Проклятье Солнечного короля (СИ)

— Я не хочу, чтобы она от меня ушла, я не хочу втягивать ее…

— Она уже втянута, в тот самый момент, как сказала да. Или ты боишься, что она не справится с бременем власти, с тем, что предлагает ей тот, кто прячется за маской капитана?

— Дело не в этом. Я не боюсь, что она не справится, я боюсь, что не смогу защитить ее, что мое проклятье погубит ее, как и предсказывала ее мать.

— И все же, я думаю, тебе стоит самому все рассказать, пока она сама случайно не узнала.

— Я сам решу, что говорить своей жене, а что нет.

Андре был не согласен, но кивнул, отступая, а Мэл отошла от двери в полном недоумении. Она ничего не поняла из этого странного разговора, разве только то, что муж от нее что-то скрывает. И при чем здесь леди Генриэтта? О чем таком он боится ей рассказать?

Она вернулась в каюту обескураженная и немного потерянная. Чтобы как-то успокоиться, принялась убираться, перестелила постель, сложила грязное белье в корзину, убрала заколки в шкатулку для украшений, и почему-то выдвинула соседний ящик, который принадлежал капитану. Там он хранил запонки, зажимы для шарфов, перчатки, и тут, в самом дальнем углу она обнаружила кожаный браслет и похолодела от осознания, что это ее собственный браслет, ее подарок, но не капитану, а…

— Нет, этого не может быть!

У нее все перепуталось в голове, паника, страх, непонимание и неприятие перемешались в ней. Сердце стучало, как сумасшедшее, она должна была выяснить, выяснить все до конца, но никто не расскажет ей правду, никто кроме…

Она резко вскочила со стула и бросилась в коридор. Дэйтон, конечно, он не сможет скрыть, он скажет правду. Боги, какая же она дура! Почему она никогда не интересовалась этим так же, как интересовалась ее мать. Ведь она даже имени короля не знала, не то, что имен его детей.

Она почти влетела в комнату парня, как только он открыл, и уставилась на него, не в силах произнести ни слова. Боги, что она здесь делает? Какие ответы собирается найти? У мальчика? У подростка?

— Леди Мэл? С вами все в порядке?

— Простите, меня. Я кажется, немного не в себе, — пролепетала она, сжимая в руке все тот же злополучный браслет.

— Мой отец обидел вас? Он сделал вам больно? — неожиданно воскликнул мальчик, но то, как полыхнули в этот момент его глаза… она вздрогнула и по-новому посмотрела на него. Нет, этот мальчик уже не ребенок, да он даже не мальчик.

— Нет, все в порядке, — нервно улыбнулась она.

— Точно? Если он причинит вам зло, если он хоть посмеет…

— Дэйтон, я люблю вашего отца, я — его жена. Все, что происходит между нами, касается только нас.

— Я понял, — помрачнел он, под ее строгим, немного наставленическим взглядом.

— Простите, что побеспокоила вас. Я хотела прояснить один момент, но немного ошиблась адресатом. Простите.

Дэйтон проводил девушку тяжелым взглядом, зря он так отреагировал, если она раньше и не замечала, то теперь точно поняла.

Она хотела еще что-то сказать, но посмотрела на него и промолчала. Сегодня было слишком много неожиданных открытий, которые вымотали ее, заставили сомневаться даже в себе и делать глупости. А ведь единственный с кем она хотела и должна была поговорить — это ее муж, человек, задолжавший ей ответы.

Он пришел через час, когда она уже успокоилась. Вошел в комнату на цыпочках, ожидая, что она еще спит, хотел пробраться в постель, поцеловать ее, сонную и продолжить с того самого момента, где они закончили вчера. Но она не спала, кровать оказалась заправлена, а она сама… что-то в ней было не так и определенно ему не понравилось.

— Что-то случилось?

— Ты мне скажи.

— Сказать что?

— Что это такое?

Он посмотрел на непонятно откуда взявшийся в ее руках браслет, о котором он и думать забыл, затем перевел взгляд на нее и понял: «Она знает». Помрачнел, тяжело сел на кровать, где еще недавно он был так счастлив, и уставился куда-то в пустоту.

— Это браслет, который Маргарет Колвейн подарила Солнечному королю.

— И как он оказался у тебя? — напряженно спросила она.

— Ты знаешь.

Мэл глубоко вздохнула, на нее вдруг словно навалилась огромная стотонная глыба.

— Я не просила…

— А что бы изменилось, если бы я сказал? — зло бросил он. — Ты бы разлюбила меня?

— Я не просила всего этого…

— Единственная во всем мире, — почти расхохотался он. — Я полюбил женщину, единственную во всем Арвитане, которая не хотела бы быть женой Солнечного короля. Но ты стала ею.

— Я не просила… — выдохнула она, а затем не менее обвиняющее посмотрела на него, — ты знал, знал, что моя мать говорила о тебе. Богиня, она же о тебе говорила! Всегда, даже на смертном одре она предупреждала меня…

— Неужели ты думаешь, что когда-нибудь я смогу причинить тебе вред?

— Но ты боялся этого, ты сам говорил это Андре…

— Подслушивала?

— Я тебя искала, а ты не почувствовал, наверное, потому что был слишком увлечен, убеждая друга, что я не должна ничего знать. И как долго ты собирался скрывать? О, Пресветлая, да я же не первая. Сколько у тебя их было? Четыре? Я четвертая.

— Ты — единственная. Я никогда их не любил.

— А они? Они наверняка тебя любили?

— Мы спорим о мертвых? Мы серьезно спорим о мертвых?

— А о чем нам еще спорить? О том, что ты лгал мне? О том, что обманом заставил выйти замуж? О том, что я теперь какая-то чертова королева? Я не хочу быть никакой королевой. Ведь можно же как-то отказаться, расторгнуть этот нелепый брак…

— Нелепый брак?! — взревел Александр, и вдруг стал таким страшным, таким пугающе страшным, что она закрыла лицо руками, хотела заткнуть еще уши, и сердце и душу. — Я никогда не позволю тебе уйти, слышишь? Никогда!

Это было чудовищно. Чудовищный разговор, чудовищное непонимание и пропасть, огромная пропасть, которая вдруг возникла между ними. Как так случилось? Ведь они оба еще недавно были так счастливы, вчера, в этой самой комнате она ощущала себя самой счастливой на свете, а сегодня самой несчастной. Но хуже всего, что он не пришел ночевать. Зато приходили по очереди Мэдди, Уилл, Андре, но она не хотела никого видеть. Всю ночь она ходила из угла в угол, пытаясь примириться с собой, с ним, со своим положением и никак не могла. Она никогда не хотела никем править, а просто хотела жить рядом с любимым человеком, лечить людей, возможно, когда-нибудь открыть свою практику, родить детей, прожить свою обыкновенную простую жизнь. И что теперь? Ее мечта о простой жизни разрушена и кем? Ее собственным супругом.

Всю следующую неделю они оба и не жили вовсе. Александр приходил к ее двери, сидел на полу до рассвета и был не в силах войти. Ему казалось, что все разрушено, что он сам, своим гневом, несдержанностью все разрушил. Она испугалась, закрылась, и теперь даже не смотрела на него. Впрочем, встречались они тоже не часто. Она предпочитала и завтракать, и обедать и ужинать в своей каюте, или у Мэдди, иногда у Уилла, а ему доставалась только ночь, когда он мог приходить к каюте, иногда чувствовать ее и надеяться, что когда-нибудь она ему откроет.

А Мэл надеялась, что он войдет. Сидела также на полу, чувствуя, что он за дверью и просто надеялась.

— И до каких пор будет продолжаться это противостояние? — спросила Мадлен, когда они сидели на палубе и смотрели на закат, неожиданно прекрасный и красочный. — Ты хандришь, он ходит — мрачнее тучи. Я понимаю, он обманул тебя и все такое, но Мэл… ты — просто дура, если из-за какой-то ерунды отказываться от любви.

— Ерунды?! — воскликнула Мэл. — Ты называешь корону на голове моего мужа ерундой?

— И что? От того, что он не капитан ты стала любить его меньше?

— Дело не в этом. Мэдди, ну какая из меня королева? А? И потом это обещание, ведь не зря мама, умирая, вытребовала с меня обещание.

— Да ну, — фыркнула подруга. — Мы же сами с тобой смеялись над всей этой чушью о пророчествах и предчувствиях.