Предел. Дети палача (СИ)

А еще позади где-то шел ее брат ставший чудовищем. От этой мысли по спине девочки пробежал холодок. Если бы Мархат не настоял на возвращении в столицу, сейчас уже все было бы кончено. Вот только для кого? Темной Искры? А можно ли ее вообще уничтожить? Невея задавала себе вопросы, но ответы не находила.

Отряд проехал через мост. Стражники у ворот приветствовали вернувшихся из похода солдат, но в этом приветствии не было радости, ведь они видели насколько поредел отряд Мархата.

Пока ехали к казармам, Невея обратила внимание, что на улицах почти нет людей, а ведь она помнила, насколько суетливый город был раньше. Один раз на пути встретился патруль, и Невея опустила голову. Конечно, теперь вряд ли кто-то узнал бы в ней изгнанную из столицы дочь палача, но она решила не рисковать.

Севере никогда не нравился этот город. Она и раньше часто бывала в Алтавире, но никогда он не казался ей таким недружелюбным и унылым. И дело не в том, что вся страна теперь увядала, нет; едва отряд вошел в городские ворота, дарния ощутила, что на нее что-то давит, как будто воздух здесь был плотнее и удушливее. Она в который раз усомнилась, что возвращение в столицу было правильным решением.

А когда они вышли на главную площадь, это сомнение только усилилось.

Невея, Севера и Мархат остановились, пораженные увиденным: возле Дома Закона стояло десяток деревянных тумб, из которых торчали колья с насаженными на них человеческими головами.

— О боги! — выдохнула Севера. — Это…

— Чудовищно, — закончил за нее Мархат. — Когда я покидал Алтавир, ничего подобного не было. Казни проходили ежедневно, но чтобы вот так?.. Не каждый враг заслуживает такое.

— Не думаю, что эти несчастные вообще в чем-то виновны, — со злостью сказала Севера.

Мархат спорить не стал. С некоторых пор он и сам сомневался в вине тех, кого отправляли на казнь в последнее время.

Неподалеку от забросанного мусором фонтана два грязных пса дрались из-за столь же грязной кости. Посреди площади стоял эшафот с плахой, ставшей черной от пропитавшей ее крови. Невея подумала, что, возможно, этим утром на ней лишился жизни очередной невиновный человек и теперь его голова насажена на кол. А завтра все повторится, и послезавтра. Эта плаха, как алтарь страшного ненасытного божества требующего все больше и больше крови. «Мой отец был палач, — с горечью подумала Невея, — но ведь он не был бездушным безжалостным убийцей. Теперь его кровь часть этой плахи». К горлу подкатил комок. Она вспомнила, как отец, приходил домой и всегда обнимал ее, а вечером рассказывал им с Фарамором истории, которые сам же и сочинил. Ей отчаянно захотелось вернуться в те времена и предостеречь отца и брата о грозившей им опасности. Мысленно она делала это множество раз, представляя, что они по-прежнему живут в их небольшом уютном доме на окраине города. Фарамор учится алхимическому ремеслу и заглядывается на дочку булочника, всякий раз краснея в ее присутствии. Отец, без той грусти в глазах, что была у него в последнее время. Да, Невея всегда замечала и его печаль, и какую-то обреченность. В фантазиях все складывалось хорошо, как в тех историях, что отец рассказывал вечерами, и тем больнее Невее было возвращаться из мира фантазий в страшную реальность.

Из Дома Закона вышли два стражника. Один что-то сказал другому, указав пальцем на отрубленные головы, и оба засмеялись.

«Что может быть смешного в смерти?!» — со злостью подумала Невея, а вслух произнесла:

— Неужели они настолько бездушны?

— Пойдемте, — сказал Мархат. — Некоторые люди не лучше тех тварей, с которыми я сражался.

Они направились к храму Трех Богов, который находился с другой стороны площади. Невея старалась не смотреть на эшафот, но глаза помимо воли косились на плаху, словно в пропитанном кровью чурбаке было какое-то притяжение.

Севера гадала, узнает ли ее верховный жрец Горхал? Ведь несколько лет назад она сопровождала его в священный город. Глава храма запомнился ей как человек наблюдательный, и скоро она убедилась, что память Горхала достойна восхищения…

Он узнал не только Северу, но и Невею.

— Дочка Легиса Тоула? Не думал, что снова тебя увижу. Вас с братом изгнали из Алтавира, — в голосе слышалось сочувствие. — Мне жаль твоего отца, жаль, что все так вышло.

— Вы меня помните? — удивилась Невея.

— Да, девочка, тебя и твоего брата. Вы ведь с отцом часто приходили в храм. Я стар, но память у меня еще хорошая.

Севера подумала, что Горхал почти не изменился. Та же гордая осанка, тот же пристальный, но дружелюбный взгляд. Вот только на худощавом, обрамленном черными с проседью волосами лице стало больше морщин, но это шло жрецу, создавая впечатление благородной мудрости.

Невея, Севера и Мархат сидели в резных креслах за массивным длинным столом. Горхал же стоял возле небольшого окошка, почти заслоняя своей фигурой тусклый свет с улицы. Больше окон в этой комнате, служившей кабинетом жреца, не было, но полыхающий в камине огонь давал достаточно света, чтобы все присутствующие могли видеть лица друг друга.

— Невея здесь по очень важной причине, — сказал Мархат.

Горхал улыбнулся.

— Не сомневаюсь. Признаться, я был удивлен, увидев вашу компанию.

— Понимаете, мессир, Невея может уничтожать нежить и нечисть одним лишь прикосновением. В ней какая-то сила. Если бы не она, я сейчас не разговаривал бы с вами. Все, кто уцелел в моем отряде, обязаны этой девочке жизнью, — командир пристально смотрел в глаза Горхалу, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова.

Верховный жрец долго молчал, обдумывая услышанное. Не спеша он подошел к камину и подкинул в огонь полено, затем вернулся к окну и произнес:

— Противоположность. Это неожиданно и в то же время — логично.

— Я не понимаю, мессир, — растерянно сказал Мархат. Ему показалось, что верховный жрец забылся и начал говорить о чем-то своем, не имеющем отношения к делу.

В отличие от командира Севера все прекрасно поняла, она ведь и сама много размышляла о противостоянии Невеи и Фарамора. Они теперь полные противоположности друг друга, как вода и огонь. И конечно логично, что рано или поздно на каждое проявление зла находится тот, кто пытается это зло пресечь. Из этого вечного противостояния и состоит жизнь.

Не став объяснять Мархату смысл своих слов, Горхал спросил:

— Полагаю, вы знаете, кто носитель Темной Искры?

— Мой брат, — ответила Невея.

— Фарамор? Вот как? — Горхал явно был очень озадачен.

— А откуда вам известно о Темной Искре? — в свою очередь удивилась Севера.

— Откуда? Что ж, полагаю, мне следует вам кое-что рассказать, — глава храма обошел стол и сел в кресло. — Видите ли, — начал он, — нам, жрецам храма стало известно о тайном ордене чернокнижников Алтавира. Темная Искра появилась не просто так, она итог некоторых обрядов и жертвоприношений. Откуда нам все это известно? Хм… верховный совет храма давно знал о существовании ордена, но то, что главы чернокнижников обосновались в столице, мы даже не догадывались. Нам стало об этом известно благодаря случаю, можно сказать, нам повезло, если это слово вообще уместно в сложившейся ситуации. Оказалось, в орден входит много влиятельных людей, включая Дориара Эмунга, ближайшего советника Таракота, единственного человека к которому государь прислушивается. Да-да, представьте себе, проклятые чернокнижники сумели обосноваться в самых верхах власти! — покоящиеся на подлокотниках кресла ладони Горхала сжались в кулаки. Он покачал головой, вздохнул и продолжил: — Некоторые наши жрецы из верховного совета высказывают мнение, что смерть государыни Трейды, дело рук чернокнижников ордена. Доказательств этому, конечно, нет, но в этом предположении есть здравый смысл, согласитесь? Времена сейчас таковы, что храм не имеет теперь тех сил и влияния, какие были раньше, но даже теперь нам многое удалось узнать о деяниях ордена. Носителем Темной Искры должен был стать именно Дориар Эмунг. Почему этого не произошло, нам остается только догадываться… Видимо, Искра оказалась слишком своенравной, обладающей мощной неуправляемой волей. Она сама, совершенно неожиданно для чернокнижников, сделала свой выбор.