Служба королю (СИ)

То, что произошло потом и напугало досмерти и вызвало такой дикий восторг, что девушка запела. Парень приобнял её, обвил своим большим плащом и вдруг они полетели вдвоём в жуткую беспросветную темноту, и как не врезались и не упали, непонятно, но песня о птице скрасила путь, хотя, если честно, то летела бы она так всю жизнь!

Да только женат был парень, это она опытным взглядом успела разглядеть, когда приоткрылся костюм с нашивками. Только звание не поняла, таких нашивок за всю свою жизнь не видела. А как закончилась песня, начал он её в полёте спрашивать о жизни.

— Чего сбежала? Кормили плохо?

— Ну-у! Я не аралтак, че, чтоб за еду служить рабыней!

— Не боишься?

— Ну-у! Страшно, конечно, но хорошо-т как! Жалко, не видно ничё.

— Почему ничего? Вон, лагерь видно. Красиво? Огней сколько!

— Сам ешь, таку красоту. Тебя бы туда!

— Нет уж, лучше в другую сторону. Тогда смотри вперёд. Видишь, светит?

— А чё там?

— Ничего, факел стоит. Без огня, правда, но светит немножко.

— Ну-у! И мы к нему летим?

— Ну, да, к нему. Надо погасить.

— Зачем? Он как живой.

— Надо. Чтобы эти не увидели.

— А как же мы?

— Очень просто, во-он там, дальше, ещё один стоит. Так и полетим. Тебя зовут-то как?

— Зовут-та? Я уж и забыла. "Фирка", вонючка, значит, уже года четыре Фирка.

— А дома?

А дома звали Ланат-Та, значит теперь я Ланат-Са.

— У тебя разве муж умер?

— Ну-у! Нет, только после плена замуж не выходят. Я теперя хуже вдовы!

— Ну, это мы ещё посмотрим. Давай, Ланат-Та, ты свои клички забудь скорее, а жених и у нас найдётся.

— У кого это, "у нас"?

— У нас в клане. Э, э! Ты не дёргайся, оба разобьёмся как глиняный горшок. Ты хочешь моей смерти?

— А зачем ты издевашься? Ни в каком клане мне теперь места не будет!

— Ну, вот, рёва, здорово! Это у них не будет, а у нас будет. Только с условием.

— С каким ещё условием-та?

— Думаю, ты согласишься… Надо ненавидеть хассанов. Но не тех, которые детей растят и зерно сажают, а тех, которые девочек воруют и селения сжигают. И не только ненавидеть, а драться с ними. Крепко драться, жизни своей не жалеть!

— Как ты?

— Что, я?

— Ну-у! Как ты, один, в лагерь ночью!

— Так не днём же, днём всё видно! Эх ты, смешная!

— Я ненавижу хассанов. Всех! Ты не знаешь. Их дети мучат рабов не меньше, чем взрослые. Дерьмо в еду бросают, швыряются, чем попало, ночью поджечь могут, они же любопытные, дети-та, а родители им всё разрешают.

— И ты готова убить ребёнка?

— Убииить?!.. Не-еэ, убить я никого не готова…. Ой, прилетели! Можно я потрогаю?.. Он тёплый и светит. Красиво… Это волшебство, что ль?

— Не совсем. У нас этому учатся.

— Ну-у! Значит, вы — клан волшебников, что ль?

— Нет. Наверно можно сказать, что мы клан молодых воинов.

— Ну-у! Как же вы возьмёте себе девушку? Тем более, такую как я? Порченую.

— У нас много девушек. И некоторые из них — воины. Но не все, быть воином — не главное.

— А что главное?

— Главное — верить в победу, уметь драться за неё, любить товарищей, не жалеть себя.

— Ну-у! Мне подходит только последне, жалеть уже неча! А вот драться я не умею.

— Ты просто не поняла. Это не значит, махать кулаками. Ты нам можешь очень помочь, если захочешь. Ты была в стране наших врагов, знаешь их язык, обычаи, можешь обучать ребят всему этому. Но учти, на этой войне может быть очень трудно, и смертельно опасно.

— Ну-у! Напугал! А откудова ты меня вытащил, там не опасно?

— Ладно! Думай, короче. Готова? Полетели дальше.

— Жалко, темно стало. Сейчас архаику надо принести посудину, подсунуть под его задницу и ждать, пока он облегчится… И зад ему подмыть! И быть ласковой!… Сволочь!

— Поэтому ты — Фирка?

— Не только поэтому. Хассаны все клички дают так, чтоб каждый день тебя оскорблять. Ой, вижу! Новый факел! А как тебя зовут?

— Мроган.

— А жену твою?

— Канчен-Та. Ой, Канчен-Ка! Забыл!

— Ты смешной такой! И простой. Только я звание не разглядела…

— Только не смейся… Кларон.

— Че-го?!!! Ты — вельможа? Кларон! Ничё себе! Никогда не мечтала летать с клароном! Так, значит, это твой клан? То есть, Ваш?

— Наш, наш! Я же тебе и говорю. Это наш клан! Только обращаться надо просто, не вздумай передо мной на колени бухаться, и на "Вы" выражаться!

— А как же мне обращаться?

— Очень просто: "Мроган, брат мой".

— Ну-у! Как у монахов?

— Значит, так.

— И чё надо сделать, чтоб меня взяли?

— Восьмушку поживёшь в карантине. Не бойся, там никакой заразы нет, мы просто так называем жильё для новичков. Посмотришь на нас, а мы на тебя. А потом дашь клятву. И всё! Живи! Захочешь — учись быть воином. Нет — учись лечить, шить, готовить, стирать, работы полно всякой, только шевелись!

— Ну-у! А домой можно будет сходить?

— А где твой дом?

— Ну-у! В Иллирии, около Бари-Кона.

— Далеко тебя занесло. Я в тех краях пока не был, только в Та-Бен ходил по делам.

— Ну-у! Так это же рядом совсем!

— Я знаю. Короче, ты свободна. Делай, что хочешь. Только проводить тебя мы пока не сможем, сама пойдёшь. А ярлык дадим.

— Будет бой?

— Ты слышала? Всё поняла? Да, к сожалению будет.

— А я смогу помочь? Ну хоть чем-нибудь?

— Я же сказал, очень даже можешь!

— Тогда домой надо весной идти, правда?

— Вот и молодец.

Плотину строили вместе с селянами. Они шли и шли. По одному, парочками, со своим барахлом, зная, что ночевать придётся в горах. Девушки-посыльные оббегали все окрестные и дальние селения и уговаривать иритов, привычных к труду, долго не пришлось. Зима, всё равно руки простаивают, а дома — тоска! Тем, кто постарше, платили, многие отказывались от денег, а жмотов, начинавших торговаться, не брали совсем.

Каждого приходящего Мишка опрашивал лично, не доверяя никому, ничьим рекомендациям, слишком многое ставилось на карту. Один болтливый язык мог разрушить всю подготовку. Он же лично выписывал ярлык и ставил знак, по которому любая проверка могла вычислить чужака.

Тёщино Гнездо с лёгкой руки Канчен-Ки было признано всеми командирами лучшим местом для засады. После ночного разговора с Харрез-Пашем стало совсем ясно, что всё здесь сходится, и желания хассанов и надежды мстителей. Но войско двигалось медленно, управляемое ленивым архаиком, что было Ящерицам только на руку.

Весь Мишкин штаб несколько раз прошелся по ущелью. Внешне оно напоминало простой глубокий овраг с традиционным ручьём на дне, только камни, торчавшие из-под кустов, напоминали, что это часть горного рельефа. Тёщино Гнездо было похоже на макет настоящей горы, сделанный для детишек великана.

Почти в самом конце подъёма была достаточно широкая поляна, напоминавшая горный цирк. Заливаемая ручьём, она была приболочена, густая трава росла на кочках и сильно затрудняла возможность перемещения. От поляны вверх уходили склоны, оказавшиеся достаточно крутыми. На одном из них в зарослях кустарника нашлась пещера, точнее, трещина, в которой вполне можно было прятаться от тех, кто снизу. Пещера выходила на склон небольшой площадкой, это место Мишка выбрал в качестве наблюдательного пункта.

Хорошее место. Оставалось только заманить сюда хассанов.

Все отряды к общей радости были сняты с дозоров, вряд ли налётчики сунутся грабить поселения в места, уже получившие недобрую славу, на виду войска, да ещё в ожидании войны. Только летучие дозоры бегом процеживали склоны хребта в поисках следов, боялись переодетых разведчиков и следили за перемещениями войска падишаха.

Подземное жильё наполнилось шумом, вонью множества тел, теснотой, отдыхом и учёбой. Мальчики в карантине спешили пробиться в полноценных воинов, их по одному таскали в дозоры и те, кто справился и выдержал первые испытания, оставались. Отряд Огней, пришедший после резни, был принят сразу по Мишкиной рекомендации.