Страждущий веры (СИ)

Духи наблюдали за нами. Страх разошёлся между ними зыбким дымком. Все до единого пустились в пляс: смеялись, прыгали через костры, подбрасывали друг друга в небо. Словно ликовали. Что их воодушевило?

Мы остановились отдышаться. Я села прямо на мостовую, зверь опустился рядом на все четыре лапы. Я заглянула в его умные глаза, провела ладонью по косматой морде и жёстким длинным усам.

— Я скучала. — Зверь согласно рыкнул. Противоречивые чувства так сильно переполняли меня, что я залепетала, как в детстве: — Я много всего увидела… Мир такой большой, в нём столько горя и страданий, и кажется, что ничего не имеет смысла: любовь и женитьба, рождение и смерть, борьба и милосердие — всё пустое без тебя. Я встретила одну девочку, единоверку. Они не верят в вас, — я указала на толпу духов. — Они верят во что-то странное, своё, я не до конца поняла, но девочка сказала, что их бога на самом деле нет. Ей очень хотелось, чтобы ты стал и их богом. Ты бы смог?

Зверь потупился. Шерсть потускнела, опало пламя костров. Я сказала что-то не то? Духи надвинулись на зверя стеной, как на меня надвинулась толпа людей по указке ряженого.

Духи тоже чего-то хотят от зверя?

Он оскалился и сбил подобравшегося слишком близко духа лапой, как назойливую муху. Остальные поспешили унести ноги, боясь даже смотреть, как зверь ковыляет прочь, низко опустив голову, а волочащаяся по земле кисточка хвоста чертит посреди пыли ровную полосу.

— Погоди! — я поднялась и побежала следом. — Я не хотела тебя обидеть. Не бросай меня!

Он не обернулся. В голове мелькнула картина: тёмный провал в горе с заснеженной вершиной, а за ней облепивший прибрежную долину городок и похожее на панцирь исполинской черепахи плато, упирающееся в бескрайнюю ледяную пустыню.

— Лайсве! — позвал брат.

Я распахнула глаза. Темнота рябила круговертью радужных пятен, гомон толпы отдавался в ушах болезненным звоном. Хотелось попросить воздуха, воды, но вышел лишь всхлип.

— Вы клялись, что с ней всё будет в порядке! — крикнул Вейас.

— Я был уверен! Такого никогда не случалось, — запинался Майлз. Его голос тоже звучал совсем рядом. — Простите, я мигом её вылечу.

С глаз спала мутная пелена, и в отблесках костров я разглядела нависшего надо мной брата. Его черты заострились и вытянулись от тревоги. Я хотела коснуться его, но тело ослабло, а суставы ломило от малейшего движения.

— Лежи, — лицо Вейаса смягчилось. — У тебя был припадок, как у этих, — он кивнул на толпившихся вокруг ряженых.

Майлз сидел рядом на корточках и проверял мой пульс. Хмурился и нервно кусал губы.

— Я снова не смог тебя защитить, — брат гладил меня по волосам и целовал в горевшие щёки.

— Ничего страшного, — после долгих усилий удалось прохрипеть мне.

Это лишь очередной обморок. Всё уже проходит. Слабость отступает, оставляя ноющую пустоту. Вот уже и пошевелиться могу. Я протянула руку брату и переплела с ним пальцы.

— Я знаю, какой путь в Урсалию выбрать, — голос сипел, ломался, но мало-помалу излечивался и он. — Через пещеру.

— А как же сырость и летучие мыши? — насторожился Вей.

— Видали и хуже: варги, Петрас, амфисбена.

— Действительно, — рассмеялся брат и обнял меня.

Следующие день и ночь мы отсыпались в доме Майлза. Целитель отпаивал меня лечебными отварами и справлялся о здоровье, хотя от слабости не осталось и следа. В конце концов я его убедила, и на рассвете второго дня мы выехали к пещере.

После происшествия на празднике я чувствовала себя по-другому: очистившейся не только телесно, но и духовно. Стало легко и весело. Я почему-то знала, что мы одолеем этот путь — огненный зверь не мог завести нас в ловушку и бросить, пускай я даже обидела его глупой просьбой.

Солнце лениво выкатывалось из-за оставленных по левую руку Тролльих гор. Впереди от одного берега до другого раскинулся Спасительный хребет. Подножье густо поросло таёжным хвойником, мертвенно-серым и тихим в преддверии зимы. Вершины венчали ослепительные снежные шапки. Далеко на востоке едва заметным понижением обозначился Перевал висельников. А здесь, гораздо ближе к западному побережью, между разлапистыми елями пряталась та самая колдовская пещера.

Мы проехали по маленькой роще, кое-где покрытой проплешинами инистых разводов — видно, ночью в предгорье были первые заморозки, слишком слабые, чтобы удержаться под натиском пробуждающегося солнца. Безветрие навевало сонные мысли, лошади шагали разморено, то и дело спотыкаясь на разбросанных повсюду камнях. Впереди чёрной глазницей замаячил вход.

Мы спешились, перекусили, запалили факелы и, взяв лошадей под уздцы, тронулись в путь.

— Гляди, действительно надпись, — я замерла на пороге.

Будто рукотворный арочный проход возвышался в два человеческих роста. Наверху были высечены знаки: тонкие клиновидные палочки, то скрещивающиеся, прямо и под наклоном, то, наоборот, идущие параллельно.

— Доманушская письменность, из нерасшифрованных, — задумчиво пробормотал Вейас. Взгляд сделался необыкновенно сосредоточенным.

— Ох! Неужели тебя заинтересовало что-то, кроме селянок и бюргерш? — пошутила я, но брат остался убийственно серьёзным. Даже смутился отчего-то. Пожал плечами.

— По ошибке позаимствовал у отца трактат о новейших исследованиях Круга книжников...

— Помню-помню, ты ещё у Петраса что-то про лабораторных химер говорил, — я не смогла вовремя остановиться, хотя прекрасно видела, что Вея вот-вот замкнёт.

— Да без разницы. Пустое всё, — отмахнулся он и зашагал в темноту вместе со своей лошадью.

Почему брат пытается казаться хуже, чем есть на самом деле? Вначале перед отцом, а теперь вот передо мной… Раздумывать об этом времени не было. Пришлось быстрее тянуть свою лошадь следом, чтобы не отстать.

Сырость пробирала до самых костей — даже поясница заныла под ворохом шерстяных одежд. Ноги стыли в отороченных мехом сапогах. Сверху капала вода, по пещерным залам эхом разносился её стук. На стенах будто застыли потеки плавленого воска, с потолка свисали каменные сосульки, из пола росли их зеркальные отражения. Кое-где они встречались, образуя колонны с грибными шляпами вместо капителей. Говорят, в пещерах красиво играет свет, отражаясь от подземных озёр и вкрапленных в скалу кристаллов, но здесь был один серый камень. Длинный широкий коридор с едва различимым в вышине сводом петлял и кружил, словно исполинский змей, кольцами извиваясь под горами. Мы всё брели и брели по его чреву. От однообразной дороги слипались глаза и усталость настигала намного быстрее, чем если бы мы шли снаружи.

Я замерла у чаши с зеленоватой водой, разглядывая на ней салатовые пятнышки от падающего света.

— Давай передохнём, поспим часок, а то ноги совсем не идут.

Бульк! — в чашу упала капля с нависших над ней сосулек. Бульк! — ещё одна, оставляя за собой всё растущие и растущие круги.

— Не стоит, — Вейас поднял факел и указал вверх.

Между стволами сосулек вниз головами висела стая летучих мышей, укутанных в кожистые крылья. Брат опустил факел, боясь их потревожить.

— Тогда хоть поедим, — предложила я, наблюдая за капающей водой. Не удержалась и потрогала салатовое пятнышко. От моего пальца тоже пошли круги.

Вейас достал из седельной сумки два куска солонины, завёрнутых в овсяные лепёшки. Есть на самом деле не хотелось, но один кусок пришлось взять, чтобы не слушать нотации. Брат уселся, подперев собой стену, и принялся сосредоточенно жевать, пока я в задумчивости щипала лепёшку и разбрасывала крошки вокруг себя.

— Чего не ешь? — хмуро спросил Вей, расправившись со своей долей. — Выкладывай уже, что тебя гложет.

— Помнишь, в истории говорилось, что здесь нам должен открыться лик Истины? Мы идём уже так долго, и ничего не происходит. Всё слишком легко.

— Так и замечательно, что никого здесь нет, кроме поганых летучих грызунов. Перестань уже верить в эти россказни, как сопливое дитё!

Я обиженно засопела, принялась давиться лепёшкой и заглотила побольше воды из фляги. От солонины жажда мучила дико.