Страждущий веры (СИ)

Девушка?! Что она делала ночью так далеко от города? Я прищурилась и ощутила её слабенькую, прикрытую дымчатой пеленой, ауру.

«Вейас, это демон!» — мысленно позвала я и выхватила меч.

Незнакомка застыла, словно не верила, что я осмелюсь ударить. Тем лучше. Я замахнулась, но как только мелодичный голос зазвучал вновь, рука предательски дрогнула:

— Я Эйтайни, дочь Ниама Мудрого, короля туатов, — незнакомка поклонилась в пояс. — Благодарю за спасение, господа Сумеречники. У нас с вами мир.

«Убери меч», — строго приказал Вей.

Я поморщилась, но подчинилась. Слышала что-то про этих туатов, да и не похоже, чтобы она врала.

— Давайте найдём безопасное место для ночлега и разведём костёр, а потом уже будем разбираться, что к чему, — скомандовал брат и потянул за собой взмыленных лошадей.

Мы с Эйтайни побрели следом. Я украдкой бросала на неё любопытные взгляды, она отвечала тем же, а потом мы обе отворачивались и делали вид, что ничего не заметили. Туата была невысокой, ниже меня на полголовы, в плаще с длинным капюшоном, надвинутым на самое лицо.

Огороженная густым ельником поляна нашлась довольно скоро — и от ветра защита, и ненниры вряд ли попрут на деревья. Я собрала хворост, Вейас притащил несколько сухих сосёнок и порубил на дрова. Эйтайни распалила костёр одним взмахом руки, пока мы сооружали навес из еловых лап. Втроём расселись по брёвнам, приваленным у кострища. Я грела руки у огня, Вейас коптил насаженный на прут кусок хлеба. Любил поджаренное до горелой корочки. Эйтайни разглядывала нас и чего-то ждала.

— Не хотите угоститься? — Вейас протянул ей свёрток с хлебом, солониной и луком.

Туата соизволила снять капюшон, и мы разглядели её получше. Длинные тёмные волосы струились по плечам и прятались под плащом. Оттенок немного раскосых глаз в свете костра разобрать не получилось, зато пламя удачно подчеркнуло черты лица, мелкие, словно выточенные из камня искусным скульптором, тонкие изогнутые брови, аккуратный маленький нос, резко очерченный чувственный рот. Завораживающе красива, но не людской красотой.

— Я не ем человеческую пищу, — Эйтайни тряхнула выбившимися из-под плаща кудрями и улыбнулась, извиняясь: — Туаты едят только вересковый мёд, молоко и мясо наших чудесных коз и овец. И корни некоторых растений.

Я тихо хмыкнула. Конечно, куда нашей грубой пище до верескового мёда. Наверное, потому она такая приторная, что аж скулы сводит. Вейас вон как на неё заглядывается, даже хлеб спалил. Теперь там точно есть нечего, кроме углей.

— Как же быть? Ваши сородичи вряд ли простят нам, если вы останетесь голодной, — брат буквально источал елей.

Пускай сама коренья копает! В потёмках в мёрзлой земле. Так уж и быть, палку я ей для этого одолжу.

— Проводите меня в наш подземный дворец, — Эйтайни оценивающе прищурилась на меня, а потом просительно посмотрела на Вейаса. — Он недалеко, под грядой холмов за вашим поселением.

— Урсалией?

Эйтайни кивнула и положила руку Вейасу на колено. Я чуть не поперхнулась. Раздражение выплеснулось наружу:

— А как дочь короля оказалась одна ночью в дне пути от дворца?

Она будто специально подстроила, чтобы мы её спасли.

— Наследная принцесса, — Эйтайни попыталась взять меня за руку, но я отшатнулась. Она поняла свой промах и отодвинулась. — Я поругалась с отцом. Он приводил ко мне женихов, один другого нелепее. Я всем отказывала. Тогда отец рассвирепел и сказал, что если я не найду себе мужа до конца дня, то должна буду убраться с его глаз долгой. Вот я и ушла. Хотя, наверное, была неправа, раз едва не угодила под копыта ненниров в самом начале пути. Нужно вернуться и попросить прощения.

Я обняла руками колени и задумалась. Если бы я сдалась после первой трудности, то никогда сюда не добралась бы. Вернулась бы в Ильзар, вышла замуж за Йордена и умирала бы со скуки в его родовом замке в степях, опасаясь лишь смертельной порции яда на завтрак. Действует быстро и не оставляет следов. Нет уж, надо идти вперёд, как бы там ни было. Хотя иногда мне казалось, что, смирись я со своей участью, всем стало бы лучше.

— Почему молчишь? Где хоть капля сочувствия? — туата с вызовом смотрела мне в глаза. — Ты же должна понимать меня, как никто другой.

— Как ты догадалась? — спросила я упавшим голосом.

Она слишком хитрая, она заведёт нас в погибель.

— От тебя пахнет не как от мужчины, ты двигаешься и разговариваешь не как мужчина. Ты насторожилась, а мужчина попал бы под мои чары и успокоился, как твой брат.

Я снова потянулась за мечом, но Вейас упреждающе положил руку мне на плечо:

«Если мы причиним ей вред, то нарушим перемирие, которого орден добился с таким трудом».

Когда это он стал печься о делах ордена?

— Мы проводим вас, принцесса, это такая честь, — Вейас учтиво облобызал подставленную ручку.

Меня вот-вот стошнит!

— На мою сестру не обижайтесь. Она робеет в присутствии монарших особ, к тому же вы так легко разгадали её тайну.

Я не робею! Нет, бывает, конечно, но не перед вшивой демоницей!

Эйтайни одарила меня снисходительной улыбкой, от которой захотелось взвыть и залезть на дерево. Я принялась ворошить дрова в костре, чтобы разжечь опавшее пламя посильнее. Брат перешёптывался с Эйтайни, они о чём-то хихикали, а я чувствовала себя изолированной от них и от всего мира. Никогда так остро не ощущала своё одиночество.

— Что за тайну ты хотел мне открыть? До того как напали ненниры, — напомнила я о себе.

— Сейчас не место и не время, — вымучено ответил брат. — К тому же мы не одни.

— Мы могли бы отойти за деревья.

— Поздно уже. О таких вещах надо на свежую голову разговаривать, — брат смотрел куда угодно, только не на меня. Момент упущен. Жаль. — Ложись-ка лучше спать: завтра предстоит долгий переход.

Хочет избавиться от меня, чтобы продолжить миловаться с туатой? Что ж, не стану облегчать им жизнь.

Я упрямо ворошила головешки, подкидывала хворост и даже пару дровишек нашла.

Вспомнились отец и нянюшка. Дома, когда Вейас меня бросал, я всегда могла выплакаться у них. А здесь нет никого, кто бы встал на мою сторону. Именно поэтому хотелось вернуться, а не из-за опасностей и тягот долгого пути. Я бы всё вынесла, если бы рядом был кто-то близкий.

— Тебе стоит прилечь, — я вздрогнула, когда рука туаты опустилась мне на плечо. — Ты выглядишь измождённой.

Кожу на висках защекотало от мягкого прикосновения. Голова отяжелела. Я будто с высоты ухнула в тёмную бездну.

Лайсве осела на землю и погрузилась в колдовской сон. Вейас поднял сестру на руки.

— Не бойся, она не проснётся до утра, — Эйтайни заговорщически подмигнула.

Он отнёс Лайсве под навес и уложил на постель из еловых лапок, застеленную потрёпанным одеялом с десятком латок. Лайсве так тщательно за всем следила, даже когда в этом не было необходимости. Вейас подложил ей под голову сумку и укутал в дорожный плащ. В темноте едва удавалось различить черты её безмятежного лица. Такая нежная, чистая, она бы не поняла его чувств, испугалась, осудила. Он и сам себя осуждал. Это так больно — быть рядом и не мочь прикоснуться, высказать, что на сердце. Оттого Вейас и волочился за каждой встречной юбкой, но после плотских утех тоска только усиливалась, мучила нестерпимо. Проклятье близнецов — кажется, так оно называлось. Согрешившие любовники в следующей жизни рождались близнецами, чтобы томиться от невозможных чувств. Вейас не верил в глупые предрассудки, да и вряд ли Лайсве даже в прошлой жизни могла сотворить что-то плохое, а вот он был никчёмным с самого рождения. Нет, он не потревожит её покой, не замарает о свои нечестивые помыслы. Надо как-то себя унять.

С трудом вырвавшись из пленительного созерцания, Вейас поцеловал сестру в лоб и вернулся к костру. Эйтайни уже заняла место Лайсве и так же, как сестра до этого, грела руки над пламенем.

— Ты можешь меня вылечить?

Туата перевела на него по-кошачьи прищуренный взгляд.