Из-под снега (СИ)

Вот теперь было заметно, что раненый от разговора устал. Или признание фатальной ошибки отняло у него силы? Вильяра поспешила спросить:

-- А что Младший Наритьяра?

-- А Младший хранит угодья клана, как надлежит мудрому. Здесь он бывал редко. Когда я видел троих вместе, мне показалось, Младший слушает Старшего, а Среднему подчиняется из страха. А после гибели Среднего Младший велел нам всем сдохнуть или идти к тебе на поклон.

-- Вильгрин, а ты знаешь, что случилось со Старшим Наритьярой? Куда он пропал?

Раненый указал взглядом на Даруну:

-- Спроси её, меня тогда не было дома.

Вильяра обратилась к рыжей, та ответила.

-- Наутро после... Пока Вильгрин возвращался с ярмарки с богатой добычей, Старший и Средний сильно бранились в своих покоях. Там зачаровано, слов не разобрать, но эхо гуляло злое. Я побоялась подходить ближе и подслушивать. А потом двое мудрых вместе отправились к Зачарованному Камню. Средний вернулся оттуда один и в ярости. Старшего больше никто в этом доме не видел живым. Наверное, Великий Голкира пытался подчинить своего наставника, как Нельмару хранителя знаний. Не совладал и просто убил.

-- Даруна, мы ещё поговорим, что вы с сестрою видели и слышали в покоях мудрых. Вильгрин, скажи, а где сейчас твои беззаконные сообщники? Из Наритья и с Арха Голкья?

Раненый с трудом приподнял веки:

-- В снегах, где им быть. Архане прыгнули на лыжи сразу, как я убил Чунка...

Даруна и Нгуна охнули, услыхав имя мертвеца. Вильгрин бледно улыбнулся:

-- Ну, а чего бы мне его не позвать? Пусть подождёт немного. Вместе пойдём тропою духов, доспорим, доругаемся, -- перевёл взгляд на Вильяру. -- Думаю, архане двинулись в сторону ярмарки. А своих я отослал позже. Они поклялись больше не живоедствовать, не грабить, не нападать на дома.

-- Как поклялись? -- уточнила мудрая.

-- Дали мне слово. Куда пойдут, я не знаю: они не сказали, я не спрашивал.

-- Сколько их?

-- Моих -- семнадцать. Архан я не считал, но не меньше двадцатки.

Вильяра кивнула: мрачная, как снеговая туча. Встала и резко скомандовала:

-- Нимрин, ты остаёшься здесь, стереги и охраняй их, -- кивок на умирающего и двух рыжих. -- Даруна, в полночь ты соберёшь на большой совет всех, кто живёт в этом доме. Я вернусь к тому времени. Я желаю знать в лицо всех Вилья, и чтобы они знали меня, -- долгий взгляд на Вильгрина. -- Прощай, брат. Твой отец Поджа дурно поступил с нашей матерью. В доме твоего отца наверняка считают, что она плохо обошлась с ним. Я совершенно не рада обстоятельствам нашего знакомства. Ты оставляешь мне головную боль -- Мули. И всё-таки я рада, что у меня есть брат...

-- Был брат. Прощай, Вильяра. Удачной охоты... Если я правильно тебя понимаю.

Короткий кивок, и Вильяра решительно шагнула к двери. Ромига откатил каменный диск, первым выглянул в коридор, отступил, пропуская женщину... Нет, уже снежный вихрь, в который Вильяра обратилась, не выходя из дому.

Услышал тихий вздох с лежанки:

-- Улетела, а тень свою забыла. И выморозила тут всё. Ох уж, эти мудрые.

Нав обернулся, смерил взглядом троих, оставленных на его попечение:

-- Так тень или оборотень? Вы бы уж как-нибудь определились?

-- Не сердись, чужак, -- еле слышно прошелестел Вильгрин. -- Я знаю, этот дом жив благодаря тебе. Правда, и Великого Безымянного ты убил, порушил такие красивые планы... Поганые планы, слишком рискованные, однако многим нравились. Много врагов ты нажил. Придётся теперь растить глаз на затылке и панцирь на спине... Сестрёнке -- тоже, хоть она и мудрая... А повезло с ней клану Вилья. Ты, чужак, даже не представляешь, как повезло. Все планы поломала. Сперва Старшему, потом Среднему.

-- Вильгрин, помолчи, пожалуйста! Не даёшь помочь тебе, так хотя бы отдохни, -- взмолилась Даруна.

-- Скоро, скоро уже отдохну. Намолчаться успею, наговориться -- нет.

-- Даруна, скажи, а почему вы меня так боитесь? -- обратился к рыжей Ромига.

Обе сестры привычно сжались, ответил Вильгрин:

-- Их в детстве напугали сказками, потом они сами напугались какими-то снами. Отец в насмешку вспомнил или сочинил примету, будто, кто заговорит с оборотнем, того он и съест. Но Мули-то ты не съел, чужак?

-- Не съел и не буду. И вас не съем, рыжие!

-- Не называй нас так, оборотень! Это оскорбительно, -- наконец преодолела себя Даруна.

"Отец наш Поджа вызывал на поединок за прозвище Рыжий, и даже зимой мог наставить синяков."

Вильгрин подал голос:

-- Привыкайте, сестрёнки. Среди Вилья мало такой масти, но никто им не пеняет. Рыжие, и рыжие.

Два возмущенных взгляда, но пока ещё главе дома возражать никто не посмел. Вильгрин только вздохнул. Ромига улыбнулся сёстрам:

-- Хорошо, Даруна. Если вам не нравится, я не буду называть вас так. Но и вы зовите меня Нимрином, а не...

Дверь с грохотом откатилась, в проём шагнула шатающаяся, облепленная снегом фигурка. Из-под смёрзшихся белых косм безумно сверкали жёлто-зелёные глаза.

-- Батюшка! Батюшка!

Вильгрин всем телом подался навстречу дочери:

-- И ты успела, ослушница. Быстро ты...

-- Мули лыжу сломала, не успела, не успела бы. Пошла изнанкой сна, как бабка. У меня получилось!

-- Иди ко мне, Мули. Дай взглянуть на тебя напоследок.

-- Но ты же... Я могу...

Слабый, но решительный останавливающий жест. Вильгрин и Мули не произнесли больше ни слова вслух, однако Ромига был уверен, что наблюдает отчаянный спор, разве что искры с обоих не летят. Потом девушка, как подрубленная, пала на колени возле лежанки, спрятала лицо в шкурах. Умирающий, с трудом приподняв руку, стал гладить её по голове, перебирать пальцами густой мех. Прикрыл глаза, едва слышно заурчал детскую успокоительную песенку. Через некоторое время Мули перестала рыдать.

"Оставим их, пусть прощаются". Ромига не понял, кто из сестёр это сказал, тихо ответил вслух:

-- Вильяра велела мне приглядывать за вами за всеми. Значит, пока Вильгрин живёт, никто из нас не покинет этой комнаты. Это не помешает собрать совет. Кто в доме не владеет мысленной речью, тем пусть передадут другие... Или есть обстоятельства, которых я не знаю?

"Нет. Просто тяжело смотреть, как он пуще всех утешает поганку и ослушницу. Избаловал её, будто других детей нету!" Говорила, кажется, всё-таки Нгуна, Ромига переспросил: "А есть и другие?" "Двое двухлеток, трое сеголеток в детских покоях. Вильгрин даже видеть их не пожелал. Сказал, пусть помнят здорового отца. С обеими жёнами быстро попрощался и отослал прочь". "А у вас с сестрой есть мужья и дети?" "Наши прежние мужья не захотели переселяться на Нари Голкья, дети остались с ними. А новых мужей нам запретил заводить Великий Безымянный. Мы должны были служить ему, и только ему." "Вам нравилось?" "Женщин Наритья давно не спрашивают, нравится ли им. Тем более, мудрые. Мы благодарны брату, что он привёз нас сюда..." И завещал дом! Нава рыжие тоже могли бы кое за что поблагодарить, но до такого поворота беседа не дошла.

Вильгрин распрощался со всеми, с кем считал нужным, и теперь умирал. С лица окончательно сошли краски жизни, глаза закатились, дыхание стало прерывистым и хриплым. Последняя судорога, последний полу-вздох, полу-всхлип, несколько мгновений насторожённой тишины -- и Мули взвыла в голос, сёстры подхватили прощальную песнь. Ромига считал, что поганец отделался беззаконно легко, но склонил голову, признавая право родни на горе. Тем более, долгие оплакивания у охотников не в ходу, а до полуночи ещё полно времени.

Вильяра промчалась по знакомым коридорам под перепуганные вскрики шарахающихся к стенам охотников. Пусть новые обитатели дома у Синего фиорда не сомневаются в могуществе мудрой Вилья! У них ещё будет время узнать её глаза в глаза, а пока -- стылым ветром, струёю позёмки, не останавливаясь, к большим воротам! Створки перед ней распахнули два перепуганных стража, и хорошо: ворота открываются вовнутрь, жаль было бы их снести.