Марш Обреченных. Эстафета

А вдруг это сподвижники князя Лестора? Наемники колдуна Грэтема?

Воевода Хесам аккуратно и осторожно потянулся к поясу. Пустые ножны! Ятаганов нет! Он был без оружия!..

Военачальник гарнизона сдавлено сглотнул, как отбиваться от врага?

Мысли хаотично искали любую попытку к спасению, но…

Рука зацепила мелкую каменную крошку и неожиданно задела эфес клинка. Ятаган лежал возле его бедра, словно враг и не опасался нападения со стороны пленника?

Шорох не ускользнул от слуха спасителя и тот медленно, но достаточно уверено обернулся к лежащему Хесаму. Тень от костра скрыла его лицо.

— Вы очнулись, воевода? Я уже боялся, что вы не придете в себя! Пролежали без памяти почти сутки…

— Войчек?! — Удивлению было выше сил.

— А кто же еще? Или вы думали, что на небесах? В обители Аллона?

Воевода убрал руку от рукояти ятагана.

— Я проспал сутки, о Аллон? Что же творится в храме?

Сковывающая душу пауза.

— Ничего хорошего, воевода. Храм пал. Я не решился вмешиваться в сражения. Старейшины не устояли перед тварями. Колдун Грэтем со своими адептами оккупировали нашу резиденцию. Я не знаю, остался ли кто в живых?

Весть парализовала Хесама. В душе он надеялся на чудо. Но, увы, чудеса бывают только в сказках!

— Аллон всевышний! Есть ли справедливость на Зоргане? Наш храм существовал еще при зарождении династии Альвинских! И был уничтожен всего за одну ночь! Как же не справедлива судьба! Что нам делать, Войчек?

Мастер клинка и ножа не уверено подтянулся к воеводе, присел возле раненого, глаза упрямо не хотели встречаться с Хесамом. Что делать? Такой вопрос должен он задавать воеводе, а не тот ему. Отголоски боя накрыли его как раз в пещере, и только здравый рассудок и воля, заставили повременить с жаждой мести и безрассудством. Ведь бросаться в бой на превосходящего по силам противника, опасное и последнее дело! Ответный удар должен быть предварительно рассчитан и продуман до мелочей. Тогда мастер Войчек и решил — выждать удобный момент для контратаки.

Вопрос воеводы привел его в замешательство.

Что же делать, когда храм Хизельмаш повержен, а тела его бойцов гниют и дожирают стервятники? Варханы!

— Ничего не делать, воевода Хесам!

Ветер порывисто заиграл под сводами пещеры. Завыл протяжно и натянуто.

Воевода и мастер молчали.

Они возможно последние воины известного, а теперь разбитого в щеп храма!

— Я не уверен, что все погибли, может такое случиться, что кто-то избежал смерти? Может ведь такое быть, Войчек?

Войчек, наконец, скосил беглым взглядом на воеводу. В темноте, при свете костра, они рассмотрели свои неясные очертания.

— Мы должны провести разведку. Но сначала придется подождать, вам еще необходимо окрепнуть, прийти в себя, вы получили слишком серьезные раны.

— Нет времени ждать! Иди без меня. Возьмешь мое оружие. Я пока очень слаб, чтобы махать ятаганами. Ты справишься. Ведь ты уже готов к бою, Войчек?

— Готов, воевода.

— Сохрани малейшую надежду на возрождение Хизельмаша! Поклянись, что сделаешь все возможное, чтобы вернуть былое величие храма! Дай слово, перед Аллоном, отобрать у князя Лестора наши священные артефакты! Святое храма Хизельмаш и ритуальный меч! Наш фамильный меч!!! Тайну Войчек!.. — Кашель давит Хесама, сдавливая легкие когтистой рукой. В темноте не видно, как по подбородку и щетине стекают красные полосы крови. Жизнь покидала Хесама.

Войчек тянется к военачальнику, прислушивается к предсмертному шепоту.

— Войчек… Вой… — Снова захлебывающийся кашель.

Мастер подавлено находит холодную руку воеводы.

— Фами…льный ме…ч и та…ну эмбра-агоо…

— Я понял воевода, — Войчек тяжело думал и решился: — даю слово — приложу все силы для того, чтобы возродить храм Хизельмаш! Князь Лестор и Грэтем ответят за жизни храмовников! Святыни Хизельмаша не достанутся в руки северян!

Рука Хесама сжала ладонь Войчека, он ощутил блаженный трепет.

— Память храма на твоих плечах, — голос воеводы звучал более ровно, но едва слышно, — Оракул определил нашу судьбу, но судьба Хизельмаша в твоих руках. Найди достойных основателей, продолжателей нашего дела…

Войчек совладав с внутренним страхом, промолвил:

— Я нашел уже достойных избранников…

Лицо Хесама скрутила маска удивления.

— Как?..

— Рихтор! — Возглас прозвучал странно и необычно даже для Войчека, позвавшего сильфида.

Едва слышный шелест крыльев, словно летучая мышь отважилась напасть на человека. Перепончатые крылья вряд ли так звучали, когда рассекали воздух. Хесам раскрыл глаза, удивляясь представившемуся чуду: короткое тело, копия человеческого, даже намного меньше гномьего, в темном, маскирующем кафтане, с кожаными латами на руках и груди, на голове остроконечная шапочка-шлем, на поясе — миниатюрный для человека кинжал, за плечами — колчан со стрелами и лук. Сильфид парил в воздухе, пристально изучая раненого Хесама, во взгляде проскальзывали участливые нотки сочувствия. Крылья жестко били воздух, разгоняя сквозняк, и обдувая храмовников холодом.

Воевода залился опять нервным кашлем.

Рихтор приземлился на отколовшийся несколько столетий назад кусок скалы.

Войчек накрыв Хесама плащом, вернулся к костру, достал с углей котелок, подарок сильфида, заварил в кипятке травы и, поддержав в укропе целебных листьев и корней, принес в чашке отвар. Помог воеводе приподнять голову и под стоны и оханье, заставил выпить пару глотков.

Кашель слегка ослаб, но надеяться на полное выздоровление было преждевременно.

Рихтор хранил непредвзятую тишину, только суженые зрачки, равномерно блуждали от Войчека к раненому и обратно.

— Давненько я не видел сильфид…

— Лет тридцать назад, не так уж и много, — слова Рихтора звучали и приглушено и в то же время звонко, эхом разносясь по всей пещере. — Раньше вы частенько спускались к Оракулу, а потом, что произошло потом? Судьба храма перестала больше вас беспокоить? И только острая нужда заставила вспомнить о существовании цветка?

— Цветка? Еще не усох? Как он растет среди камней?

— Загадка. Мы не знаем. Королева пыталась раскрыть жизненную тайну Оракула, но он на долгое время закрывался от общения. Все наши попытки достучаться до его разума заканчивались поражением, цветок игнорировал всех.

— Тогда почему он ответил мне? — Войчек не остался безучастным в истории Рихтора.

— Такая же тайна, как и его молчаливость, Оракул издавна поражал своими повадками, мы терпеливо ждали его пробуждения и стойко переносили периоды отшельничества.

— То есть, Рихтор, он заговорил со мной, а до этого молчал?

— Да, мастер Войчек. Молчал двадцать лет. Двадцать долгих человеческих лет.

Поражено мастер клинка и ножа отвел взгляд от лица Рихтора. Догадка обрушилась на голову Войчека камнепадом. А сколько же лет тогда Рихтору? Королеве? Всему племени сильфид? Сколько живут сильфиды? Наверное, не уступают в долгожительстве эльфам?

Вопрос вертелся на языке, но Войчек так и не решился его задать. Правда, зачем задавать, если ответ и так очевиден.

— Тогда старейшины не отважились предложить королеве союз и разрешить воинам народа сильфид обучаться в храме Хизельмаш. Имран Брамт и Герман Зольт посчитали договор абсолютным кощунством и аморальным в отношении философии воинских приоритетов и догм. Хизельмаш отказал королеве в паритете двух школ. Союз так и не состоялся, вряд ли сильфиды могут теперь переживать, поэтому поводу, — прерывистый кашель оборвал речь Хесама.

Войчек жадно впитывал все подробности вековечных хроник. Хроник за выживание боевых наук Хизельмаша и крылатого народа.

Время нельзя было повернуть вспять. Правда, можно изменить настоящее и скорректировать будущее, Войчек решился следовать зову сердца.

— Тогда что же мешает нам объединиться сейчас?

Рихтор перестал мигать, во все глаза, вперившись в мастера, а воевода прекратил кашлять.

— Князь Лестор!

Даже Войчек вздрогнул. Воевода Хесам вымолвил фразу как ругательство. Открыто и грязно, словно этим все сказано.