Три смерти и Даша (СИ)

— Да, мало ли. Неопознанные трупы я сам съезжу, посмотрю.

Лейла охнула и прислонилась к стенке.

— Вот — вот, — резюмировал Серафим: говорю же, сам съезжу. Кстати, тете Розе передайте, по закону заявление можно уже сейчас написать. Но такие заявления принимаются только от родственников. Так, что пусть сама приходит, или отца пришлет.

— Я позвоню ей, — Лейла достала сотовый.

— Пусть приходит немедленно. Выясним, где она пропала и поедем на место.

— Так, зачем выяснять? Я знаю, — сказала Лейла.

— Мы с ней попрощались и отправились по домам, я видела, как она до угла дошла.

— Бюрократия, блин. Без заявления группа туда не поедет. И еще скажи, пусть захватит какую‑нибудь ее вещь. Лучше всего — обувь ношенную или носок нестиранный.

— Зачем?

— Должна же собака взять след. Как она, иначе, узнает, какой из следов ее.

Через некоторое время опергруппа была уже на месте. Кинолог Иванов дал понюхать ботинок своему новому псу Грому, а потом поднес к лицу, и, вроде бы, сам понюхал. Это заметила только Лейла. "Странный он, — подумала она: фетишист что ли? Есть же такие, которые прутся от ношенной обуви."

Гром взял след сразу. Иванов — тоже. Но, дойдя до угла оба его потеряли. Иванов даже прошелся туда — сюда по следу, убеждаясь, что до угла след был. Но, Даша словно бы улетела. Правда, на месте ее предполагаемого взлета лежал ржавый железный прут. И прут этот хранил слабый запах ее волос. И еще — запах пота. Мужского. Мужчина волновался и рука, держащая прут сильно вспотела. Должно быть, он давно поджидал свою жертву, потому, что здесь было много его следов. Он явно топтался на месте. А потом, по всей видимости, взял ее на руки и понес. Вполне могло оказаться, что его никто не видел — Лейла сказала, что гуляли они до пол одиннадцатого, а весной в это время уже темнеет, да и улицы здесь безлюдные.

— Пойдем‑ка, Гром, — позвал Иванов.

— Колян, ты же говорил, что потерял след.

— Нашел, выходит.

Иванов с Громом пошли по следу. Гром недоумевал. Нужного ему следа не было, а кинолог вел себя так, как будто был. Когда они завернули за угол, и опергруппа их больше не видела, Иванов объяснил собаке, какой след нужно взять. Понятливый Гром взял его быстро и они побежали. Новый пес был молодым и сильным, поэтому то, что кинолог бежит быстрее собаки, не так бросалось в глаза.

Вскоре они вернулись.

— Ну, что, Колян? — спросили его.

— Долбанные стоянки, — выругался он.

В соседней комнате звучали два голоса: мужской и женский.

— Зачем ты приволок ее сюда?!

— Думаешь, на улице надо было убить?

— С чего ты взял, что ее вообще нужно убивать?

— Ну…Ты же ее так боишься.

— Конечно, боюсь, от нее всего можно ожидать! А теперь будет еще хуже: сюда нагрянут ее сообщники и перебьют нас!

— Ну, это вряд ли, конечно…

— Ты мне не веришь?

— Почему? Верю, конечно.

— Нет, не веришь! Ничего, увидишь еще, когда они придут.

Кто‑то заглянул в комнату, потом резко захлопнул дверь.

— Еще и к батарее ее привязал! Какая банальность!

— Нет, как будто у меня варианты были! Куда я ее должен был привязать по — твоему?

— Ну, я не знаю, но все‑таки.

Женский голос показался Даше знакомым. Девушка медленно открыла глаза. Деревянный пол в редких чешуйках краски. Старая железная кровать с панцирной сеткой. Книжные полки от пола до потолка.

С тех пор, когда она в последний раз здесь была, многое изменилось. стало чисто, перестало вонять, полки теперь висели аккуратно, но квартира была все равно Ликина. Вот тут Даша и испугалась по — настоящему.

Голова болела, ноги были связаны, а руки привязаны к батарее.

"А смерть ведь говорила, что мне недолго осталось," — подумала она.

"Вон, оно как вышло. Самое поганое, что никакой надежды нет. Что ж, не больно и хотелось. Хотя, умереть от руки сумасшедшего — не лучший вариант, конечно. От этих психов можно ждать всего."

Даша прислонилась головой к стене. Голова болела. Больше всего ей сейчас хотелось подушку. И лечь удобно. И, желательно, под одеялом и дома.

Девушка подтянула колени к груди. Дома она теперь точно никогда больше не побывает, даже мертвая. Закопают где‑нибудь под корнями высокой, старой ели.

Краем глаза Даша заметила какое‑то движение. Дверь бесшумно приоткрылась и так же бесшумно закрылась. Возле двери стояла Смерть. "Ну, вот и все," — подумала Даша.

— Что, уже все? — спросила она.

— Сильно больно будет?

Смерть подошла к ней и села рядом.

— Нет, ты умрешь не сейчас. За умирающими насильственной смертью приходит Он, а не я.

— А ты здесь зачем?

— Поддержать тебя.

— Спасибо. А больно‑то будет?

— Не сильно и не долго.

— И то хорошо.

— Боишься?

— Не особенно. Только жалко умирать. Я бы пожила еще.

— Но ты можешь прожить еще долго. С нами. Ты проживешь столько, сколько никогда бы не прожила здесь.

— Хорошо, конечно, только профессия мне не нравится.

— Подумай. Время еще есть.

Смерть вышла из комнаты. За стеной раздались голоса.

— Ты видел?!

— Что?

— Женщину. Только что вышла из комнаты и прошла по коридору.

— Нет.

— Я же говорила, что скоро явятся ее сообщники. Я слышала, как она с ней говорила!

— Ни с кем она не говорила.

— Нет, говорила, я слышала!

— Ну, хочешь, я пойду, посмотрю?

Дверь на несколько секунд открылась, Даша подняла глаза, но дверь уже захлопнулась.

— Я же говорил, нет там никого, кроме нее, — донеслось с кухни.

"Чего это они так переполошились?" — подумала Даша.

"Ах, да, точно. Смерть же видят только убийцы и душевнобольные, а Лика как раз из числа последних

Интересно, меня уже ищут? Глупый вопрос, конечно. Искать‑то ищут, а вот найдут ли?"

И тут Даша вспомнила — не найдут. Или найдут, когда будет уже поздно.

Я вышла из дома, где держали Дашу. Я думала, что жалость мне не свойственна, но Дашу я именно жалела. К тому, кого видишь больше одного раза, невольно проникаешься симпатией.

На душе было тяжело. С тех самых пор, как появился Он, я не посещала людей, которым предстоит насильственная смерть. Я уже успела забыть, насколько это страшно. Хотя, страшного и в моей практике хватало: больницы, самоубийства.

Но, все‑таки, какое зверство: привязать к батарее и заставлять в страхе ждать. Он что, не мог ее сразу убить?

Никогда не питала к людям особенной любви, но после таких случаев начинаю их просто ненавидеть. Хотя, мне ли удивляться? Я видела и не такое. Никогда не понимала — так боятся меня и Его и делать все, чтобы быстрее с нами встретиться.

Я остановилась. Дашу все‑таки было жалко. Может, помочь ей? Можно, в конце концов найти человека, который меня видит, благо, таких предостаточно. Или самой вывести ее оттуда, ведь для меня не существует закрытых дверей и нет людей, способных мне противится. Но, нельзя. Я всегда прихожу только вовремя.

— Здравствуй, доченька. А сигаретки у тебя не будет? — услышала я знакомый голос.

— Нет, ты же знаешь.

— А хлебушка?

— И хлебушка нет.

— Ты думаешь, я не знаю, кто ты? — без всяких предисловий спросил дядя Витя.

— Ну, и кто же?

— Ты — смерть. С тобой еще мужчина и ангел.

— А я знаю, почему ты нас видишь.

— А, кстати, почем? Я, вот, не знаю. Всегда удивлялся…

— Ты убивал людей?

— Да.

— А отклонения в психике есть?

— Не знаю.

— Значит, потому, что убивал. Все убийцы и сумасшедшие нас видят.

— Слушай, это же сколько людей, получается..?

— Нет так много, на самом деле.

— Но, все‑таки…

— Мы ходим быстро. Чтобы нас увидеть, нужно момент поймать. Да и беседовать снами мало кто догадывается. Хотя, все люди разные. На мне, однажды, даже напали.

— Вот, дурак. Или это баба была?

— Нет, именно дурак.

Дядя Витя схватил меня за руку: "Вот, ты все ходишь, ходишь, а за мной когда придешь?"