Чертова свадьба! или Месть по-ведьмински (СИ)

Пролог

Она снова приходит, год за годом: неумолимо, методично проникает в каждую клеточку мироздания золотоволосая осень. Сгущает тучи и холодит щеки, бросает в лицо хрустящую палую листву.

Сердце старого бродяги сжимают холодные влажные пальцы; корежат, терзают, мнут, словно повариха, отчаявшаяся придать форму куску теста. И золото листвы, и особое рдяное небо на закате – покрыто серой пылью, которая обесцвечивает, обесценивает драгоценные осенние дни.

Дед Герасим не собирался заходить в поселок, уж не в этот, и точно не сейчас. Но осень, коварная, расчетливая, загнала его под знакомую теплую крышу ледяным дождем. Старик уселся за один из немногих свободных столов в трактире, к нему тотчас подскочила расторопная девка.

– Чего желаете? Горячего или просто пожевать? Пиво, медовуха, портер, есть молодое крепленое вино, вот только-только…

– Похлебку какую, хлеб и портер, – хриплым, простуженным голосом перебил Герасим. – Еще делаете говяжью колбасу?

– Конечно, – расплылась в улыбке служанка. – Хозяйка сама мясо выбирает и за готовкой следит.

– А хозяин что же?

– А хозяин уже лет пять как помер, старый был. Он и болел уже долго, так всем его дочка и заправляла. Она сейчас и хозяйствует. Позвать ее, может?..

Перед глазами мелькнула череда лиц, но кто из них кто, Герасим затруднился определить. Сохранилась ли в памяти трактирщикова дочка или разум выкидывает шутки, подсовывая в воображение несуществующих людей? Порой ему начинало казаться, что вся его прошлая жизнь – эта такая вот шутка, воспоминания о том, чего никогда не было. А он, бродяга, на самом деле лишь вчера покинул отчий дом, пустившись в странствия.

– Нет, не стоит, – покачал головой старик. – Еще пару говяжьих колбасок принеси, и хватит.

Еду девка принесла быстро, и все оказалось столь же вкусно, как и много лет назад, когда Герасим впервые попал в это заведение. Правда, в тот раз платить монетой ему не пришлось, менестрель свой хлеб отрабатывал голосом, теперь же в кошеле звенели монеты, и старик не видел смысла расчехлять лиру. С той осени он делал это лишь по острой необходимости.

Видимо, служанка все-таки растрепала хозяйке о посетителе, который ее отцом интересовался, а та не устояла перед любопытством.

– Добрый вечер. Позволите? – средних лет женщина, хрупкая и миловидная, присела напротив старика, вгляделась в его лицо. Ахнула, узнав. – Это же вы!

– Да, это я, – скучно подтвердил Герасим. Он тоже вспомнил эту женщину, он видел ее. Правда, на пару десятков лет моложе, но большинство людей и с возрастом не теряет характерных черт лица.

– Вы тот самый менестрель…

– Чего вы хотели?

– Я думала, это кто-то из старых партнеров отца, – призналась хозяйка, – он не успел меня представить всем… Но я не могла представить, что увижу вас снова, ведь прошло столько лет! Пятнадцать, или даже больше…

– Восемнадцать.

– Значит, – с затаенной надеждой произнесла женщина, – значит, вы помните? Вы помните меня?

– Да.

– А мою подругу, ее вы помните?

Герасим вздохнул. Пожалуй, именно этого он и боялся.

– Вы ведь пришли вместе с ней тогда, и увели ее! Вы должны ее помнить!

– Я помню.

Хозяйка трактира, подавшись вперед, вцепилась в руку менестреля. Ее глаза нервно блестели.

– Расскажите, как она? Вы знаете, где она сейчас, жива ли? Почему не вернулась домой?

– Я видел ее в последний раз около пяти лет назад. Увы, я не могу в двух словах рассказать, где она живет, но это чудесное место, ей там по душе.

– Но… почему она больше не пишет? С тех пор, как умерла Людмила я не получила ни единой весточки.

– Этот вопрос стоило бы задать ей самой, – покачал головой старик. Ну, в самом деле, откуда бы ему знать?

– Да, конечно, простите… Я просто… это было все так неожиданно, и она ничего не объяснила, а потом исчезла и просто давала о себе знать…

Она еще что-то бормотала, а вокруг пространство сгущалось, уплотнялось, как перед обмороком, но Герасиму это все было знакомо – колдовская сила проявляла себя, выплескивалась через край и вопила: «Вот, сейчас! Сейчас!».

– Что там вообще произошло, вы можете рассказать? – раздался громовой вопрос, заданный женщиной тихо, обреченно. – Хотя бы вкратце? До нас доходили дикие слухи… про ведьм, инквизицию, какие-то ритуалы. Как она вообще туда попала, в этот замок? Что произошло?

Это, определенно, особенная осень.

– Если вкратце, то вы ничего не поймете, – задумчиво молвил Герасим.

– Ну, хоть что-то?..

– Поэтому, – словно и не заметив слов хозяйки, продолжил менестрель, устраиваясь поудобнее, – придется поведать вам все сначала.

И кому нужна эта история больше – Мирославе или ему самому?

Часть первая

Друзья

1. Дева и волк

Осень рассыпала золотые локоны по лесу, устлав землю шелестящим мягким ковром: разноцветные листья реяли в воздухе, предвкушая долгий зимний сон. Усталое солнце из последних сил пытается прогреть твердеющую почву, но тепло его рассеивается в стынущем воздухе.

Прохладные лучики осторожно коснулись золотистых крон, не потревожив хрупких веток, и осветили спокойную гладь глубокого пруда. Он был окружен пологими оврагами со всех сторон, кроме одной, по которой аккуратно спускался к воде белый волк. Благодаря колоссальным размерам он мог запросто поспорить с иным медведем.

Зверь подозрительно принюхался к витающим в воздухе запахам и в пару прыжков достиг середины пруда, где спокойно нырнул. Его судорожный выдох вырвался на поверхность пузырьками, да и те спустя некоторое время исчезли.

Продолжая ежевечерний осмотр, удивленное солнце заглянуло и в самую глушь леса, где на единственной полянке скособочилась пустая охотничья избушка в ожидании любимого хозяина.

Совсем недалеко от неё сквозь вечерние сумерки пробирался к дому молодой лесник, таща на плечах вязанку хвороста. Он ничуть не боялся ночи, да и существа, выползающие из теней с восхождением луны, его отнюдь не пугали. Нет смысла страшиться того, чей запах давно кажется родным и приятным, слегка волнующим, но абсолютно безопасным. Словно подозревать мать, вскормившую тебя с пеленок.

Мужчина, приустав, остановился: сгорбился, как всегда, когда ему приходится стоять без движения, и с непонятной тоской во взоре уставился на обагренные умирающим солнцем небеса. Почти бесцветные светло-серые глаза в лучах светила приобрели красочный, слегка пугающий пунцовый оттенок.

Лесник продолжил свой путь лишь с наступлением сумерек, и мысли его одолевали мрачные.

– Никто не смеет приближаться к нашим границам, – меланхолично изрекла старица. Дура с хвостом, одно слово – баба.

– И что ты мне сделаешь?

Водяница промолчала, многозначительно поводя хвостом. Матово-белая кожа удивительно мерзко контрастировала с серебряным блеском чешуи.

– Вот и я о том же, – рыкнул белый зверь, невольно вздыбив шерсть на загривке. Вода сама по себе в звериной шкуре противна, а тут еще и лунный цикл. Мерзость. Мех топорщился и сглаживаться не желал. – Твоя девочка...

– Я знала, что ты о ней заговоришь, – поспешила заявить о своей проницательности старица. Зверь фыркнул. – Она долго ждала, и скоро придет ее время.

– О времени я и пришел поговорить. Ей придется потерпеть, еще хотя бы год. Доведи это до ее сведения.

От удивления водяница выпучила глаза, а полные, влажно блестящие губы вытянулись трубочкой. Потом поежилась.

– Знаешь, я боюсь ее больше, чем тебя. Много больше, – признание далось ей нелегко, но уж лучше так, чем ожидать жестокой мести. – Она сумасшедшая...

– Еще год, я прошу тебя. Твоей власти хватит, чтобы смирить ее, а в будущем я обещаю тебе защиту.

Старица пожевала нижнюю губу, пригладила стайки чешуек на ключицах. Зверь терпеливо ждал.

– Я выполню твою просьбу. Но не за просто так.