Кузница Тьмы (ЛП)

Сержант Раскан обернулся к Ринту и Ферен. - Здесь разобьем лагерь, - сказал он.

Ринт привстал в стременах, огляделся. - Не вижу колодца или других источников воды, сержант.

- Боюсь, ночью будет только та, что мы привезли с собой.

Разочарованный Ринт спешился. Отряхнул пыль с кожаных брюк. - Сказал бы утром, сержант, мы наполнили бы несколько лишних мехов.

- Я виноват, - подал голос Драконус. Лорд сидел на коне - фигура в черной кольчуге и потертой коже, торчащие позади руины. - Мне помнилось, что селение было обитаемым.

Удивившись, Ринт снова огляделся. - Не в последние столетия, лорд, смею сказать. Целые столетия...

Скривившись, Драконус спешился. - Придется терпеть.

- А завтра, лорд?

Раскан косо взглянул на Ринта, но Драконус ответил беззаботным тоном: - К полудню мы должны достичь реки Херелеч. Она, в отличие от многих иных, полна водой год от года.

- Отлично, лорд, - отозвался Ринт.

Ферен снимала поклажу с коня, как будто оставшись равнодушной к лишениям грядущей ночи. Лошадям потребуется почти вся вода. Почти не останется для готовки и совсем - чтобы смыть дорожную грязь и пот. Сестра же жаждет презреть все неудобства.

Он понял, что скалится, глядя на нее, и отвернулся.

Аратан соскользнул со своего мерина, встав на ноги уже с большей ловкостью. "Он находит себя в путешествии. Все, что он воображал, превзойдено. Но бойся, Аратан. Как бы в конце тебе не потерять больше, чем нашел".

Раскан наблюдал, как погран-мечи разбивают лагерь. Лорд Драконус ушел бродить по развалинам, Аратан же ухаживал за лошадьми, начав в мерина - однако глаза юноши то и дело обращались в сторону Ферен.

Ныне Аратан ездит рядом с отцом - со дня визита Гриззина Фарла; сержант оказался в некоем одиночестве, скача между Драконусом и его сыном впереди и двумя погран-мечами сзади. Однако он не ощущал себя мостом между спутниками. Ринт и Ферен были на ножах, хотя по привычке близких родичей желали скрыть взаимную ненависть от чужих взоров, не выдать семейные тайны. Что до бесед между лордом и его незаконным сыном, происходили они не часто, да и тогда Раскан не мог расслышать ни слова.

Легкость, дар Гриззина Фарла, постепенно уходила. В глубине ночей Ферен соединялась с Аратаном, пыхтение и тихие вскрики звучали до странности отчаянно; она никогда не удовлетворялась одной схваткой. Раскан слышал, как она будит его снова и снова, под глазами Аратана уже начали появляться темные круги.

Сержант гадал, когда же вмешается Драконус. Конечно, лорд знает, что между сыном и Ферен творится что-то неподобающее. Она старше его в два раза, если не больше. Раскан думал, что сумел заметить скрытую прежде слабость. Профессиональный лоск погран-меча начал крошиться.

Да и брат ее всё понимает...

Напряжение растет.

Драконус показался снова. - Джелеки, - сказал он, указывая на руины за спиной.

- Они напали здесь, лорд?

- Унесли все, что смогли, в том числе балки крыш и черепицу.

Раскан нахмурился: - Должно быть, очень давно, лорд. Не Гриззин ли Фарл уверил вас, что место еще обитаемо? Очевидно, он не здесь проходил.

Драконус вгляделся в него и не сразу кивнул. - Как скажешь, сержант. Ладно. Нам и этого довольно.

- Разумеется, лорд. Присмотреть за вашим конем?

- Нет, спасибо. Дай мне сделать еще кое-что, пока готовят ужин. - Однако Драконус колебался. Видя это, Раскан подался ближе.

- Владыка?

- Перекинемся словечком, сержант.

Они отошли, обойдя небольшой холм, на котором стояли руины. Раскан удивился, заметив проход к склону - здесь был вход в могильник. Однако Драконус опередил его расспросы. - Мальчишку нужно предостеречь.

Раскан сразу понял, о чем говорит его господин, и кивнул: - Боюсь, да, лорд. Природное рвение...

- Ее рвение вовсе не "природное", сержант.

Он имел в виду Аратана, но лорд вскрыл истину более глубокую. - Думаю, в этом союзе она жаждет зачать дитя, лорд. Но вряд ли, чтобы занести меч над Домом Драконс.

- Да, согласен - это было бы бесполезно.

Раскан удивился такому комментарию, но не сообразил, какими вопросами прояснить дело. - Кажется, она старше...

- Ей сорок лет от роду, на год больше или меньше. Сможет выносить дитя еще несколько десятков лет, если не более.

- Любовь к детям - вот что исчезает в более старых женщинах, лорд, - заметил Раскан. - Редко кто решается рожать после первой сотни лет. Колеи становятся рытвинами. Независимость сдается в плен скопидомству.

- Не в том исток ее торопливости, сержант.

Раскан не желал оспаривать утверждения господина. Он лишь осмелился довести до Драконуса свои мысли, чтобы лорд смог успокоить его тревоги. Однако стоящий перед ним муж не склонен дарить иллюзии лишь потому, что они сулят утешение. Чуть помявшись, Раскан продолжил: - Кто-нибудь другой стал бы гадать, доводилось ли ей быть матерью прежде. Но на мой взгляд, лорд, у нее тело, уже выносившее дитя и кормившее грудью.

- Нет сомнений, сержант.

- Я готов его предостеречь, лорд. Но это лишь половина проблемы...

- Да.

- Как ее командир, я мог бы...

- Нет, сержант. Ты выказываешь смелость, принимая такое бремя, но не тебе его нести. Я сам поговорю с ней. Ночью, под покровом тьмы. Уведи Аратана подальше.

- Да, лорд. Может, пройдемся по следам?

- Сойдет.

Аратан не мог отвести от нее глаз. Она стала воронкой, вокруг которой он кружился и не мог совладать с затягивающей силой. Да и не особо старался. Казалось, он может исчезнуть в жарких объятиях, сливаясь с ее плотью, ее костями. Ему подумалось: однажды он сможет глядеть ее глазами, как бы поглощенный полностью. И не станет оплакивать потерю свободы, отказ от будущего. Ее вдох станет его вдохом; вкус на ее устах - его вкусом, нежные движения рук и ног - его движениями.

Однажды утром его начнут искать и не увидят следа, ибо он сокроется за веками ее, и она не выдаст, довольная, пышная, насладившаяся. Интересно, гадал он: не есть ли его чувства сама сущность любви?

Аратан раскатал подстилку, поднял гирьки и положил около седла. Он часто думал о Сагандере, о том, каково сейчас наставнику. Кажется странным - доставлять подарки от ученого, оставленного позади. Вся премудрость, коей старик так жаждал, теперь ему не доступна. Незаданные вопросы, неполученные ответы - всё это остается далеко впереди, бесформенное, как облака на горизонте. Гирьки, заботливо уложенные на пыльную землю, кажутся бесполезными. Здесь нечего взвешивать, здесь нечего измерять; здесь, так далеко от границ Куральд Галайна, царит дикость, и она просачивается в каждого.

Он ощущал все течения и временами готов был утонуть, поглощенный чем-то животным, чем-то низменным. Но такая судьба, если поразмыслить, сулит мало потерь - или вовсе никаких потерь. Всё, что он знал, то, откуда он пришел, ныне кажется мелким и банальным. Небо было высоко над головами, равнина не заканчивалась и, двигаясь здесь, внизу, пересекая ее, они проявляли дерзость желаний. Само движение, день за днем, казалось ему величественнее высоких крепостей и разрушенных домов. Он вспоминал, как играл в груде песка за домом, когда был намного младше. Песок привезли для лепящей горшки работницы. Кажется, нужно было добавить зернистости глине, из которой создавали формы для обжига. Песок ощущался мягким, был прогрет солнцем на поверхности, но холоден внизу; он помнил, как лежал на нем, раскинувшись, шаря рукой и смотря, как глубоко погружаются пальцы - а потом набирал полную ладонь и подносил ближе, словно желая похоронить себя.

Путешествие по миру ощущается так же, словно движение - всё, что можно удержать, ухватить и тем самым назвать своим.

Лениво размышляя, следя за раздувающей костерок Ферен, Аратан подумал, будто ему удалось понять природу войны, и мысль его может впечатлить самого Сагандера. Это когда протянута не одна рука; когда возникает спор над желаемым; когда готова литься кровь. Здесь нет ничего рационального. Песок просачивается сквозь пальцы, сыпется вниз из жадных рук, и лежит, когда притязающие уже ушли. Ничего рационального. Просто желание, сырое, как содрогания тела в ночи.