света, их дрожащий, мерцающий огонь освещал лишь ближайшее пространство...

Маттиас остановился и вгляделся в ближайший факел. Он смотрел на огонь, рассматривая, как одни цвета сменяются другими, то ярко, то светло-желтые, то оранжевые и наконец, голубоватые и почти прозрачные у основания, там, где огонь питался из пропитанной маслом губки...

Внезапный лязг, донесшийся из глубины коридора, заставил Чарльза очнуться от приступа огнепоклонничества. Лязг металла о металл, хлопание дверей, громкие, отдающие металлическим отзвуком шаги...

О, демон!

Маттиас слишком хорошо знал эти звуки. Саулиус снова одел броню.

Проклятье!

Чарльз уже давным-давно проклинал себя за безумную идею, которая пришла ему в голову, когда Саулиус завершил изменение. Маттиас тогда помог бывшему рыцарю подобрать латы, соответствующие его новому размеру... Теперь, Саулиус, одев броню, бродил среди иллюзий, наполнявших его больную душу, и нападал на любого, кто хоть отдаленно напоминал ему врага. За прошедшие с начала болезни годы, старый рыцарь вроде бы начал узнавать своих товарищей-крыс.

Но иногда...

Маттиас опрометью бросился вперед, за угол.

Проклятье! Проклятье! Проклятье!

Саулиус не только облачился в броню, он где-то взял короткий меч и теперь махал им во все стороны, бросая вызов всем вокруг! Похоже, душа старого рыцаря в очередной раз вернулась в прошлое!

Саулиус всегда был склонен к резким переменам настроения, часто впадал в меланхолию, а в последнее время, его душа все чаще блуждала где-то во тьме. Во тьме, наполненной призраками ушедшего... и тогда старый рыцарь думал, что он все еще живет на родине, в его родовом замке и начинал нападать на всех подряд, считая их захватчиками. Приходя в себя, он понимал, что с ним происходит... и от того впадал в еще большую тоску, усугубляя и без того тяжелую душевную болезнь.

И не было крысы, перед которой Маттиас испытывал бы большее чувство вины, чем перед Саулиусом. Чарльз хотел вернуть душу старого рыцаря в мир живых. Он хотел, чтобы Саулиус воспользовался своими навыками, помогая дозорным... но Саулиус отказывался. Он называл свою новую форму наказанием богов и говорил, что недостоин служить правому делу, но может быть лишь презренным вредителем.

Если и была на свете причина, объединявшая всех крыс-морфов Цитедели вместе так это безуспешные попытки, хоть как-то помочь Саулиусу преодолеть его болезнь. Все они хотели бы видеть его здоровым. Кое-кто опасался за свои жизни... к сожалению, вполне обоснованно. Но большинство действительно желало добра старому рыцарю.

— Где вы?!! Куда вы спрятались?! Чудовища! Звери, образом своим извращающие облик человеческий! Выходите и примите бой, как подобает!! — кричал закованный в броню крыс-морф, размахивая коротким мечом. — Проклятый колдун, ты заточил мой дух в зверином теле, но знай, я все равно низвергну твои злобные замыслы!

Маттиас порадовался, что рыцарь хотя бы осознает, свою принадлежность к племени крыс... быть может до его больного разума еще можно достучаться! А кроме Чарльза никто не рискнет подойти вплотную к Саулиусу. Старый рыцарь запросто мог проткнуть его своим мечом, но при толике везения Чарльз сумеет его заболтать, и тогда может быть, Саулиус сам отдаст оружие.

— Сэр Саулиус! — позвал Маттиас.

— Что за шум я слышу?! Кто говорит со мной? Ты, мерзкое животное?! Каким черным колдовством вложены слова людские в пасть твою?!

Маттиас скривился. Похоже, Саулиус не только впал в помрачнение души, болезнь, по-видимому, уже захватила и разум!

— Саулиус, это я, Маттиас, помнишь меня?

Маттиас постарался сымитировать архаическую форму речи, до сих пор распространенную на родине рыцаря:

— Сэр Саулиус, азм я взалкаю речь вашу, дабы принести мирру в вашу душу...

— Лжец!!! Ужель питаешь ты надежду так легко меня обмануть?!!! Я не попадусь на твои мерзкие уловки!!!

Саулиус взмахнул мечом, наставляя его на Чарльза, одновременно шагнув вперед. Маттиас же просто-напросто не знал, что ему делать и колебался. Проявить твердость? Надавить словами? Уступить? Заболтать? Отвлечь? Напасть и попытаться отобрать меч? Что ему лутин в кашу насрал, этому старому хреноносцу!

— Сэр Саулиус, ты есьм храбрый и благородный рыцарь, но я ведь всего лишь скромный писец, который ищет твоего мудрого суждения! Прошу тебя не гневайся на мою глупость, и умоляю, прости меня! Смири свой гнев, благородный Саулиус, невинные, ничем себя не запятнавшие, могут попасть под лезвие меча твоего, молю тебя остановись!

Маттиас даже чуточку погордился маленькой речью — он впервые попытался говорить, используя этот старомодный, а если честно, то жутко древний диалект, и кажется, у него неплохо получилось. Вот только Саулиус восторга не разделил, скорее наоборот — рассвирепел еще больше! Нечленораздельно взревев, он сделал выпад, нацеливаясь в грудь Чарльзу. Маттиас отклонился в строну, одновременно разворачиваясь... И мягким движением выбросил вперед правую лапу, с уколом ужаса ощутив, как разбуженная опасностью сила вздыбила шерсть вдоль его позвоночника...

Ладонь коснулась доспехов - и отброшенный, словно ударом тарана рыцарь отлетел к стене, с грохотом впечатавшись в древние камни и рухнул на землю. Охваченный леденящим ужасом, Маттиас застыл на месте.

О боги!!

Что я наделал?!

Я же мог убить старика!

А может и убил...

И что еще хуже, я сорвался! И применил, применил... умение...

Нет, нет, это всего лишь упущение, небольшая оплошность, не больше! Я все еще свободен. Или, почти свободен... Первый раз за пять лет! И более никогда, ни за что!..

Маттиас приблизился к лежащему ничком Саулиусу и торопливо перевернул его на спину. На левой стороне нагрудника теперь имелась глубокая вмятина, имевшая форму ладони Чарльза, а сам рыцарь лежал неподвижно, лишь хрипло и тяжело дышал.

Отодвинув забрало шлема, Чарльз дрогнувшим голосом окликнул: