Пронзая ветер (СИ)

— Как нога? — негромко спросила Шута девушка.

Тот притопнул и заговорщицки подмигнул. Синяк на его лице тоже прошел. Шут лучился здоровьем и жизнерадостностью.

Растолкав народ, вперед вышел огромный, еще не старый рыжебородый мужчина в рогатом шлеме. Ланетта узнала его. Это был Бул — валгавец, что приходил в королевский дворец за своим братом. Только теперь у него под глазом красовался здоровенный фингал.

— Кто такие? Зачем пожаловали? — строго вопросил он и заинтересованно уставился на Ртуть.

Та приосанилась.

— Бродячие артисты, циркачи, — ответил Линнок, выступая навстречу.

— Циркачей у нас еще не было, — покачал головой рыжебородый, — а вот лицо твое почему-то знакомо… Ты с обозом каким тут раньше не проезжал?

— Проезжал — не проезжал, — хмыкнул Шут. — Какая разница! Мы у вас, мил-человек, пожить хотим, воздухом горным подышать. А за это обещаем по огородам не лазить, кур-гусей не таскать, с местными не задираться, а по вечерам праздники вам устраивать. Да такие, что потом еще долго помнить будете! И если захотите вознаградить за труд бедных артистов — ломаться не будем: мясо, яйца, хлеб — все возьмем, что добрым людям не жалко!

— Ничего себе, — расхохотался щуплый мужичонка с всклокоченной бородой. — Мы их привечай, да еще и корми задарма! Глянь, народ, ну и нахалы!

Толпа заволновалась:

— Не по правилам это!

— Пусть убираются!

— Они нашего Одина в темнице держат — на кол их!

— Лучше орбам на овец выменяем.

Селяне шумели и страсти накалялись. Шут придвинулся ближе к Ланетте, а Коросс крепче сжал ее ладонь.

— Лани, — шепнул он чуть слышно, — когда я скажу, снимешь кольцо.

Девушка кивнула, напряженно взирая на десятки искаженных гневом лиц. То немногое, что она узнала об этом мире, заставляло признать: селяне имели все основания для подобных чувств. Лишь рыжебородый вождь медлил, не спешил идти на поводу у все более свирепеющих односельчан. Словно ожидал чего-то.

И вот толпа дрогнула и разверзлась, выпуская белую, как лунь, женщину. Ее спина была согнуты колесом, а тело сотрясала старческая дрожь. Она тяжело опиралась на деревянный посох, с трудом переставляя ноги.

— Провидица, Провидица, — зашептались вокруг и замерли, как только женщина подняла трясущуюся руку.

— Юная дева, тебе надлежит спешиться, — строго заметил Бул циркачке. — Негоже молодым сверху вниз взирать на седую мудрость.

Та поморщилась, но исполнила просьбу. К циркачке Провидица первой и приблизилась. Некоторое время старуха разглядывала девушку, выискивая что-то, ведомое лишь ей. Потом перешла к Ужику, затем к Папаше Моту. Чуть подольше задержалась на Шуте и Короссе. И наконец, очередь дошла до Ланетты. Полинялые, слезящиеся глаза впились в нее клещами. Девушка поежилась. Ощущения были не столько неприятными, сколько необычными: будто крылья совы коснулись заплутавшего в ночи путника. Отведя взор, Провидица прошепелявила беззубым ртом:

— Они чисты перед Богами, вождь. Могут остаться.

И тогда Бул обвел свой народ орлиным взором и внушительно произнес:

— Значит, так тому и быть. А после заката придем смотреть на их кривляния. Я ныне в Митриле ихнем видел — шибко весело. Не будут халтурить — накормим и напоим. А если не по-нашему случится что, ответят. По всей строгости ответят.

Народ одобрительно зашумел и начал расходиться каждый по своим делам. Интерес к чужакам враз был утрачен. Лишь Бул отправился с циркачами показывать место, отведенное под стоянку.

Они шли по пыльным улицам в сопровождении любопытной босоногой ребятни и ободранных собак в репейниках, мимо деревянных домов с резными наличниками, мимо заборов, украшенных вьюнком и чертополохом. По обочинам паслись козы и рылись в земле курицы. Ланетта вертела головой в разные стороны. Чувство, что она здесь была, с каждым шагом усиливалось.

«Сейчас будет дом на отшибе. Высокий и мрачный».

И дом показался. Это было удивительно: увидеть то, что только что выдумала. Словно она вновь оказалась в Мире Живых Туманов, где оживал любой образ, случайно забредший ей в голову. Может и сейчас она спит и видит сон? Девушка сжала руку Коросса, и тот ответил ей испытующим взглядом.

— А что, здесь никто не живет? — спросил Шут, останавливаясь.

Бревна потемнели от времени, став почти черными, ставни были заколочены, а вокруг все заросло лопухами да крапивой. Но крыша выглядела крепко, ничего не покосилось: дом смотрелся крепостью.

— И вы жить здесь не будете, — отозвался Бул. — Ваше место за околицей. Там все пришлые живут, кто нам глянется. Там и свое представление давать будете. А это проклятый дом. Сжечь бы его, да боимся, что на другие дома огонь перекинется.

— А что с ним не так? — поинтересовалась Ртуть.

Вождь снова задержал на ней взгляд.

— Да, все не так. Сначала в нем семья жила, да мужик свихнулся, всех своих домочадцев порезал. Потом чужачка к нам с севера заявилась. Провидица наша тогда сразу сказала — не видать добра от северянки. Демоны на ней метку свою оставили. Да не послушались мы, пожалели. Тощая она вся да ободранная была, как зверек лесной дичливая, а откормилась, так и поменялась… Ух, ведьма синеглазая! На тебя, девка, похожая шибко, — зыркнул он на Ланетту. — Только мрачная всегда ходила. Независимая. Как птица вольная — куда вздумается, туда полетит. Охотница — знатная была, удачливая. Хотя люди поговаривали — не без помощи нечисти. В бабское тряпье никогда не рядилась. Вечно штаны, да куртка, да можжевеловый лук за спиной со стрелами. Сначала мы думали — пусть пошастает по горам. Повзрослеет, женское в ней проклюнется, и будет как все — нормальной бабой… Не стала… Э-эх, знать бы мне, что так все приключиться, убил бы ту чужачку сразу, как через ворота наши переступила. Но, что было, то было. Прошлого не вернешь.

Ланетта поежилась. Странное чувство, что это про нее говорят, пришло из ниоткуда.

— А что было-то? — полюбопытствовала Ртуть.

— Других чужаков девка привела да на север за собой потащила. И сами сгинули, и гнездо нечистое разворошили. Полезли к нам всякие упыри да вурдалаки. Всем селом оборонялись, еле отбились. Много крови пролилось тогда. Я еще парнем был молодым да глупым. Сох все по ведьме той, да подойти не решался. Уж больно неприступная была, гордая. Друга моего ведьмина подружка тогда в Ночь Пробуждения Земли соблазнила да в лес затащила. С него первого кровь валгавская полилась…

— А как сейчас с нечистью? Спокойно? — сменил тему Коросс.

— Да, как сказать… В долине вроде тихо, а в горах какой покой? Уши всегда должны быть на макушке, ноги выносливы, а оружие исправно. Недавно вот стал лесной пузырник баловать. Да медведей нынче развелось — просто жуть. Вот помниться, случай с моим братом Отоном произошел… Эх, — пригорюнился Бул, прервав сам себя. — Жалко-то как братишку. Его Провидица привечала, смену себе готовила. Правильно ведьма митрильская говорила: Боги должны ходить своими дорогами. Простым смертным лучше их не пересекать. Да вот только род у нас буловский таков — на Зов Богов чуткий. Не можем по-другому. С древних времен наших сыновей и дочерей Очами Богов кликали. Вот и Отона позвали. И пошел он себе на погибель.

Кроссец насторожился.

— Говорил твой брат, где Бог тот появиться должен был?

— Да где и всегда. У стен города белого — Миотополем зовется, в лесу, что Стражем всегда охранялся. За последнее время Бог к нам зачастил. Отона уже два раза к себе призывал. А вот третий раз, похоже, последним оказался…

Вождь проводил их до околицы. Там остановился и показал на три величественных дуба в километре от селения. Через льняное поле туда вела проторенная дорога. А за ними почти сразу начинались лесистые холмы, поднимающиеся к скалистым отрогам.

— Вы уж, извиняйте, — заявил Бул, забираясь пятерней под шлем и почесывая голову. — Но не в обычае у нас чужаков в селении оставлять. У дубов вам хорошо будет. Недавно наши парни на поляне очаг выложили. Вода проточная там тоже имеется. Живи — не хочу. А дождь пойдет — так у вас крыша над головой есть. Если же что обменять захотите на еду или чего другое, зови. Сторгуемся.