Ненависть

Девушка молча поставила бутылку на стол.

«А потом отрежешь косу».

— Еще чего-то изволите? — потупившись, чуть слышно спросила она.

«А потом отрежешь косу».

— Пошла вон! — вскочив, закричала Диз, — Вали отсюда, дура!

Девушка исчезла без единого звука. Мужчина за соседним столом снова подозрительно покосился на Диз, богато одетая пара, сидящая невдалеке, прервала разговор и удивленно обернулась, даже шумная компания в другом конце зала на миг недоуменно умолкла. А потом все вернулись к своим делам, тут же забыв об этой странной вспыльчивой женщине.

Эта странная вспыльчивая схватила только что принесенную бутылку и судорожно плеснула вина в стакан. Эту странную женщину снова трясло. Потому что три года назад, в том «тогда», которое было «сейчас», девочка в синей тунике ничего подобного не говорила. А если бы сказала… возможно, всё было бы иначе.

«Нет! — зло подумала Диз. — Нет! Это не имеет никакого значения! Что за чушь… Отрезать косу?! Что за бред она несет?!»

Но спросить уже было не у кого. Стул справа от Диз снова пустовал.

«И тогда я получу от него все, что хочу».

«А потом отрежешь косу».

— Я никогда ее не отрежу, — вполголоса сказал Диз и залпом осушила стакан.

Потом она встала и пошла к себе. Она была полна решимости сделать всё так, как надо. На этот раз.

И всё было так, как тогда. Только она слышала его мысли. Такая мелочь — слышала его мысли. Что это меняло? Да ничего. Она все равно не поверила ему.

Когда он стал говорить ей… не ей, но всё равно ей — о ее родных, о себе, и о ней тоже, она не поверила ему. А потом…

— Ты всё отдала… всё ради этой любви… подумать только… ради любви… черт, до чего же ты… всё отдала… для тебя только это имело значение… я не знал, что так бывает…

Ради этой любви.

И тогда она закричала, забыв обо всем на свете, завопила, сдавив голову ладонями, и набросилась на него и принялась кромсать его лицо стилетом — не так, как было тогда, не один-единственный рывок, не одинокая полоса, не сладостное обещание настоящей боли. Она резала его, даже не глядя, словно обезумев, кромсая это ненавистное красивое лицо на куски, превращая его в сплошную кровавую маску. И слышала, как он кричит. Молча. Очень громко.

Ради этой любви!!!

Она ненавидела его в ту минуту сильнее, чем за все одиннадцать лет, сильнее, чем думала, что может ненавидеть. И она резала, пока нож не покрылся кровью по рукоятку и ей в глаза не стали брызгать ошметки мяса. Тогда она остановилась, задыхаясь от ненависти и ужаса, и увидела перед собой его напрягшееся от боли лицо с точно такими же, как у нее, глазами, и одну-единственную струйку крови, текущую по его виску.

Диз посмотрела на окровавленный кинжал в своей руке. Разжала пальцы, позволив ему вывалиться из них. Посмотрела на свои ладони, истекающие кровью Дэмьена, почти черной в полумраке. И снова — на его лицо. Почти невредимое… такое, как в настоящем «тогда».

— Я сам виноват… да, наверное, так… прости меня… прости… но мне, наверное, придется тебя