Чертова свадьба! или Месть по-ведьмински (СИ)

– Мой, – не стала отпираться Ариадна.

– Тогда твоя очередь объясняться. В этот раз ждать до утра я не буду. Итак, что все это значит?

Бывшая водяница думала быстрее дяди. Она хмыкнула пришедшей мысли и озвучила ответ:

– Мой жених пришел меня спасать.

– Вот как. И от кого же?

– От тебя, тетушка.

– От меня, хорошо… Позволь уточнить, разве ты не оборвала с ним связь, как мы договаривались?

– Оборвала, тетушка, – честно ответствовала младшая ведьма.

– Но он все же пришел.

– Не могу с вами не согласиться, тетушка.

– Ариадна! – не выдержала Лиз. Та же невинно отозвалась:

– Да, тетушка?

– Прекрати этот балаган! Отвечай, что здесь делает твой волк и, главное, почему его клыки угрожают мне?

– Полагаю, мой жених пришел меня спасать, тетя, – повторила девушка, на сей раз, глядя оному жениху прямо в его звериные глаза, – потому что любовь бывает не только наведенная. А угрожают, – это уже сказано в сторону Лиз, – поскольку тебе вскоре предстоит сдаться. И отпустить меня и всех своих пленников. Своих людей можешь не звать: те, что за дверью, уже не отзовутся, а дозорные и их сменщики слишком заняты другим боем. Сдавайся, Элизабет.

– Сдаваться кому, милочка? Тебе? И что ты со мной сделаешь, даже если я опущу руки? Может, арестуешь?

– Я тут ни при чем. Тебя будет судить церковь.

– И где ж ты ее сейчас возьмешь?

– Скоро будет, не волнуйся. А пока отойди от алтаря и дай нам освободить Зою.

Старая ведьма пожевала губу, ее лоб прорезала глубокая, словно каньон, морщина. Она по-человечески вздохнула: ну, что ж теперь делать! – и отступила к стене, не обращая внимания на пристально следящего за ней зверя. Когда же помянутая Зоя, слегка ошалелая и словно пыльным мешком огретая, благополучно скрылась за спиной того же самого юнца, уже вместе с воинственной девицей, Лиз, откровенно ядовито, произнесла:

– Ну, и что теперь?

Пех Громила сегодня злился особо эмоционально.

Во-первых, когда человек не выспался, от него можно и даже нужно с настороженностью ожидать приступов неуместной раздражительности, агрессивности и склонности переиначивать слова собеседника по своему разумению.

Во-вторых, сатисфакции требует уязвленная гордость: эта дура Лита мало того, что не дала, так еще и братьям пожаловалась, мол, пристает к ней Пех, грязно домогается тела девичьего. И ведь верят ей, кобылице, которой причаститься уже половина замковой стражи успела! И намяли бока бедному Пеху, да еще и не только втоптали в грязь его мужское эго, но и профессиональную гордость задели!

В-третьих, его робкие попытки выразить восхищение красотой хозяйкиной племянницы жестоко высмеяли свои же соратники. А ничего, что они сами на нее засматриваются и слюнки глотают, это никто не замечает? А стоило Пеху осторожно поделиться своими наблюдениями, как непризнанного эстета подняли на смех! Придурки безголовые! И это тоже жестоко било по и без того помятому самолюбию.

В-четвертых, в разведку послали, а это значит – весь день в седле, включая приемы пищи, благо, опорожняться верхом не заставляли. Воины терпели, зная крутой нрав командира, а Пех – так и вовсе в тряпочку молчал, был на его счету грешок, когда из-за одного им оброненного слова целый отряд лишился ужина. И невозможность хотя бы вслух высказать свое отношение к этому гадкому, гадкому, несправедливому миру выедала душу, прогрызала внутри черепа дорогу к языку, а это уже в-пятых.

В-шестых, вероятность встретить хоть какого-нибудь завалященького противника мала настолько, что уже и смысла нет точить мечи. Подвалы хозяйки полны, в последнее время столько обламывалось добычи, что на удачу лучше не рассчитывать. Вон, с одних церковников сколько сняли – какова добыча, а? И ничего, что пришлось замараться по уши в крови – кровь смоется, уйдет с проточной речной водой, выльется в ушат кому-нибудь другому, а Пех будет только подсчитывать трофеи. Но надеяться на них сегодня просто глупо.

В-седьмых…

От подсчета неприятностей, растравливания обиды, а, следовательно, и от опрометчивых шагов солдата удержала лишь вибрация сигнального амулета.

Без малого десяток голов, ощутив то же самое, обратились к командиру.

Крэг коснулся колдовской сигнализации, вздохнул.

– Ну что уставились, выродки? – рявкнул он. – Инструкции не знаете? А ну, р-разворот, и ходу до замка! Стряслось что-то у нашей благодетельницы.

И десяток цепных головорезов под предводительством командира резво припустил на помощь хозяйке. В это время Лотар, пославший оный сигнал, лежал на брусчатке охраняемого внутреннего двора и уже не пытался судорожно подобрать и запихнуть обратно вывалившиеся из брюха кишки. А сразивший его церковник с сосредоточенным, застывшим маской лицом, на котором только быстро, мелко шевелились губы, сцепился с другим соперником еще чуть ближе к входу в замок.

Прислуга, наученная горьким и не всегда гуманным опытом, забилась в свои норки и не попадалась ни той, ни другой стороне.

Над замковой башней распахнул крылья старый ворон – надрывно каркал, пророча смерть и горе.

Это было довольно-таки странно: арифметически соотношение десять к одному сулило неизбежную победу большинству, однако тех не отпускало чувство, будто бы все это, включая мнимое преимущество, является частью какого-то грандиозного подвоха. И сейчас ведьма извернется так, что подсчитывать трупы и здравствовать будет она.

– Тебя это не касается, – невежливо брякнула Леся первое, что пришло ей в голову.

– Почему же не касается? – картинно округлив глаза, откликнулась старая ведьма. – Очень даже касается, причем тесно. Я хочу знать, что вы намерены со мной сделать. Может, я смогу предложить более интересный и выгодный вариант. Вот, к примеру, вы, Степан. Вы же не хотите драться, воевать непонятно за что. Вы же видите, что есть другой вариант

Все взоры, кроме звериного, обратились к бледному прорицателю. Тот не спешил ни подтверждать, ни опровергать услышанное. А вкрадчивый голос все рисовал пасторальные картины, в которые так хотелось верить.

– Вы видите, что можете обойтись и без всяких безнравственных, варварских боев. Вы с друзьями просто уйдете в свой мир, забудете все произошедшее с вами как дурной сон и заживете как прежде, и даже еще лучше, поскольку не будете бояться мести из иномирного средневековья.

– Она не оставит вас в покое, – бросила Ариадна, прервав сладкие речи. – Едва кончится действие предыдущего ритуала, едва снова на ее лице появятся морщины, она снова будет искать жертву. И вы по опыту знаете, что перед нею – беззащитны. И она это знает.

– Ну что ты все путаешь, Ариадна? Степан же видит, что им ничего не угрожает в этом будущем. Я их не трону.

– Конечно, не тронешь, Лиззи, – грустно покачал головой Гордан. – Тебе больше не удастся продолжать, как прежде, свою охоту. Все закончится сегодня, здесь.

– Ох, вот уж надоеды. Ты не видишь будущего, дурачок. И ты, племянница, упускаешь из виду, что Степан, в отличие от вас всех, может точно убедиться, что если он сейчас уйдет, ни ему, ни его друзьям, больше не будет ничего угрожать. Правда же, молодой человек?

Степан, на котором уже лица не было, вновь никак не отреагировал.

– Степа, – требовательно крикнула Дарья. – Это правда? Мы можем уйти?

Неразлучная троица: Зоя, Леся и Николка – встревожено, чувствуя, что происходит что-то совсем не то, следили за переговорами старших и боялись встревать, чтобы ничего не напортить. Впрочем, напортить все смогла и одна Дарья.

– Мы не можем упускать этот шанс выйти из игры, – убедительно проговорила она, пихая локтями соратников. Ответами ей были три взгляда: укоризненный Богдана, растерянный гошин и тоскливый – Степана. Николка ждал.

– Вы не можете упустить этот шанс, – эхом повторила Лиз, и ее голос уже не источал патоку, а был серьезен и тверд. – У вас есть своя, нормальная жизнь, в мире, где войны и насилие случаются не с вами, а где-то далеко, с кем-то другим. Вы же хотите вернуться туда. Стоит выйти из подвала, и переход в другой мир будет возможным. Стоит просто открыть дверь и выйти из подвала…