Школяр

Достав раковину, она отвернулась. Она стояла так довольно долго, прежде чем опустить её перед собой на песок. Филя защекотали иголочки близкорасположенных Врат, а потом они сами развернулись перед ним невидимым на солнце занавесом, за которым виднелось поле созревшей пшеницы.

Вспомнив о валяющейся в сундуке раковине, Филь взмолился:

— Эша, я не понимаю, как вы это проделываете с Лентолой! Научи!

Она покачала головой.

— Это не для тебя… не надо. Оставайся таким, какой ты есть. Если когда-нибудь ты научишься, я буду знать, что в твоей жизни произошло что-то очень страшное. Только это сможет изменить тебя, именно тебя, настолько, чтобы раковина открыла Врата. Но это будешь уже не ты.

Филь в очередной раз испугался зловещих предсказаний, связанных с раковиной, и опять решил забыть про неё. Не успела Эша шагнуть за прозрачную занавесь, он крикнул:

— Постой! — У него задрожали губы, и он потерянно шмыгнул носом. — Эша, возвращайся когда-нибудь!

— Я вернусь, — улыбнулась она, — даже не сомневайся. А знаешь, ты отлично смотришься на фоне этого замка!

Филь провел остаток лета в остервенелом труде, не имея ничего другого, чем еще заняться. Но ему не было скучно от однообразной работы. То немногое, что успела сказать Эша за свой визит, принесло ему больше пищи для размышлений, чем всё общение с девицами Алексы.

Он переваривал услышанное вплоть до конца августа, когда, за неделю до отъезда в Алексу, в Хальмстем прибыла коляска, присланная за ним из Меноны. А накануне, тотчас после заката, Мастер вызвал Филя к себе. На столе перед ним россыпью лежали оторванные углы чертежей с подписью Хальмстемского архитектора, короткая записка Эши и осколки раковины.

— 16 —

Главный имперский архивариус Кардо Хозек, пятидесяти лет, юрист средней руки и большой крючкотвор, был человеком, которого ненавидела вся округа. По этой причине его обширное поместье, за исключением сданных в аренду полей, окружала стена двухметровых зарослей колючей чилики, а дом представлял собой крепость. Он возвышался посреди старой дубравы, массивный, трехэтажный, многоугольной формы, с узкими бойницеобразными окнами на первом этаже, шире — на втором и большими на третьем.

Над домом торчали четыре печные трубы. Стены из чилики сходились к въездным воротам, сваренным из заостренных кованых прутьев, за которыми, брызжа слюной, метались в ярости два пса. Кучер остановил коляску у ворот и окликнул Филя, направившегося исследовать цепь, связывавшую их створки:

— Даже не думай! Сейчас выйдет хозяин, он откроет. Этих тварей слышно на другом конце поместья.

— А он что, самолично запускает сюда? — поразился Филь. Его голос потонул в хриплом лае.

— Бывает, что разрешает своим детям, но только когда в отъезде. Там внутри есть всё, что душе угодно, даже лес и река, им никто не нужен. А тех слуг, которые рвутся наружу, господин Хозек сразу увольняет. Я сижу тут уже второй год, постоянно вожу его в Кейплиг, но чувствую, что скоро тоже захочу уйти. Эх, если б он платил чуть меньше!

Филь покрутил головой, разглядывая уменьшенную версию Алексы. Он начал понимать, почему близнецы сделались его друзьями с первого дня их знакомства: в сравнении с ними он свободен, как птица.

— Я не верю, что тут только одни ворота, — сказал он больше самому себе. — Что они, как дураки, сами себя заперли… Неудобно же!

— С другой стороны есть не загороженный вход через лабиринт из колючек, — заметил кучер. — Но его еще никто не прошел, кроме господских детей.

С недельной щетиной на остроносом лице и седым венчиком волос вокруг обширной лысины, к воротам подскочил невысокий человек в зеленом кафтане с заряженным арбалетом в руке.

— Кто такие? — рыкнул он грозно сквозь кованые прутья и, обернувшись, отогнал собак:

— Кокос, Персик, на место!

Филь гыкнул на клички, подходившие характерам псов, как корове седло. Господин в кафтане наставил на него арбалет.

— Чего гыкаешь? Ты кто такой, еще раз спрашиваю? Кто он такой? — напустился он на кучера. — Где ты его взял?

— Дык ведь, — растерялся кучер, — вы же сами велели. Это же пацаненок из Хальмстема!

Господин в кафтане метнул в Филя недобрый взгляд.

— Откуда знаешь, что именно он? Тебе его представили или он сам подошел к тебе в Хальмстеме и сел в коляску? И ты, олух, приволок тайного вражину к нам в дом!

— Его не представляли, — спал с лица кучер, и господин в кафтане злобно прошипел:

— Ага, так вот как!

Из-за колючей стены послышался стук копыт, и к воротам на холеных конях подлетели Ян с Метой, словно принц с принцессой, оба в белых батистовых рубашках и черных бриджах.

— Папа, пусти его, это же он! — встревоженно воскликнула Мета.

Ян приветливо помахал Филю рукой. Стоя под прицелом, тот не рискнул сделать то же. Не спуская с него глаз и не опуская арбалета, г-н Хозек спросил:

— Какой еще «он»?

— Филь Фе, мы для него просили у тебя коляску!

— Отец, я подтверждаю, что это сам Филь Фе, — подмигнув Филю, сказал Ян. — Пропусти его, пожалуйста!

— Тебе, исчадие, я верю, — проворчал г-н Хозек и, ловко повесив арбалет на руку, достал из кармана кафтана огромный ключ.

Так Филь познакомился с отцом своих друзей. Пока Ян с Метой отводили лошадей на конюшню, г-н Хозек проехался с Филем по усыпанной песком дорожке к дому и подчеркнуто галантно распахнул перед ним крепкую дверь.

— Что ж, добрый человек, — сказал он с заметным ехидством, — заходи, коли приехал. Чувствуй себя, как дома, но не забывай, что ты в гостях!

Это было двусмысленное приглашение. Филь стал опасаться, что его четырехдневное пребывание здесь может выйти совсем не таким веселым, как представлялось. Он поклялся себе держать нос по ветру и перешагнул порог.

И тут он увидел внутренности дома. Посреди огороженного стенами пространства размером в две-три комнаты Руфины торчал ствол дуба. Голый, без коры, шагов шесть в поперечнике, с огромным дуплом, он рос из досок пола и исчезал в потолке. Сквозь дупло было видно, что ствол внутри полый. В его толще были вырезаны ступени, уходящие спиралью наверх.

В дальнем конце гостиной на полу лежал дорогущий ковер, на котором в беспорядке валялись расшитые подушки. Направо от него вокруг низкого столика стояли полукругом четыре кресла.

Пол от двери слева покрывала отполированная до блеска железная пластина. Она упиралась в каменную печь с двумя отделениями для выпечки и жерлом очага внизу. У печи, сложив ноги в сапогах на кромку очага, сидела Анна, тоже одетая в рубашку и бриджи и, покачиваясь на ножках стула, грызла яблоко, держа на коленях открытую книгу.

— О, привет, странничек, — рассеянно улыбнулась она и помахала Филю надкусанным яблоком. — Заходи, располагайся!

Получив пинка от собственного сундука, который кучер с кряхтеньем поставил на крыльцо, Филь влетел в дом и затормозил у ствола дерева. Анна хмыкнула и вернулась к чтению. Филь с кучером понесли сундук внутрь.

— Шагайте сразу в желтую комнату на второй этаж, — распорядился г-н Хозек.

Филь тащил сундук, стараясь не звездануться на голову помогавшего ему кучера или на г-на Хозека, наблюдавшего за их подъемом. В дупле было светло как днем, и, задрав голову, Филь увидел, что ствол дерева заканчивается круглым застекленным окном.

— Я слышал, ты сын рыночного торговца, — послышался снизу голос г-на Хозека. — У тебя врожденный талант к перетаскиванию багажа!