Гражданин Империи

– Ноль контактов? Это точно?

– Именно. Уж поверь мне – абсолютно точно.

– Ну и в чем тогда проблема? Нет закона – следовательно инкриминировать мне нечего. Пожурят, по допросам подергают, да и отпустят с миром. Я тебе больше скажу: их моя скромная персона интересует теперь мало. Сиртя с ее паранормальными способностями – это да. Наличие потенциальной угрозы со стороны таких как она адептов прослеживается вполне четко.

– Дело говоришь,– Фридрих усмехнулся в усы.– Я тоже заметил с какой скоростью Терещенко испарился. Наверх побежал докладывать, не иначе. Да и насчет угрозы ты прав. Только не потенциальная она, а самая, что ни на есть настоящая.

Тут уже Степан посмотрел на куратора с недоумением:

– Ты это сейчас о чем?

– О том же, о чем и ты. Если принять во внимание то, что твой доклад о паранормальных возможностях сиртей чистая правда, объяснимыми становятся множество несчастных случаев со смертельным исходом, как среди мирного населения, так и в военной среде.

– Несчастные случаи тут каким боком подмешаны? Мы о невидимости говорили.

– Да, конечно, невидимость. А ты уверен, что твоя знакомая сиртя только это и может?

– Да ну, бред какой-то! – Степан от возмущения даже со стула вскочил, едва не зацепив при этом рукой стоящий на краю стола пустой стакан. Уж в чем в чем, а в хладнокровных убийствах он подозревать Улушу ну никак не мог.– Не убивала она никого, точно тебе говорю!

– Думаешь? – подкурив наконец свою сигарету, Фридрих с наслаждением вдохнул чуть сладковатый дым.– А что ты скажешь насчет асфиксии с летальным исходом одновременно у семерых солдат, включая унтер-офицера вермахта? И это не единственный случай, поверь. Их сотни.

– Все равно должна быть тому какая-то иная причина,– Степан уперто стоял на своем, хотя червоточина сомненья уже крепко угнездилась в его душе. Асфиксия – вот ключевое слово. Удушье. Он прикрыл глаза рукой, словно защищаясь от нахлынувших воспоминаний. А ведь было дело. В тот день, когда появилась Улуша, он и сам тогда едва не задохнулся. Совпадение? Как знать. Если могла – то почему не убила? Что заставило ее передумать в последний момент?

– Ты в порядке? – в голосе Подольского слышались тревожные нотки.

– Да. Жара замучила. Никак не привыкну к особенностям местного климата.

– В госпиталь сходи. Там тебе пилюли какие-то дадут. Говорят – помогает.

– Нет уж, спасибо. Я лучше домой. Да и в финотдел зайти бы не помешало. К особисту, я так понимаю, сегодня уже заходить не стоит?

– Нет. Незачем туда заходить. В финотделе я тоже уже договорился: тебе всю сумму на счет перечислили.

– Вот спасибо! – Степан, обрадованный, пожал руку друга и поспешил удалиться.

Так, куда теперь? Он брел по центральной аллее лагеря почти не глядя по сторонам, полностью погруженный в свои мысли. К Юрию в госпиталь зайти надо? Надо. И Женю с Димой проведать бы. Привык он к ним, если честно. Слишком многое было пережито вместе. А дома Нюра ждет не дождется. Ее бы тоже и полученной премией обрадовать, и сводить куда-то. Совсем она без него дома засиделась. А еще Степан хотел посетить город. Не поселок городского типа, не деревеньку вроде Сусанинки, а именно город. Настоящий. С толпами на улицах, с рядами магазинов, полки которых уставлены всевозможными товарами. С той своеобразной атмосферой бурной деятельности, которая присуща лишь большим городам.

Чисто случайно на глаза ему попала вывеска от продуктовой лавки, и он, не долго думая, вскоре уже сворачивал в ее сторону.

– Бананов бы мне. С килограмм. И апельсины, если есть, тоже взвесьте.

Сухая как жердь девица в полинялом переднике, что стояла к нему спиной пересчитывая пол-литровые банки с маринованными огурцами, повернулась, являя Степану свое лицо, изуродованное длинным белесым шрамом. Левый глаз у нее отсутствовал напрочь, как, впрочем, и одна из рук, которую вполне успешно заменял хитроумный деревянный протез с суставчатыми пальцами.

– Молодой человек, бананов у нас нет, не сезон,– голос у продавщицы, вопреки ожиданиям, оказался очень приятным. Не портил его даже легкий немецкий акцент.– Возьмите кляйнберны, если хотите, они в этом году удивительно сочные.

– Кого взять? – Степан слегка опешил от неизвестного названия.

– Ну вот, сразу видно, что вы человек неместный,– девица отошла чуть поодаль и ловко подхватила из стоящего на полу подле прилавка большого картонного короба крупный плод с темно-синей кожурой.– Попробуйте, очень советую. Пусть эта дегустация станет вашим маленьким гастрономическим приключением,– тонкие бескровные губы ее изогнулись в улыбке.– Ну как, рискнете?

– Даже не знаю.

Плод был величиной с голову годовалого ребенка, слегка сплюснут по бокам и покрыт тончайшими розововатыми ворсинками. Мягкими, как шелк. Степан ощутил это, когда принял его из рук девушки. Зачем-то взвесил в руке, понюхал. Запах резкий, но неприятным не кажется. Правда и знакомым его тоже не назовешь. Нет в нем ничего знакомого, а, следовательно, и сравнивать не с чем.

– А давайте вместе попробуем? Я заплачу,– предложил он девушке, и та залилась таким заразительным смехом, что Степан вынужден был и сам улыбнуться.

– Надо же, а с виду такой бравый вояка! Ладно уж,– она в мгновение ока освободила плод от шкуры, нарезала ломтями, словно арбуз и расположила их на расписном деревянном подносе.– Пробуйте.

Степан еще раз с недоверием принюхался, в сердцах махнул рукой, мол, будь, что будет и, выбрав дольку потоньше, вгрызся в сочную нежно-розовую мякоть с тонкими белыми прожилками. А ведь вкусно, черт побери! Сладко и вместе с тем кислинка чувствуется. Нет, не описать ему этот вкус, ну никак! Девица тоже прикипела к подносу и очень скоро они полностью уничтожили все его содержимое.

– Дайте-ка мне штук пять этих ваших кляйнбернов,– невнятно пробормотал Степан, пережевывая последний кусок удивительного плода и протягивая руки к полотенцу, которое продавщица предусмотрительно выложила на прилавок.

– Ну вот видите! Я была уверена, что вам понравится. Апельсины давать?

– Да. Мне товарища в госпитале навестить надо. Может еще что присоветуете для поднятия его боевого духа?

– Сильно ранен? – в глазах его собеседницы светилось такое искреннее сочувствие, которое может испытывать лишь человек, сам выстрадавший немало.

– Ранение пустяковое. Осколок в ногу поймал, когда линию фронта переходили.

– Так значит вы уже успели повоевать?

Степан усмехнулся:

– Разок только. Вчера с задания вернулись.

– Ясно. Рейд по неподконтрольной Империи территории с целью обнаружения мирных поселений сиртей? – она подчеркнуто выделила слово «мирных».

– Для простого продавца продуктовыми товарами вы отлично информированы,– попробовал было отшутиться Степан и вдруг добавил совершенно неожиданно для самого себя: – И умны.

– Спасибо,– улыбалась девушка легко и непринужденно. Так, словно они сто лет были знакомы. Странное дело: не портили ее ни отсутствие глаза, ни руки, ни болезненная, едва ли не анарексическая худоба. Было в этой девушке то, что люди, так и не найдя для неуловимой, осязаемой лишь духом черты более подходящего определения, привыкли называть харизмой.– Берите ваши апельсины с кляйнбернами и смело можете идти в госпиталь. Больше вашему другу врядли что-либо потребуется – кормят там просто отлично.

– Еще раз спасибо вам большое за все,– Степан протянул девушке аусвайс для оплаты и задумчиво прикусил губу.– Не могли бы вы глянуть, сколько у меня на балансе? А то только что премиальные свои первые получил и теперь вот сгораю от нетерпения: сколько?

– Не проблема,– терминал на прилавке проглотил «таблетку» аусвайса практически бесшумно и тотчас же выплюнул, словно ему не понравилось угощение.– У вас на счету в настоящий момент одна тысяча шестьсот восемьдесят два имперских рубля и сорок четыре копейки.

– Это много?

– Очень много. Можете кутить смело.

– Нет, не могу,– Степан с серьезным видом принял из рук девушки аусвайс и пару бумажных пакетов с фруктами.– Я женат.