Практика по Магловедению (СИ)

— Ме-э-э-э, — сказал тот, лениво, но ловко отпрыгивая в сторону.

— Смелее, Конрад! Это материализованный патронус, его надо уничтожить! — выкрикнула Амбридж, поправляя объеденную юбку. — Он даже водку пьет!

— Ух ты, — восхитился аврор. — Петрификус Тоталус! — громко выкрикнул он, посылая в козла зеленый луч.

Но то ли козел был чересчур проворен, то ли аврор оказался неуклюж, но луч из аврорской палочки вонзился в пузатую колбу с каким-то зельем на столе профессора Снейпа. Раздался странный хлопок, и комнату заволокло едким белым дымом.

Все закашлялись.

— Откройте дверь, — прохрипел Скримджер, разгоняя руками пары.

Наконец, дым рассеялся. Вытирая слезы и кашляя, Долорес Амбридж осмотрелась в поисках коварного патронуса. Козла не было видно.

— Мерлин всемогущий, Хронотрон! — воскликнула Амбридж. На столе профессора Снейпа поблескивали осколки взорвавшейся колбы. Хронотрон исчез.

Профессор Снейп издал какой-то звук, похожий на сдавленное хрюканье. Амбридж метнула на него пронзительный осуждающий взгляд.

— Дым, — кашлянул в оправдание Снейп.

*****

Драко протер глаза, ослепленные вспышкой Хронотрона, и с удивлением огляделся. Он был дома. Ничего не изменилось. Пылал жарко растопленный камин, домовой эльф меланхолично полировал заклинанием обеденный стол, а в кресле у окна сидел отец с газетой в руке. Всё, как тогда, только…

— Отец!

Люциус Малфой не читал газету. Он держал ее в руке, невидяще глядя перед собой.

— Мы вернулись, — хмуро сказал он. — Слава Мерлину. Какая-то сволочь опять запустила Хронотрон, — он уставился в газету и отшвырнул ее в сторону: газета была двухнедельной давности.

— Где Гилли? — оглянулся по сторонам Драко.

— Обедать собираешься? — невыразительным голосом сказал Люциус.

Драко мотнул головой.

— Где Гилдерой? — с тревогой спросил он.

Люциус поднял на сына неулыбающийся взгляд.

— Там, где ему и положено быть.

— Где это ему положено быть? — с недоумением переспросил Драко, пытаясь разгадать странное выражение на лице отца.

— В Мунго.

— В Мун… Где? — задушенным голосом спросил Драко.

— А ты не знал? Да он там уже три года лежит, если не больше! — с неожиданной злостью сказал Люциус. — Забудь, кто он, что он, и как его зовут!

Драко посмотрел на отца широко раскрытыми глазами. Его лицо вдруг стало пепельно-серым, в остановившемся взгляде была пустота. Двигаясь как пьяный, он поплелся к двери, зацепил плечом дверной косяк, споткнулся и вышел из комнаты.

— Драко! — окликнул его отец.

Ответом было молчание. Затем Люциус услышал легкий хлопок аппарации, и вновь наступила тишина.

*****

Драко взлетел на пятый этаж и с колотящимся сердцем остановился у двери с надписью «Палата Януса Тики». Наконец, решившись, он толкнул дверь и вошел.

Он увидел его сразу. Этот Гилдерой Локхарт был не похож на того, которого он знал, — загорелого, веселого и жизнерадостного. На постели лежал бледный человек с ввалившимися потухшими глазами и бессмысленным выражением лица. Даже золотые кудрявые волосы казались тусклыми.

Драко бросился к нему и обнял, дрожа странной мелкой дрожью. У него тряслись руки, ноги, даже губы.

— Гилли… Гилли! — он окликнул его несколько раз, но все было бесполезно, — мужчина смотрел сквозь Драко, будто тот был прозрачным.

— Ты меня слышишь? Гилли, не смотри так, какого черта ты так смотришь, — Драко схватил его за руки и попытался встряхнуть. — Это я, Драко, пожалуйста… — он не знал, о чем просит, до боли сжимая его руки в своих.

Гилдерой Локхарт вдруг улыбнулся — далекой и отстраненной улыбкой.

— Меня зовут Гилдерой Локхарт, — тихо сообщил он.

— Гилли, я тебя отсюда заберу, — сказал Драко, стуча зубами. — Ты здесь лежать не будешь. Ты выздоровеешь и все вспомнишь. Скажи, что ты слышишь меня, Гилли!

Локхарт опять посмотрел сквозь него, будто видел что-то, чего не видел Драко.

— Звезды погасли, и месяца нет,

Плачет в ночи козодой.

Темной дорогой, бесшумной тропой

Тихо бреду я домой.

Где же мой дом, где мой сад под окном,

Где фонаря теплый свет?

Нет ничего, только лес лишь кругом

Хмуро встречает рассвет.

Может, тот дом мне приснился во сне,

Свет из окна и камин…

Может быть, всё только кажется мне,

Я в темноте. Я один.

Нет очага, и никто не придет

Греться со мной у огня.

Снятся глаза чьи-то серые мне,

Словно зовут и манят.

Нет, это всё только сказочный сон,

Снова мне скажете вы,

Нет, это только души моей стон,

Бредни больной головы.

Драко беззвучно плакал. Его плечи тряслись, он впился ногтями в руки поэта, которые все еще держал в своих, но Локхарт, казалось, не чувствовал ничего.

— По… посмотри на меня, — глотая слезы, попросил юноша. Драко попытался поймать его взгляд, но голубые глаза светились странной отрешенностью — Гилдерой его не видел. Драко повалился к поэту на грудь и уткнулся носом в пижаму, тоскливо пахнущую больницей.

— Я выхожу из пустоты

И пальцами ловлю туман,

Я знаю, где-то бродишь ты,

А может, это все обман.

Я возвращаюсь в пустоту

На ложе сонных облаков,

Ловить ушедшую мечту

В одном из сотен тысяч снов.

И вот уже почти поймал,

Скользит в руке наряда край,

Но вновь ее я не узнал,

И отпустил, сказав «Прощай».

Прощай, летящая мечта,

Мой эльф, явившийся во сне.

И снова с чистого листа

Все начинать придется мне.

И снова, снова пустота,

Пергамент пуст, пергамент лжив.

Наверно, просто умер я,

А может, никогда не жил.

Не я смотрел в твои глаза,

Не я твоих касался рук,

Не на моей щеке слеза,

Не моего был сердца стук.

Не я смеялся и шутил,

Тебя лаская и любя,

Не я страдал, не я любил, —

Не я, не я, не я. Не я!

Драко не выдержал. Он схватил поэта за воротник пижамы и начал трясти, словно пытаясь силой вытряхнуть из него блажь.

— Это был ты! Ты! Ты! Ты не можешь все забыть! Ты не имеешь права! Ты только что был нормальный! Ты подарил мне цветы на фестивале, и смеялся, и целовал перед всем залом! Скажи мне, что ты притворяешься! Скажи, что это неправда! Гилли! Я тебя убью, я тебя такого ненавижу, я…

— Что вы вытворяете, молодой человек! — чьи-то сильные руки попытались оторвать его от Локхарта, но Драко вдруг вцепился в него еще крепче.

— Нет! Не трогайте его! Он вспомнит! Он должен вспомнить! — дико выкрикнул он.

— Молодой человек, Мерлина ради, успокойтесь. Это ваш родственник? Не надо его трясти, это не поможет, — голос говорившего был спокойным и ласковым. Драко повернулся и сквозь пелену слез разглядел колдомедика в лимонном мунговском халате.

— Вы читали надпись на двери? «Непоправимые повреждения от проклятий», — мягко сказал колдомедик. — Он не слышит вас. Он живет в своем мире и видит то, что мы с вами не видим. Кроме того, две недели назад он сбежал… исчез. И только сегодня вернулся, причем в худшем состоянии, чем был до этого. Я вас очень прошу, оставьте его, ему нужен покой. Приходите через недельку.

— К нему вернется память? — севшим голосом спросил Драко.

Колдомедик посмотрел на него снисходительно.

— Возможно, когда-нибудь — частично. А возможно, что и нет. Вам понятно значение слова «непоправимые»?

— Нет! Не понятно! — рявкнул вдруг Драко так, что колдомедик отшатнулся. Драко повернулся к задумчиво улыбающемуся Локхарту, поцеловал его в губы и вышел.

*****

Глава 28. В гостях у Аберфорта. Женское счастье Долорес

В Хогсмиде моросил мелкий дождь. Он шел, видимо, всю ночь, — дороги размыло, сточные канавы, ямки и выбоины на дорогах были заполнены водой. Гарри медленно брел по улице, прикрытый заклинанием от дождя. Он не спешил. Время было раннее, и Гарри хотелось обдумать свой предстоящий разговор с Аберфортом Дамблдором. Улица, ведущая к трактиру «Кабанья голова», была безлюдна, но, обернувшись, Гарри заметил одинокого прохожего — тот шел быстрее, чем Гарри, опустив голову и глядя себе под ноги. Присмотревшись, Гарри с удивлением узнал в нем Драко. Поравнявшись с Гарри, тот остановился.