Школяр

По некоторому размышлению он решил, что лучше не дразнить Мастера своим присутствием в замке ночью. Леса он боялся и поэтому задумал прогуляться к Бассану, в сторону, противоположную тому, где начиналась Кейплигская дорога. Деревья там отступали от берега дальше и полоса песка превращалась в дюны. Торопясь разыскать для себя местечко получше, Филь сразу после ужина, захватив с собой ученический плащ, зашагал в сторону почти спрятавшегося за горизонтом солнца.

Углубившись в дюны, он выкопал в песке нору, забрался в неё и завернулся в плащ, торопясь использовать последние теплые пару часов, чтобы покрепче заснуть.

Проснулся он от наступившей глубокой тишины. Исчез даже шум прибоя. Боясь пошевелиться, Филь открыл глаза, ожидая увидеть над собой склонившуюся к нему какую-нибудь зверюгу, но увидел только серое предрассветное небо. И всё же ему было так страшно, что ужас сковал его тело.

Тут рядом с ним что-то хрипло мяукнуло, и в лицо ему дунуло горячим, колким от песка ветром. Свихнувшейся юкой Филь вскочил на ноги. Он закрутился на месте, выискивая врага, приготовившись дорого отдать свою жизнь. Зверей он не обнаружил, но увидел тело юноши в черных штанах и камзоле, катящееся кубарем по песку. От его одежды вверх поднимался дым.

Филь сорвал с себя плащ и бросился к юноше, сбивая с него язычки пламени. Размахивая руками, тот что-то кричал на языке, в котором Филь разобрал пару знакомых ему французских слов, кажется, ругаясь.

Не желая попадать под бешено мелькающие кулаки, Филь бросил плащ и, поймав момент, изо всех сил заехал драчуну сандалией по заднице, послав его рыбкой в море. Но тот и там продолжал остервенело драться с воображаемым противником, пока не глотнул как следует воды.

Закашлявшись, драчун погрузился в воду и появился вновь, уже успокоившись. Он повел коротко стриженой головой и потрясенно открыл рот при виде Хальмстема. Потом повернулся к Филю и, казалось, удивился еще больше.

Под одним из его выразительных серых глаз красовался здоровенный синяк. Другой глаз вдруг съехал к переносице, и у Филя чуть не подогнулись колени.

— Эша, — прошептал он. — ЭША?!

Он бросился вперед, раздвигая волны, и сжал её в объятиях, потом схватил за плечи, не понимая, как она здесь очутилась и сомневаясь, что это она.

Эша сбивчиво пробормотала, шаря глазами по его лицу, как она одна умела это делать:

— З-заклинаю тебя, н-никогда не крути любовь с чистокровным сердаром… Твои д-дети будут всю жизнь несчастны!

Теперь Филь точно знал, что перед ним Эша. К чему она это сказала, для чего, он ничегошеньки не понял. А она выбрала не самый лучший момент, чтобы закатить глаза и обвиснуть в его руках.

Пыхтя, Филь вытащил её из воды и уложил на песок. Бодрящий утренний ветерок вынудил его думать, как им добраться до замка, чтобы побыстрей переодеться. Не придумав ничего другого, Филь влез в свой плащ и вскинул Эшу на руки.

От неё шел крепкий запах залитого водой костра, но ожогов на лице не было. Нести её, казалось, будет не тяжело: она была всё такая же тощая и разве что неожиданно мягкая в некоторых местах. Но семнадцатилетняя Эша весила никак не меньше Филя, и он далеко не ушел. Опустив её на песок, он сел рядом, тяжело отдуваясь. Пока он раздумывал, не сбегать ли ему до замка за помощью, она очнулась.

— Не вовремя я решила вздремнуть, — сказала она, поморгала и скосилась на Филя. — Толком ничего не жрала последнюю неделю, вот и клонит в сон!

Эша, которую Филь знал ранее, не употребляла слов вроде «жрать». Видать, нравы Старого Света оказали на неё свое воздействие. На одежде это тоже сказалось: в какие бы странные наряды она ни рядилась, они всегда были целые и чистые. А её сегодняшний костюм выглядел так, словно его первый владелец родился еще в прошлом веке, заношенный и заштопанный во многих местах. На ногах были дешевой выделки сапоги.

Успев прийти в себя, Филь заторопился, сообразив, что появление такой Эши в Хальмстеме в присутствии Лентолы сулит ему небывалое развлечение. Не всё же ей на него спускать собак, пусть попробует сразиться со своей единоутробной сестрой! Только у Филя были сомнения, что Эшу удастся заманить в замок.

— Правильно, — сказал он поднимаясь, — пошли-ка, поедим! Завтрак сразу после рассвета, мы как раз успеем. Слушай, а откуда ты вывалилась и почему на тебе всё горело? Угодила всё ж таки на костер, да? И где ты была весь этот год? Твоя мать недавно снарядила за тобой поисковую партию и я думаю, что твой отец в ней.

Она вскочила следом и, стряхнув с головы песок, одернула на себе ветхий, побуревший от жара камзол. За то время, что они не виделись, Эша стала на голову выше Филя и еще больше похорошела, невзирая на сумасшедшую прическу. Но к её измывательствам над своими волосами он привык еще со времен первого Хальмстема. Новым явилось то, что в этой Эше внутри чувствовалась сжатая пружина, чего не было в той.

— А ты всё такой же, — хмыкнула она. — Ни слова приветствия, даже короткого «здрасте», и сразу к делу!

— А с чего мне меняться? — сказал Филь, который начал основательно замерзать. — Я не шатался неизвестно где целый год. Я на твои поиски отдал 12 империалов, весь свой наличный и оборотный капитал, поэтому рассказывай!

Он шагнул к замку, ожидающе обернувшись, но Эша не торопилась, задумчиво глядя себе за спину. Решив, видимо, что выбора у неё нет, она наконец присоединилась к нему.

— Прежде всего, — бросила она с вызовом, — коли ты оплатил прогулку моего папочки по Старому Свету, то сам и виноват. Я не просила себя искать. Во-вторых, я много где побывала за год, но тебе это будет неинтересно. В-третьих, я угодила не на костер, которым ты не устаешь меня пугать, а в пустой коровник одной французской деревни. А что ты сам тут делаешь в такое время дня?

— Это тебе будет неинтересно, — не преминул отплатить Филь. — Эша, а кто тебя загнал в коровник, монахи?

Она скривилась, словно воспоминания о монахах ей досаждали.

— Хуже, крестьяне! Вызнали, что я женщина, и подпалили коровник, где я спряталась. Я им еще покажу, когда вернусь! — Эша принялась шарить по камзолу и, только обнаружив в зашнурованном кармане невредимую раковину, успокоилась. — Думаю, я прошла сюда через Врата, но не помню, чтобы доставала раковину. Я была так потрясена предательством своего спутника, что ничего не соображала, пока на мне не занялась одежда.

— Действительно, как тут убережешься, — ухмыляясь, проворчал Филь. — Я говорил, что если хочешь носить мужскую одежду в Старом Свете, носи тогда сразу и дрова!

Эша не рассердилась против обыкновения на его намек, что не миновать ей в Старом Свете костра. Вместо этого она сказала, сопровождая свои слова многозначительным взглядом:

— Филь, женская душа изначально находится в лапах чертей. Ты где-нибудь читал про то, что дьявол пытается купить женскую душу? Нет, потому что с его стороны это было бы бессмысленное действие — мы бы рады отдать, да нечего. И по ту сторону Границы это всем известно. Так что я ношу мужскую одежду из соображений безопасности, в юбках там немного сделаешь.

Над горизонтом показалось долгожданное солнышко. Филь перестал трястись и пошел веселей.

— Ага, — сказал он, — но что ты там всё-таки делала и зачем ты собралась возвращаться?

— Я хочу поднять восстание, — ответила Эша, — мне отвратительны их дворяне. Ничего ровным счетом не делают, только насильничают и выбивают оброки с крестьян с помощью плетей и пыток. Хочу на примере показать, что нет причин бояться дворянства и что его можно победить даже вилами с топорами.

Филь перепугался: до сегодняшнего дня он думать не смел, что Эша замахнется на подобное.

— Тебя же повесят на первой осине!

— А я тогда прокричу им такое пророчество, которое переживет меня и обязательно сбудется, — сказала она беззаботно.

Судя по её довольному виду, она всё продумала, и отговаривать её было — только зря сотрясать воздух. Но если она тешила себя мыслью, что ей долго удастся обманывать крестьян, Филь обязан был открыть ей глаза и тем самым продлить её дни.